Страница 15 из 91
— Тому есть три причины. Во — первых, в нашей стране послать рассказ больше просто некуда. Во — вторых, иногда там печатают писателей, которые не хотят идти на компромисс. В — третьих, насколько я знаю, там хорошо платят.
— Но то, что им надо, вы все равно писать не сможете.
— Я это только недавно понял.
— Уж если хотите напечататься, пишите то, что им надо.
— А я не смогу.
— Придется поучиться.
— Это только пекарь принимает заказы на булочки определенной формы, размера и вкуса. А я пишу, как могу, а уж потом смотрю по сторонам: куда б пристроить написанное. Знаете, есть два рода писателей: поставщики продукции и серьезные художники. Первые работают из расчета на рынок, в надежде, что вкусы на рынке не изменятся, а то пришлось бы осваивать новые приемы. Вторые хотят создать собственную аудиторию. Поначалу бывает трудно, ну и потом многим вообще не удается пробиться. Но по крайней мере читатели знают, что таким авторам можно доверять, у них все по — честному. Если политикан хоть раз обманул, чтоб заручиться поддержкой избирателей, в другой раз ему не поверят. Ну а разве можно верить писателю, который врет для того, чтоб выманить у читателей деньги?
— Простые люди об этом не думают. Они знают, что им нравится, а что нет, вот и все. И потом большинство людей предпочитают ложь правде.
— Всем нам порой хочется лжи, — ответил Уилф. — В этом есть своя справедливость: плати и выбирай что хочешь.
— И сдаваться вы не собираетесь? А очерк в «Этюде» хороший. Насколько я понимаю, вы хотите перенести на бумагу жизнь, о которой в литературе писали мало. Лоуренс начинал с того же. Но он писал о своем времени, а вы о нашем.
— Да, да, конечно, — с благодарной интонацией отозвался Уилф. — Для меня назад дороги нет. Я одно решил: отсылать рассказы в журналы только для того, чтоб получить очередной пинок, больше не буду. Есть другие способы.
— Мне остается только пожелать вам удачи.
— Вы умеете слушать, — улыбнулся Уилф, — а это помогает.
Письмо было от Ивлин. Та сходила к миссис Малвени, забрала вещи и теперь писала, что хочет обязательно переслать их Маргарет. Оставила миссис Малвени свой адрес на случай, если для Маргарет придут письма, и вот объявился Флойд. «Пришел сразу вслед за мной к миссис Малвени и выудил у нее мой адрес! Не застал меня дома и в тот же вечер, в субботу, вчера, позвонил. Мол, знает, что мы с тобой близкие подруги, и умоляет меня сообщить ему твое местопребывание. „Я боюсь, она заболела или случилось что‑то ужасное, — сказал он, — уехать так неожиданно, не сказав мне ни слова“. Каждое утро он ждет письма, надеется, что ты ему все объяснишь. Маргарет, может, он обманщик и лжец, но он любит тебя. Надо быть очень хорошим актером, чтобы выразить голосом такое глубокое и искреннее волнение. Я‑то думала, ты все‑таки сообщила ему о том, что ты узнала ужасающую правду, но, судя по всему, ты этого не сделала. И поставила меня в очень неловкое положение. Слава богу, мы говорили по телефону, а не с глазу на глаз. В общем, я собралась с силами и заговорила с ним самым что ни на есть высокомерным тоном.
„По правде говоря, я не вижу никакого смысла в том, чтоб вы разыскивали Маргарет, — вас она сейчас не хочет видеть“. — „Знаете что, — отвечает он, — не говорите загадками, вы мне лучше скажите, где она и что с ней случилось“. — „А я не скажу вам, где она, — говорю я, — но если вы хорошенько подумаете, то, может, и догадаетесь, почему она уехала“. — „Нет, вы мне сами скажите“, — говорит он. „Хорошо, — говорю я, — она уехала, потому что ей надо оправиться после потрясения. Есть кое — какие детали в вашей биографии, которые вы не потрудились ей сообщить“. Должна тебе сказать, это его ошарашило. Наступило молчание, я подумала даже, что нас разъединили, но тут он выговорил очень тихим голосом: „Она все знает?“ — „Да, — говорю я? — знает. Маргарет замечательная девушка (не красней, дорогая, не красней), и она была предана вам всей Душой. Не знаю, стала ли б она заводить с вами роман, если бы знала, что вы женаты, но она никогда не простит вам, что все это время вы обманывали ее“. — „Она очень переживала?“ — спросил он. „Уж, конечно, переживала“, — говорю я. „Но послушайте, мне надо ее увидеть, я хочу поговорить с ней!“ — „На вашем месте я б и не пыталась“.
Тогда он говорит, что все равно тебя разыщет, что несправедливо его осуждать и не дать возможность оправдаться или хотя бы высказаться. Тут я сказала, что раньше надо было говорить, а не втягивать в такую игру, где все шансы против тебя. На этом наш разговор и закончился. Поговорив по телефону, я поняла, что он со своим бархатным американским голосом если до тебя доберется, ты ему снова поверишь и все простишь. Дорогая, не сдавайся! Не беспокойся, твой адрес он у меня клещами не вытащит. Тебе его забыть надо…»
Письмо она прочла, как только удалось остаться на несколько минут одной. Сдерживалась, чтоб не заплакать, потом тщательно поправила косметику на лице и пошла к своему рабочему месту.
Она поступила в довольно крупную фирму по снабжению. Пришла сюда не из‑за зарплаты, поскольку даже для провинции зарплата была довольно‑таки низкая, и не из‑за самой работы, она чувствовала, что через неделю здесь завоешь от скуки, но из того, что подвернулось под руку, это было самое подходящее место: можно, получая кое — какие деньги, приглядеть работу получше. Вместе с ней в комнате сидели еще две машинистки: женщина лет тридцати, незамужняя, с довольно бесцветной наружностью, и махнувшая на себя рукой девушка лет восемнадцати, с толстыми губами. У нее были грубые ноги и руки, а волосы висели как плети. Однообразная и неинтересная работа требовала тем не менее аккуратности и внимания. Вся корреспонденция шла через Бренду, поскольку та была старшей. Одри возилась с бумагами, заваривала чай и бегала с поручениями на склад.
По пути в комнату Маргарет в узком коридоре натолкнулась на молодого человека примерно ее лет. У него были светлые вьющиеся волосы, поверх спортивной рубашки небрежно накинут халат цвета хаки, на шее виднелся клетчатый галстук. Он улыбнулся и оценивающим взглядом с ног до головы изучил ее.
— Привет. Вы новая машинистка?
— Здравствуйте. Да, я новая машинистка.
— А вы намного лучше прежней. Мы их звали «Три ведьмы». Придется менять прозвище.
Он небрежно прислонился к стене и говорил, снисходительно растягивая слова.
— Ну зачем же так напрягаться? — почувствовав раздражение, сказала она. Думаю, у вас на работе есть о чем еще подумать.
Он поднял брови. Маргарет уловила в этом то же позерство, которое сквозило во всей его ленивой манере.
— Ой, ой, ой, — воскликнул он тем же раздражающе фальшивым тоном, — какой характер! Придется сохранить прозвище. Вот, отдайте это Бренде, — сказал он, выпрямившись и протягивая ей кипу бумаг. — Не хочется туда идти. Передайте Бренде, что я ее люблю, ладно? Надеюсь вскоре снова увидеть вас, мадемуазель.
— Чем позднее, тем лучше, мсье, — ответила Маргарет.
— Ну и характер, — засмеялся он.
Когда Маргарет положила бумаги на стол рядом с Брендой, та перестала печатать.
— Кто вам дал?
— Очень самоуверенный и довольно шумный молодой человек. Просил передать, что он вас любит.
Бренда слегка покраснела, было видно, как за очками вспыхнули глаза.
— Болтун.
— А кто это?
— Как он выглядит?
Маргарет уже заметила в натуре Бренды какой‑то своеобразный выверт: никогда не может просто и прямо ответить на самый обыкновенный вопрос.
— А что, в нашей конторе многие шлют вам такие посланья?
Одри, которая в это время ставила чашки на поднос, сдавленно хихикнула:
— Это мистер Стивен.
— Ходит с таким видом, будто он здесь хозяин.
— Ну, когда умрет отец, он им и будет, — сказала Бренда.
— А чего он ходит в халате — знакомится с делами?
— Да, на всех участках — снизу доверху. Он появился недавно. После университета сразу пошел в армию. Он вам сказал еще что‑нибудь?