Лирика

11Но на Восток цветущий и пустынныйВлекло певца всесильное пристрастье,В любимый край его воображенья!..Сей мир насильства, лени, сладострастьяОн зрел еще перед его кончиной —Где обнялись в роскошном запустеньеИ жизнь и разрушеньеИ дружески цвели в вечернем светеВершины гор, где жил разбой веселый,Там, за скалой, пирата парус белый,Здесь рог луны, горящий на мечети,И чистые остатки ПарфенонаНа девственном румянце небосклона.12Но ты расторг союз сего творенья,Дух вольности, бессмертная стихия!И бой вспылал Отчаяния с Силой!..Кровь полилась, как воды ключевые,В ночи земля пила их без зазренья,Лишь зарево, как светоч над могилой,Горе над ней светило, —И скоро ли – то провиденье знает —Взойдет заря и бурный мрак развеет!..Но юный день с любовью да светлеетНа месте том, где дух певца витает,Где в сумраке болезненной надеждыСомкнула смерть его земные вежды!..13Певец угас пред жертвенником брани!..Но песнь его нигде не умолкала, —Хоть из груди, истерзанной страстями.Она нередко кровью вытекала,Волшебный жезл не выпадал из длани,Но двигал он лишь адскими властями!..В распре с небесамиВысокая божественность мученьяБыла ему загадкою враждебной —И, упиваясь чашею врачебной,Отравы жаждал он, не исцеленья, —Вперенные в подземный ужас очиОн отвращал от звездной славы ночи!..14Таков он был, могучий, величавый,Восторженный хулитель мирозданья!..Но зависти ль удел его достоин?..Родительским добром существованьяОн приобрел даруемое славой!Но был ли он, сим демоном присвоен,Иль счастлив, иль спокоен?Сиянье звезд, денницы луч веселыйДуши его, где вихри бушевали,Лишь изредка угрюмость провевали.Он стихнул днесь, вулкан перегорелый.И позднее бессмертия светилоС ночных небес глядит в него уныло…<Между 1828 и 1830>

Олегов щит

1«Аллах! пролей на нас твой свет!Краса и сила правоверных!Гроза гяуров лицемерных!Пророк твой – Магомет!..»2«О наша крепость и оплот!Великий Бог! веди нас ныне,Как некогда ты вел в пустынеСвой избранный народ!..»Глухая полночь! Все молчит!Вдруг… из-за туч луна блеснула —И над воротами СтамбулаОлегов озарила щит.<Не позднее первой половины 1829; начало 50-х гг.>* * *

<Из Мандзони>

Высокого предчувствияПорывы и томленье,Души, господства жаждущей,Кипящее стремленьеИ замыслов событиеНесбыточных, как сон, —Все испытал он! – счастие,Победу, заточенье,И все судьбы пристрастие,И все ожесточенье! —Два раза брошен был во прахИ два раза на трон!..Явился: два столетияВ борении жестоком,Его узрев, смирились вдруг,Как пред всесильным роком.Он повелел умолкнуть имИ сел меж них судьей!Исчез – и в ссылке довершилСвой век неимоверный —Предмет безмерной завистиИ жалости безмерной,Предмет вражды неистовой,Преданности слепой!..Как над главою тонущихРастет громадой пеннойСперва игравший ими вал —И берег вожделенныйВотще очам трепещущимКазавший свысока, —Так память над душой его,Скопившись, тяготела!..Как часто высказать себяДуша сия хотела,И, обомлев, на лист начатыйВдруг падала рука!Как часто пред кончиной дня —Дня безотрадной муки, —Потупив молнии очей,Крестом сложивши руки,Стоял он – и минувшееОвладевало им!..Он зрел в уме: подвижныеШатры, равнины боев,Рядов пехоты длинный блеск,Потоки конных строев —Железный мир и дышащийВелением одним!..О, под толиким бременемВ нем сердце истомилосьИ дух упал… Но сильнаяК нему рука спустилась —И к небу, милосердая,Его приподняла!..<Конец 20-х гг.>* * *

<Из «Федры» Расина>

Едва мы вышли из Трезенских врат,Он сел на колесницу, окруженныйСвоею, как он сам, безмолвной стражей.Микенскою дорогой ехал он,Отдав коням в раздумии бразды.Сии живые, пламенные кони,Столь гордые в обычном их пылу,Днесь, с головой поникшей, мрачны, тихи,Казалося, согласовались с ним.Вдруг из морских пучин исшедший крикСмутил кругом воздушное молчанье,И в ту ж минуту страшный некий голосИз-под земли ответствует стенаньем.В груди у всех оледенела кровь,И дыбом стала чутких тварей грива.Но вот, белея над равниной влажной,Подъялся вал, как снежная гора, —Возрос, приближился, о брег расшибсяИ выкинул чудовищного зверя.Чело его ополчено рогами,Хребет покрыт желтистой чешуей.Ужасный вол, неистовый дракон,В бесчисленных изгибах вышел он.Брег, зыблясь, стонет от его рыканья;День, негодуя, светит на него;Земля подвиглась; вал, его извергший,Как бы объятый страхом, хлынул вспять.Все скрылося, ища спасенья в бегстве, —Лишь Ипполит, героя истый сын,Лишь Ипполит, боязни недоступный,Остановил коней, схватил копьеИ, меткою направив сталь рукою,Глубокой язвой зверя поразил.Взревело чудо, боль копья почуя,Беснуясь, пало под ноги конямИ, роя землю, из кровавой пастиИх обдало и смрадом и огнем!Страх обуял коней – они помчались,Не слушаясь ни гласа, ни вожжей, —Напрасно с ними борется возница,Они летят, багря удила пеной:Бог некий, говорят, своим трезубцемИх подстрекал в дымящиеся бедра…Летят по камням, дебрям… ось трещитИ лопнула… Бесстрашный ИпполитС изломанной, разбитой колесницыНа землю пал, опутанный вожжами, —Прости слезам моим!.. сей вид плачевныйБессмертных слез причиной будет мне!Я зрел, увы! как сына твоегоВлекли, в крови, им вскормленные кони!Он кличет их… но их пугает клик —Бегут, летят с истерзанным возницей.За ним вослед стремлюся я со стражей, —Кровь свежая стезю нам указует.На камнях кровь… на терниях колючихКлоки волос кровавые повисли…Наш дикий вопль равнину оглашает!Но наконец неистовых конейСмирился пыл… они остановилисьВблизи тех мест, где прадедов твоихПрах царственный в гробах почиет древних!..Я прибежал, зову… с усильем тяжкимОн, вежды приподняв, мне подал руку:«Всевышних власть мой век во цвете губит.Друг, не оставь Ариции моей!Когда ж настанет день, что мой родитель,Рассеяв мрак ужасной клеветы,В невинности сыновней убедится,О, в утешенье сетующей тени,Да облегчит он узнице своейУдел ее!.. Да возвратит он ей…»При сих словах героя жизнь угасла,И на руках моих, его державших,Остался труп, свирепо искаженный,Как знаменье богов ужасной кары,Не распознаемый и для отцовских глаз!<Конец 20-х гг.>