Страница 2 из 32
— Я сам из земель Керна, — заметил он, когда я восхитился его познаниями. — И вообще моя обязанность знать все домейны. Они и составляют Кархид. Управлять этой землей — значит управлять ее лордами. Но, впрочем, это никому не удавалось сделать. Знаете поговорку: Кархид не нация, а семейная ссора?
Я не знал и заподозрил, что ее сочинил сам Эстравен.
В это время через толпу к нам протиснулся другой член Кяореми — высшей палаты или парламента, возглавляемого Эстравеном. Это был двоюродный брат короля Пеммер Харт рем ир Тайб. Он заговорил очень тихо, хотя держался вызывающе и все время улыбался. Эстравен потел, как лед на солнце, но оставался холодным, как лед, отвечая на шепот Тайба громко и с подчеркнутой вежливостью, которая выставляла собеседника дураком.
Я слушал, глядя, как король заливает цементом стык, но ничего не понял, кроме явной враждебности между Эстравеном и Тайбом. Ко мне это, во всяком случае, не имело отношения, и я просто интересовался поведением людей, которые правят нацией, правят будущим двадцати миллионов других людей. На Экумене власть столь скрытна, что только очень проницательный человек может увидеть ее в действии. Здесь же она проявляется открыто, меняя сам облик и характер знатного человека. Он не может сделать простого жеста или сказать слова, чтобы все не прислушались. Я не доверяю Эстравену, мотивы поведения его для меня не ясны, он мне не нравится, однако я чувствую исходящую от него власть, как теплоту солнца.
Пока я так размышлял, солнце зашло за вновь образовавшиеся облака, и скоро на город, на реку и на толпу обрушился поток дождя. Когда король опускался по сходням, солнечный луч прорвался в последний раз, и белая фигура короля и высокая арка на мгновение ярко осветились на фоне потемневшего неба. Облака сомкнулись, подул холодный ветер, река посерела, деревья закачались. Парад кончился. Полчаса спустя пошел снег.
Когда экипаж короля двинулся по улице порта к дворцу, толпа рассеялась, как груда гальки, перекатываемая медленными волнами. Эстравен повернулся ко мне и сказал:
— Не хотите ли поужинать со мной сегодня вечером, господин Ай?
Я согласился — это больше удивило меня, чем обрадовало. За последние шесть или восемь месяцев Эстравен многое сделал для меня, но я совсем не ожидал такого проявления благосклонности, как приглашение в дом. Харт рем ир Тайб все еще стоял поблизости, и я чувствовал, что он нас подслушивает.
Раздраженный запахом назревающей интриги, я спустился с платформы и затерялся в толпе, съежившись и пригибаясь к земле. Я немного выше среднего гетенианца, но в толпе эта разница более заметна. «Это он, смотрите, это посланник».
Да, таково уж мое дело, но с течением времени все чаще мне хотелось затереться, быть таким же, как и все.
Пройдя несколько кварталов по улице Бревери, я повернул к своему жилищу и неожиданно в поредевшей толпе обнаружил, что рядом со мной идет Тайб.
— Великое событие, — произнес брат короля.
Он улыбнулся мне. Длинные желтые зубы появлялись и исчезали, когда он говорил.
Хотя он был еще не стар, его лицо покрывала сеть морщин.
— Хорошее предзнаменование для успеха нового порта, — согласился я.
— Да, конечно.
Снова вспышка зубов.
— Церемония укладки ключевого камня весьма впечатляет.
— Разумеется. Она восходит к очень древним временам, но, несомненно, лорд Эстравен все это вам уже объяснил.
— Лорд Эстравен весьма любезен.
Я старался говорить просто и прямо, но все, что я говорил, Тайбу казалось имеющим двойное значение.
— О, да, конечно, — сказал он. — Лорд Эстравен известен своей добротой к иноземцам.
Он снова улыбнулся. Каждый его зуб, казалось, приобретал особое значение — тридцать два различных значения.
— Здесь мало иноземцев, таких иноземцев, как я, лорд Тайб. Я очень признателен за доброту.
— Да, конечно! Благодарность — редкое и благородное чувство, воспетое поэтами. Особенно редкое здесь, в Эрхенранге, очевидно, из-за своей непрактичности. Мы живем в жестокий и неблагодарный век. Все совсем не так, как в дни наших предков.
— Не могу судить, но подобные жалобы я слышал и во многих других мирах.
Тайб некоторое время смотрел на меня, как бы в припадке безумия. Потом снова показал свои длинные желтые зубы.
— О да, конечно! Я все время забываю, что вы прибыли с другой планеты. Конечно, вы не можете забывать об этом. Хотя проще и безопаснее, если бы вы забыли об этом, а? Да, конечно! Вот мой экипаж, я с удовольствием подвез бы вас к вашему острову, но вынужден отказаться от этой чести, меня ждут мои обязанности в королевском дворце.
Он взобрался в небольшой черный электрический экипаж, блестя зубами и глазами в сети морщин.
Я пошел домой к своему острову. Снег в его саду растаял, а зимняя дверь в десяти футах над землей убрана осенью до возвращения глубоких снегов.
Кархеш — остров — обычное название для жилых домов, в которых живет большая часть городского населения Кархида. Острова содержат от двадцати до двухсот отдельных комнат, еда совместная, некоторые питаются в гостиницах, другие в общественных коммунах. Иногда все собираются вместе. Издревле здешние жители замыкаются в общины, очаги. Этот обычай теперь приноравливается к городской жизни, теряя свою сплоченность и устойчивость.
У стены здания среди весенней растительности сада в грязи стояла, разговаривая, молодая пара. Правые руки их были сжаты. Они находились в первой фазе кеммера. Большие, мягкие снежинки падали на них, а они стояли босиком в ледяной воде, сжимая руки и глядя друг другу в глаза.
Весна на Зиме.
Я пообедал у себя на острове, а когда колокола на башне Ремни пробили четвертый час, был во дворце. Кархидцы основательно едят четыре раза в день: завтрак, ленч, обед и ужин, не считая многочисленных закусываний между этими основными приемами пищи. На Зиме нет животных и молочных продуктов. Единственные виды высокопротеиновой пищи — это яйца, рыба, орехи и гигантское зерно. Скромная диета для такого сурового климата, и приходится часто подкрепляться. Мне казалось, что я привык есть через каждые несколько минут. Только позже я узнал, что гетенианцы в совершенстве овладели не только умением есть, но и голодать.
Снег продолжал идти, мягкий, весенний снег, гораздо приятнее безжалостного дождя, только что кончившегося. Я прокладывал свой путь к дворцу в спокойных бледных сумерках снегопада, только раз потеряв направление. Дворец Эрхенранга находится во внутреннем городе, в окруженной стенами путанице дворцов, башен, садов, дворов, крытых мостиков, маленьких крепостей и темниц — продукт многовековой паранойи. Над всем этим возвышались огромные, угрюмые, сложенные из красного материала, стены дворца, в котором постоянно жил один обитатель — сам король. Все остальные: слуги, работники, лорды, министры, парламентарии, стражники и прочие — спали в других зданиях — крепостях, домах, казармах внутри стен. Дом Эстравена — знак высокой королевской милости — был дом Красного Угла. Построен он был четыреста лет назад для Хармса, возлюбленного кеммеринга Зарана, чья красота все еще прославлялась и которого похитили, искалечили и отослали назад наемники Фракции Внутренней Земли. Заран умер спустя сорок лет, все эти годы мстя своей несчастной стране, за что его и прозвали Заран Злополучный.
Трагедия столь древняя, что ужас забылся и только легкую меланхолию внушали крашеные стены и тени домов.
Маленький сад при доме был окружен высокими стенами, над прудом склонялись деревья — серемы. В тусклых столбах света, падавших из окна дома, я увидел, как снежные хлопья вместе с нитевидными белыми спорами деревьев мягко падали в темную воду.
Эстравен ждал меня. Он стоял с обнаженной головой и без плаща на холоде и смотрел на бесконечное падение снега в ночи.
Он с достоинством приветствовал меня и ввел в дом. Других гостей не было. Я удивился этому, но мы немедленно прошли к столу, а за едой не говорят о делах, и к тому же мое внимание было отвлечено едой, которая оказалась превосходной. Даже вечные хлебные яблоки были приготовлены так, что я восхитился искусством повара. В мире, где одной из принадлежностей стола является специальное приспособление, которым перемалывают лед, образующийся на блюдах между глотками, горячие напитки ценятся высоко.