Все продается

– Понимаю, – сказал я, чувствуя, как в моей груди тоже закипает злоба. – Ты права. Ну и сукин сын. Весь наш бизнес – это питомник подонков. Из ничего они делают бешеные деньги. Они считают себя гениями, но в сущности просто -обкрадывают клиентов и коллег. Если бы все они делали свое дело честно, то всем осталось бы более чем достаточно места.

Я не мог сдержать раздражение, слова вылетали все быстрее, я повысил голос. Клер рассмеялась.

– О, Пол! Ты такой хороший. Принимаешь все так близко к сердцу. Ты такой идеалист. Но мир следует не тем законам, какие тебе нравятся. Припеваючи живут только крепкие парни, Самые подлые мерзавцы зарабатывают самые большие деньги, У меня-то все в порядке. Я выполняю ту же работу за большую зарплату, и к тому же меня окружают хорошие люди. – Из-под длинных ресниц она улыбнулась мне своими огромными, подернутыми влагой глазами. – Но ты хотел посвятить меня в свой секрет.

Я попытался взять себя в руки.

– К сожалению, я не могу рассказать тебе все детали, отчасти потому, что и сам их еще не знаю. Но в любом случае ничего никому не говори. – Я понизил голос. – В прошлом году «Де Джонг» купил у «Блумфилд Вайс» облигаций по частному размещению, выпущенные компанией «Тремонт-капитал». Нам облигации продал Кэш. Что тебе об этом известно?

– «Тремонт»... «Тремонт-капитал»... – бормотала Клер, напряженно сдвинув брови. – Название вроде бы я где-то слышала, но я не... Стоп! Знаю! Гарантом сделки выступил японский «Индастриал банк», да?

– Не совсем, это был банк «Хонсю». Но ты почти угадала, – ответил я.

– Да, смутно припоминаю. Выпуск был на небольшую сумму, да?

– На сорок миллионов долларов, – подтвердил я. – Ты продавала эти облигации?

– Нет. Это была одна из «особых сделок» Кэша. Думаю, он сам все подготовил. Никто из нас понятия не имел о продаже. Все комиссионные получил он.

Особые сделки. Особые клиенты. Не многовато ли у Кэша особого бизнеса?

– Ты что-нибудь знаешь об этой компании?

– «Тремонт-капитал»? Абсолютно ничего. Не слышала ни слова о ней ни до этой сделки, ни после нее.

– Может, знает кто-то еще?

– Нет. Когда Кэш готовит сделку, он все делает сам до самого конца. Потом он провозглашает о своей очередной победе.

– Но кто-то из фирмы должен был ему помогать, составлять документацию, продумывать детали, – настаивал я. – Возможно, он имел дело с кем-то из «Корпорейт файненс»?

– Думаю, в Лондоне у него нет никого. Но по поводу своих особых сделок он говорил по телефону с одним нью-йоркцем. Как-то раз я его даже видела, когда он был в Лондоне. Низенький толстый парень. Вайгель. Кажется, Дик Вайгель.

– Ты не помнишь, кто купил остальные облигации?

– Кажется, помню. Я слышала, как Кэш предлагал их «Де Джонгу». Это у него много времени не заняло. А потом он позвонил еще раз и продал весь остаток. Помню, я удивлялась, как это можно продать весь выпуск за два телефонных звонка. Мне Кэш противен. Но надо признать, он отличный сейлсмен.

– Кто был вторым покупателем?

– Я так и знала, что ты об этом спросишь, – сказала она. – Дай подумать... Вспомнила! Это был «Харцвайгер банк».

– «Харцвайгер банк»? Это небольшой швейцарский банк, не так ли?

– Не обязательно небольшой. Но определенно очень скрытный. Через этот банк строго конфиденциально проходят колоссальные деньги. У Кэша с «Харцвайгером» много общих дел.

– С кем он там разговаривал?

– С неким Гансом Дитвайлером. Личность не из самых приятных. Я пару раз с ним говорила.

Я выжал из Клер все, что ей было известно, – по крайней мере что ей было известно о «Тремонт-капитале».

– Еще один вопрос, – сказал я.

– Да?

– Кто такой Гастон?

– Гастон? Я не знаю никакого Гастона. – Потом Клер хихикнула. – О, ты имеешь в виду моего парижского любовника? К сожалению, это мифическая личность. Я выдумала Гастона специально для Роба.

– Это жестоко. Он очень переживал.

– Он стал слишком настойчив. Мне нужно было как-то выйти из этого дурацкого положения. Я подумала, что так будет лучше всего. Понимаешь, Роб какой-то странный.

– Странный?

– Ну да. Что-то в нем такое есть. Он так впечатлителен, что невольно начинаешь думать, все ли у него дома. Никогда не угадаешь, что он сделает в следующую минуту.

– Это на Роба похоже, – успокоил я Клер. – Но он безобиден.

– Не знаю. Я в этом не уверена, – возразила Клер. – Я рада, что избавилась от него. – Она пожала плечами. – К тому же, как я тебе говорила, я не сплю со своими клиентами.

Клер поднесла бокал к губам и покосилась на меня. Огромные темные глаза, ярко-красный рот – она казалась мне живым огнем. У меня пересохло в горле.

– Никогда? – переспросил я.

Несколько секунд она смотрела мне в глаза, но я был не в силах понять, что именно говорил этот взгляд.

– Почти никогда, – сказала она.

После такого ленча сосредоточиться на работе было очень трудно. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы мысли о Клер отошли на второй план, хотя время от времени они снова вытесняли все дела и заботы. Мне нужно было позвонить герру Дитвайлеру.

В «Справочнике Ассоциации дилеров по международным облигациям» я нашел «Харцвайгер банк». Телефон банка имел код Цюриха. Мне ответил женский голос.

– Могу я поговорить с герром Дитвайлером? – спросил я.

– К сожалению, его сейчас нет. Не могу ли я вам помочь? – ответили мне на отличном английском.

– Вероятно, можете, – сказал я. – Меня зовут Пол Марри, я работаю в лондонской компании «Де Джонг энд компани». У нас есть облигации частного размещения, которые, насколько мне известно, купили и вы. «Тремонт-капитал» с восьмипроцентным купоном с погашением в 2001 году. Мы хотели бы купить еще один пакет этих облигаций, и я подумал, возможно, вы согласитесь их продать.

– О, «Тремонт-капитал»! Наконец-то нашелся человек, которого интересуют эти облигации. Понятия не имею, зачем мы их покупали. Поручительство банка «Хонсю» очень надежно, и процент довольно высок, но их никто не покупает и не продает. В нашем портфеле должны быть ликвидные бумаги, а не такой мусор. Какую цену вы предлагаете?

Я попал в затруднительное положение. Меньше всего на свете мне хотелось бы покупать лишний пакет этих проклятых облигаций. Но женщина из Цюриха говорила таким тоном, словно была готова продать их по любой цене!

– Я говорю по поручению одного из наших клиентов, – соврал я. – Он хотел купить наши облигации, но нам нечего было ему предложить. Прежде чем говорить с ним о цене, мне хотелось бы убедиться, что вы их в самом деле продаете.

– Понимаю. Тогда вам лучше всего дождаться герра Дитвайлера. Он сам покупал эти облигации. Он вернется примерно через час. Вы не можете перезвонить попозже?

– Конечно. Отличная мысль. Скажите ему о моем звонке.

Отлично. С Дитвайлером мне и нужно было поговорить.

Ровно через час я снова набрал цюрихский номер. Мне ответил неприветливый мужской голос:

– Дитвайлер.

– Добрый день, герр Дитвайлер. Говорит Пол Марри из «Де Джонг энд компани». Час назад я беседовал с вашей коллегой относительно возможности покупки принадлежащих вам облигаций «Тремонт-капитала» с восьмипроцентным купоном с погашением в 2001 году. Вы действительно заинтересованы в их продаже?

– К сожалению, вы ошиблись, мистер Марри. – Тяжелый немецкий акцент придавал дополнительную враждебность и без того не слишком дружелюбному тону. – Не знаю, где вы получили такую информацию. У нас нет и никогда не было таких облигаций.

– Но я говорил с вашей коллегой именно об этих облигациях, – настаивал я. – Она сообщила мне, что они у вас есть.

– Должно быть, она ошиблась. Возможно, она перепутала их с другими облигациями «Тремонт-капитала». В любом случае, содержимое наших портфелей мы считаем сугубо конфиденциальной информацией, которую мы никогда не раскрываем посторонним. Я только что напомнил об этом своей сотруднице. Всего хорошего, мистер Марри.