Страница 4 из 62
Если справедливо утверждение, что биография человека определяется его поступками, выходящими за рамки обыденности, то биография Жюля Верна начинается с его первого путешествия, предпринятого им в одиннадцатилетнем возрасте.
…Ранним летним утром 1839 года, сложив в маленький парусиновый мешок немного одежды, несколько книг и две пригоршни сухарей — «настоящих морских галет», — одиннадцатилетний Жюль прокрался через спящий дом и кружным путем выбрался на большую дорогу, у харчевни дядюшки Кабидулена уже толпились бородатые рыбаки, матросы в полосатых фуфайках, морские офицеры с золотым шитьем. Несколько часов подряд юный мечтатель, теребя свою фуражку, предлагал свои услуги боцманам и офицерам, шкиперам и командирам. Мальчик был небольшого роста, но коренаст и хорошо знал морской жаргон. Поэтому капитан Кур-Грандмезон, шкипер трехмачтовой шхуны «Корали», нуждавшийся в мальчике для посылок, молча указал трубкой на свой корабль, стоявший невдалеке от берега.
Шхуна снялась с якоря в полдень. К вечеру она должна была быть в Пэмбефе, в устье Луары, чтобы с утренним отливом выйти в открытое море. Она отплывала в Индию…
Исчезновение мальчика было не сразу замечено в большом доме в Шантеней: его привычка проводить летние дни в бесконечных исследованиях окрестностей была хорошо известна, и только тогда, когда он не явился к двенадцатичасовому завтраку, мать стала беспокоиться.
Воспоминание об утопленниках, вытащенных рыбацким неводом три года назад, с каждым часом становилось в ее памяти все более ярким. Она представляла также обрывистые, кремнистые стены старой каменоломни, перебирала в уме несчастные случаи на охоте, в то время как все домашние занимались розысками. Неожиданно кто-то из соседей указал на след беглеца: его видели в харчевне «Человек, приносящий три несчастья», а затем в обществе двух юнг «Корали» отплывающим в шлюпке на шхуну. Более подробное расследование подтвердило это сообщение и принесло известие, что корабль капитана Кур-Грандмезона снялся с якоря в полдень и в настоящее время находится на пути в Индию.
Пьер Верн узнал о случившемся только в шесть часов. В чрезвычайных обстоятельствах он показал себя человеком решительным и находчивым. За какие-нибудь полчаса был снаряжен паровой катер — новинка и гордость Нантского порта, — который, чудовищно дымя, помчался вниз по Луаре. На мостике рядом с капитаном стоял бледный, но решительный мэтр Верн.
Беглец был настигнут неподалеку от Пэмбефа. Возвращение отца и сына на сен-назерском почтовом дилижансе было торжественным и мрачным; никто из пассажиров не мог ошибиться в своих предположениях при виде непреклонного отца и кающегося сына… В большом доме в Шантеней Жюль ничего не рассказал о своем первом путешествии. Даже его лучший друг Поль не узнал подробностей. Юный грешник упорно молчал, лишь матери он дал обещание: «Я никогда больше не отправлюсь путешествовать иначе, как в мечтах…»
Два года спустя Жюль, однако, с энтузиазмом согласился на предложение Поля отправиться в далекое плавание на самодельной лодке. Еще ранней весной, на городской квартире, братья приступили к составлению маршрута. Жюль помогал Полю чертить карты и прокладывать курс. Остановки были намечены в Пэмбефе, Сен-Назере, Порнике — маленькой рыбацкой деревушке на западном побережье Франции. Дальше перед путешественниками открывался бурный простор Бискайского залива и открытое море…
Жюль относился к предполагаемой экспедиции, пожалуй, более серьезно, чем Поль. Он мог на память проложить курс на карте и знал наизусть все достопримечательности, которые предстояло осмотреть. Им был составлен длинный список необходимого оборудования, и ни одна деталь не ускользнула от его систематического ума. Но, по мере того как проходили дни, он все реже заговаривал о волнах Бискайского залива, бризах, муссонах и пассатах, а работа над самодельной лодкой все замедлялась. Наконец он совсем перестал вспоминать о проекте, и Поль понял, что Жюль решил не ехать, что он уже совершил путешествие в своем воображении…
Зимой, однако, Жюль снова стал подниматься ночью и работать при свечах. Но Поль уже не участвовал в этих занятиях. Незаметно пути братьев начали расходиться. Сочувствовал ли Поль новому увлечению Жюля? Во всяком случае мы можем быть уверены в том, что он был первым ценителем литературных опытов старшего брата. Однако первое произведение молодой поэт посвятил своей матери. Это был меланхолический романс «Прощай, мой славный корабль».
Легко поддаться соблазну и счесть это стихотворение значительным биографическим фактом. Можно усмотреть здесь и прощание с мечтами детства о море и далеких странах, увидеть начало литературной карьеры, первое произведение, определившее дальнейший жизненный путь будущего писателя. Но ведь настоящая книга не повесть о трудах и днях посредственного лирического поэта Жюля Верна, а биография всемирно известного автора «Необыкновенных путешествий». Можно ли в мелких черточках его биографии этого периода обнаружить следы хотя бы бессознательных стремлений, бросающих яркий свет на юные годы будущего мечтателя и путешественника в неизвестное?
Сохранилась картина, писанная де Шатобуром в 1842 году. На ней изображены Жюль и Поль Верны на фоне прекрасного английского сада, вероятно, в Шантеней. Четырнадцатилетний Жюль, голубоглазый, светловолосый, одетый по последней моде — в короткий фрак и цветной жилет, — правой рукой сжимает запястье младшего брата, положив левую руку ему на плечо. Юный Поль, одетый почти так же, держит в левой руке обруч для игры в серсо. Он выглядит более хрупким, более интеллектуальным, чем его брат Жюль. Расчищенные дорожки уходят на задний план и теряются в тусклозеленой листве сада…
Еще в 1840 году семья Вернов переселилась из большого дома на улице Клиссон, бывшего обиталищем нескольких поколений Аллотов и Лапейреров, на Большую землю — в свою собственную квартиру, в старом доме на улице Жана Жака Руссо. Широкая улица, вымощенная белыми каменными плитами, соединяла площадь Граслен с набережной де ля Фосс, обсаженной магнолиями. В нескольких шагах от дома на площади Биржи была остановка омнибуса, идущего в Шантеней; в начале набережной помещалась пристань пироскафов, отправляющихся в Пэмбеф; каменный нос огромного «пловучего» острова» Фейдо был виден с любой стороны улицы. Но юный Жюль все реже появлялся на набережной Луары. Гораздо чаще его можно было видеть на площади Граслен созерцающим огромный фасад нантского театра или в воротах исторического Отеля де Франс. И его всегда можно было найти у подъезда гостиницы в тот час, когда прибывала почта. Тяжелая почтовая карета появлялась со стороны площади рояль, и усталые лошади мчали ее по улице Кребийон и затем вокруг сквера на площади Граслен. Жюль, затаив дыхание, разглядывал запыленных путешественников, одетых в дорожные костюмы, и молчаливого почтальона, усаживающегося за обед, чтобы через два часа снова мчаться на юг, по городам Франции.
В 1844 году, когда Жюлю исполнилось шестнадцать лет, а Полю пятнадцать, братья поступили в Нантский Королевский лицей. Систематический ум и превосходная память позволили старшему брату очень скоро занять в лицее одно из первых мест. В 1846 году он был удостоен второй премии по риторике — Для родных и друзей верный признак того, что Жюль твердо и неуклонно идет вперед по пути, намеченному его отцом. Через год или два он должен был отправиться в Париж, чтобы завершить там свое образование и занять место в маленькой конторе на Кэ Жан Бар, как компаньон и помощник мэтра Верна. Но настойчивость, методичность и усидчивость в работе, унаследованные Жюлем от отца, не составляли еще всего его характера. Вечерами природная живость и стремление к чему-то необыкновенному увлекали его в «Театр рикики» — театр марионеток, расположенный на улице Дю Пон де Совьетур, невдалеке от дома, — или в библиотеку на площади Пиллори — площадь Позорного столба средневекового Нанта — на другом конце города, на левом берегу Эрдр. Библиотекарь, известный всему Нанту под фамильярной кличкой «папаша Боден», любил этого русого, веснушчатого мальчика с быстрыми светлыми глазами, поглощавшего книги с юной жадностью.