Страница 34 из 49
Никто пока не подсчитал конкретно – сколько? Но за годы Советской власти, наверное, десятки тысяч наименований книг было сожжено, запрещено и содержалось в «спецхранах». Этот своеобразный «ГУЛАГ» для книг и вообще для любой «вредной» печатной продукции (добавим – и для архивов тоже) стал формироваться еще в правление Ленина по инициативе таких просвещенных личностей, как Н. К. Крупская, А. В. Луначарский, М. Н. Покровский… Но Сталин придал этому явлению особый размах, организованность и систематичность. Впрочем, как и всему тому, к чему он так или иначе был причастен. Помимо других головокружительных успехов, он сумел добиться того, что к середине 1930-х годов единственным свободным читателем в стране стал он сам. И этой свободой он пользовался с размахом и с большим толком.
Уже упоминавшийся молодой советский дипломат Александр Бармин, в 1930-х годах близко наблюдавший Сталина, поскольку был знаком с членами его семьи и окружения, а потому накануне войны ставший невозвращенцем, вспоминал об этих годах: «С каждой почтой из Москвы для руководства, секретарей партячейки и библиотекарей стали поступать списки книг, которые должны быть немедленно сожжены. Это были книги, в которых упоминались теоретики марксизма и другие публицисты, которые считались скомпрометированными прошедшим процессом. Поскольку практически перво-, второ– и третьеразрядные фигуры за последние пятнадцать лет уже были изобличены в какой-нибудь ереси, я с изумлением подумал, что у нас останется на полках библиотек! Достаточно было предисловия Бухарина, Радека или Преображенского к любой классической работе – и она летела в печку! В таком темпе, – подумал я, – мы сожжем больше книг, чем нацисты, и определенно больше марксистской литературы. Что и случилось на самом деле. Огромное число книг было сожжено только потому, что их редактировал недавно изгнанный из страны известный советский библиофил Рязанов, основатель Института Маркса – Ленина. Первые издания сочинений Ленина, вышедшие под редакцией Каменева и содержащие положительные отзывы о сегодняшних “предателях”, были изъяты из обращения.
Сталин лично почистил и переиздал единственный том его “сочинений” – компиляция статей и речей – прежние издания были потихоньку изъяты из магазинов и библиотек»[178].
Бармин ошибается – Д. Б. Рязанова не высылали из СССР. Был сослан в Поволжье, а затем расстрелян. Не точен он и в отношении сочинений Сталина. До выхода в 1946 году первого тома собрания сочинений (при жизни Сталина вышло тринадцать томов и три тома подготовили к печати) он выпустил десятка два сборников и отдельных брошюр со статьями, докладами и текстами выступлений. Большинство из них с правками автора сохранилось. Сам Сталин наибольшее внимание уделял трем сборникам статей и речей: «На путях к Октябрю», который до 1932 года выдержал в разных вариантах три издания, а потом был изъят. И – не менее знаменитому, чем краткий курс «Истории ВКП(б)», сборнику работ «Вопросы ленинизма». С 1931 года, когда вышло первое издание, и до одиннадцатого в 1947 году сборник постоянно редактировался. Несколькими изданиями выходил сборник «Марксизм и национально-колониальный вопрос». Все остальное в реплике Бармина чистая правда. Списки подлежащих изъятию книг составлялись вплоть до последнего дня существования СССР.
Сталин правил и изымал не только чужие книги, но и собственные произведения. Пришлось это делать потому, что в ранних изданиях он положительно оценивал, оправдывал и защищал одних против других своих недолгих союзников – Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова… Даже «вечного» врага Троцкого он в 1918 году как-то неосторожно высоко оценил за октябрь 1917 года. Когда же последний текстуально его уличил в предательстве идеи мировой революции и в переходе в 1924 году на позиции «национального социализма»[179], пришлось Сталину вычищать собственные издания и на этот счет.
Устраивая чистки в общественных и личных библиотеках вместе с их владельцами, вытравливая имена и факты со страниц книг, он тем не менее очень бережно относился к своей личной библиотеке. Книги всех репрессированных, причем не только деятелей первого ряда, но и их учеников и приверженцев, Сталин тщательно собирал, читал и хранил. Зачем? Как выяснилось, он был абсолютным прагматиком. В равной степени использовал и плюсы, и минусы. В процессе государственного строительства, широко расточая человеческий материал, в то же время старался рационально использовать его физические и интеллектуальные возможности. Бывшие большевистские вожди, лидеры и просто интеллектуалы мало годились в качестве обычной лагерной рабсилы. Но их интеллектуальная мощь по возможности использовалась Сталиным до последнего предела, как при жизни, так и в особенности накануне расстрела, и конечно же – после. Не случайно его самый старый и преданный соратник В. М. Молотов несколько раз возвращался в своих мыслях о прошлом к проблеме утилизации интеллекта врагов: «Сталин, в общем, умел использовать и троцкистов, и правых, но когда потребовалось, тут уж, конечно, полетели щепки… Но не использовать таких лиц – тоже неправильно. А вот до каких пор можно использовать, тут можно и ошибиться: либо слишком рано с ними разделаться, либо слишком поздно»[180]. Какой молодец Вячеслав Михайлович – в старости вытащил потайной ключик к пониманию феномена сталинизма! Точнее, к источнику его интеллектуальной силы. Похоже, что и сам Сталин бахвалился своей «хозяйственной» хваткой. Фейхтвангеру явно был подсказан такой пассаж: «Великий организатор Сталин… великий математик и психолог, пытается использовать для своих целей своих противников, способностей которых он никоим образом не недооценивает… Его считают беспощадным, а он в продолжение многих лет борется за то, чтобы привлечь на свою сторону способных троцкистов, вместо того чтобы их уничтожить, и в упорных стараниях с которыми он пытается использовать их в интересах своего дела, есть что-то трогательное»[181].
«Трогательный» гений Сталина (гений – без кавычек!) заключался в безошибочном определении того момента, когда враг становился бесполезным. Не опасным, а именно бесполезным. Потому что даже из потенциально опасного врага он умел извлекать пользу. Например, Н. Бухарин и К. Радек, последние три-четыре года отстраненные от серьезных государственных дел, активнейшим образом работали в конкурсной комиссии по оценке новых школьных и вузовских учебников по мировой и российской истории. Образованные и талантливые люди, они сделали все, что могли, для усиления каркаса историософии сталинизма. Участвовали в литературном погроме «школы» М. Н. Покровского, а Бухарин корпел над «сталинской» конституцией. Радек блистал в коминтерновской журналистике. Многие, находясь под следствием в тюрьме, творчески сочиняли расстрельные показания на самих себя и даже (как Радек) писали сценарии судебных процессов над самими собой. А до этого и часто после умерщвления «двурушников и шпионов» (Сталин отлично чувствовал интонационную музыку русского языка, отсюда зловеще шипящие звуки двух его любимых словечек) штудировал их произведения с цветными карандашами в руках. Помимо уже упомянутых, вот перечень имен врагов и их пособников, чьи книги несут на себе следы его вдумчивой работы: Г. Сафаров, Э. Квиринг, Ф. Ксенофонтов, Г. Евдокимов, А. Бубнов, Ян Стен, И. Стуков, В. Сорин, С. Семковский и другие. В большинстве своем это публицистические работы по истории партии, замешенные на личных ощущениях. На некоторых из книг есть дарственные надписи авторов, так как почти все они поначалу были активными членами антитроцкистской кампании. На обложках и страницах других книг – комментарий самого Сталина. Заинтересованный и резко враждебный по отношению к Троцкому. Так на книжке Квиринга «Ленин, заговорщичество, Октябрь», вышедшей в разгар борьбы в 1924 году, начертал сам себе простым карандашиком: «Сказать Молотову что Тр. (Троцкий. – Б. И.) налгал на Ильича на счет путей возстания»[182]. Квиринг критиковал книгу Троцкого о Ленине. Но на некоторых книгах самого Троцкого есть пометы, свидетельствующие о полном единодушии с врагом.
178
Бармин А. Указ. соч. С. 337.
179
Троцкий Л. История русской революции. М., 1997. С. 337–381.
180
См.: Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф.Чуева. М., 1991. С. 249, 432.
181
Фейхтвангер Л. Москва. 1937. М., 2001. С. 86.
182
Так в тексте.