Ненужный мальчик

На окне, которое должно быть расположено над дверью гаража, занавески, но стекла также замазаны краской. Шпингалет заделан намертво. Может, они и ждали одного лишь ребенка, но трезво оценивали способности Фабиена Лефевра: ничего не упустили из виду.

Шум спускаемой воды заставляет Мари-Клод обратить внимание на вторую дверь комнаты. Там с довольным видом стоит Фабиен: это вход в ванную комнату, выложенную кафелем с голубой сантехникой – умывальник, душ, унитаз. Приготовлены полотенце, мочалка и мыло.

Фабиен устраивается в кресле, бесцеремонно прихватив две книжки с картинками, лежавшие на столе. Он недовольно морщится.

– Видишь, они и об этом подумали, – замечает Мари-Клод, сев на кровать, – но тебе, кажется, это не нравится…

– «Астерикс» я читал, а «Мики» уже не для моего возраста, – отвечает мальчик с пренебрежением.

Мари-Клод слегка теряется. Она пытается измерить пропасть, отделяющую ее от десятилетнего ребенка, особенно такого. Фабиен ее смущает.

– Что ты читаешь обычно?

– Книги, разумеется, К. М., Н. Ф. особенно.

– Не понимаю.

– Н. Ф. – научная фантастика, ну! К. М. – комиксы научной фантастики. – Он теряет терпение. – Ты что, совсем темная?

Она уже собирается ответить со всей строгостью, но спохватывается. Этот мальчуган под ее защитой. Неизвестно, на какое время. И чем все закончится. Она должна узнать его получше.

– В каком ты классе?

– В сентябре пойду в шестой.

– Тебе нравится в школе? Ты хорошо учишься? Он опять презрительно пожимает плечами.

– Это легко. В этом месяце я опять первый!

– Замечательно! – искренне хвалит она. – Твои родители должны быть довольны.

– Мои родители! – фыркает Фабиен. – Плевать им на это.

Он произносит эти слова тем же тоном, каким спросил ее: «Ты что, совсем темная?» Агрессивность, протест, презрение? – пытается анализировать Мари-Клод.

– У тебя не лучшие отношения с родителями? – Она старается поддержать разговор. – А ведь твой отец хирург. Это что-то значит.

– Кажется, – говорит он равнодушно. – Я не знаю… Он уходит каждое утро в семь часов, потому что операции начинаются рано. Потом до обеда консультирует в больнице. Во второй половине дня принимает частных пациентов. Возвращается вечером, усталый до полусмерти. Играет в шахматы с компьютером. Никогда не разговаривает.

– А твоя мать?

– Моя мать? Она жутко красивая, знаешь. Может, даже красивей тебя, а это о чем-то говорит. Но она встает только к обеду, а вечером занимается любовью…

Мари-Клод с трудом глотает слюну.

– Она… что?

– Ну, что… – произносит он с холодной трезвостью. – Не понимаешь, что ли? У нее есть друзья и подружки. Она в гостях почти каждый день.

– А что говорит об этом твой отец?

– Ему это до лампочки… Он только рычит, когда она слишком поздно возвращается. Но, кроме хирургии и шахмат, моего отца ничего не интересует. Так что, понимаешь, мои занятия…

Он делает красноречивый жест рукой. Взволнованную Мари-Клод охватывает какая-то незнакомая доселе грусть. Она понимает, что похищение – лишь неожиданное развлечение в монотонной жизни Фабиена, для него это куда интереснее, чем возвращение после школы домой. Вдруг она поднимается, подходит к сидящему в кресле Фабиену, становится рядом с ним на колени, гладит его по голове.

– Это ужасно, – шепчет она. – Ты такой красивый, такой милый…

Вначале он реагирует довольно странно: подается назад, как будто молодая женщина хотела его ударить. Но она продолжает гладить его волосы со словами: «Ты такой красивый, такой милый». И он смягчается:

– Ты тоже ничего. В Сен-Блез все так считают. Она удивляется:

– Вы разговариваете обо мне?

– Еще бы… На переменке. С мальчишками. Знаешь, те, которые постарше, хотели бы быть

малышами, чтобы целовать тебя утром. Тебя считают красивой, вот.

Она смеется, стараясь скрыть волнение. Мари-Клод Жанвье, незамужняя молодая женщина, вызывает восхищение у детишек… А у нее мог бы быть ребенок того же возраста, что Фабиен…

Внизу опять хлопает дверь. На лестнице раздаются шаги. Мари-Клод поднимается, поправляет волосы, глядя в зеркало гардероба. Слышно, как в замке поворачивается ключ.

– Я принесла жратву, – объявляет появившееся в дверях существо.

Глава VII

В 11 часов утра пришлось перекрыть движение на улице Верже, заполненной машинами радио и телевидения, осажденной журналистами. Много полицейских: регулировщики, инспектора уголовного розыска, сотрудники комиссара Кро…

В доме №45, в квартире на четвертом этаже, доктор Лефевр, выведенный из себя звонками журналистов и разных неуравновешенных личностей, которые всегда объявляются в подобных случаях, отключил телефон. Арлетта плачет в спальне то ли над судьбой Фабиена, то ли над своей. После поспешного возвращения Винсента Лефевра из больницы у них произошел долгий и бурный разговор. Теперь им, вероятно, нечего сказать друг другу. Доктор заполняет свой вынужденный досуг, ухаживая за Флорой, у которой нервная депрессия.

Ровно в полдень закончились переговоры между тремя телевизионными студиями, с одной стороны, и доктором Лефевром – с другой, которые велись через посредство Видалона, оставленного в квартире комиссаром Кро. Иль-де-Франс записывает интервью, которое будет передано по всем программам. Арлетта Лефевр поспешно наводит красоту, чтобы изобразить все отчаяние и боль истерзанной горем матери и обратиться к похитителям Фабиена с патетическим призывом. Отец значительно сдержаннее, на чувствуется, как он взволнован и напряжен. Призыв заканчивается заверением, что, каковы бы ни были требования бандитов, они будут выполнены, пусть только скорее возвратят Фабиена.

Радио и телевидение неистовствуют. Такое происшествие, случившееся в половине девятого утра, редкая удача: она позволяет электронным средствам информации в выпусках новостей в 13 и 20 часов опередить завтрашние утренние газеты.

Берут интервью у Распиньяка, который характеризует Фабиена как ребенка чрезвычайно одаренного, многообещающего. Преподавателю французского тоже отведена соответствующая роль. Вовсю распространяются насчет Мари-Клод Жанвье, превратившейся в своего рода Жанну д'Арк из полицейской префектуры. Начальство говорит о ней как о полицейском с высокоразвитым чувством профессионального долга. Распиньяк же (опять он) вспоминает, как детишки школы Сен-Блез полюбили ее за те два года, что она несла свою скромную, но необходимую службу.

Вся эта информация обрушивается на затаившую дыхание Францию в тот момент, когда Рауль Фан-жен, отец Арлетты, прибывает из небольшого городка, где он живет, и присоединяется к брату Винсента Лефевра Эдуарду, приехавшему ранее.

– Нет, господин министр, в настоящий момент я не располагаю никакими данными, которые позволили бы мне ориентировать поиски в том или ином направлении. Все, кто, по нашему мнению, мог бы совершить подобное похищение, проверены…

В 16 часов комиссар Кро докладывает ситуацию министру внутренних дел на площади Бово.

– Это по меньшей мере неприятно, – сердится министр. – Раз вы не напали на след, вы вынуждены ждать, когда похитители изложат свои требования… Это очень досадно.

– Ждать нечего, потому что свои требования они уже сообщили доктору Лефевру.

– Ах, так! – недовольно восклицает министр. – Откуда вам это известно?

– Избавлю вас от подробностей, господин министр. Вот основные данные… Двое мужчин, чернокожие или в масках чернокожих, посреди улицы на глазах у всех похищают ребенка. Они подъехали на украденной машине. Об этой краясе нам сообщил советник посольства Руанды в 11 часов. Незадолго до этого полицейский патруль обнаружил автомобиль у ворот Дофин, в нескольких сотнях метров от дома упомянутого дипломата. На улице Монсо среди свидетелей похищения находится соучастник, который сразу же звонит хирургу в больницу, сообщает о происшедшем, называет ему сумму выкупа и условия его передачи. Таким образом, у бандитов в принципе нет больше нужды звонить, и прослушивание телефона Лефевра ничего не дает.