Повесть о детстве

И вот георгиевский кавалер стал конкурентом Герша. Герш развозит воду — Лазарь разносит воду. У него нет клячи, нет бочки. У него только широкие, жилистые руки. Пять — десять клиентов — тридцать — сорок вёдер в день. В пятницу вдобавок к деньгам для него пекут булочку, в субботу он отдыхает — дети слушают его рассказы, с завистью смотрят на крест и хотят в солдаты.

А сыновья? Старший работает на фабрике, средний переносил тяжести — надорвался и слёг, младший давно ушёл из местечка, где он — никто не знает. И ходит с вёдрами по пыльной дороге старый солдат, георгиевский кавалер, разносит воду по домам, получает булочку в пятницу,— и никто уж ему не завидует.

Интересный человек — Лазарь. Как бы хотелось Сёме его послушать! Как бы хотелось!..

И вдруг такое счастье: Сёма заходит с дедушкой в дом и видит, что возле бабушки и человека в люстриновом пиджаке сидит он, Лазарь, георгиевский кавалер. Сёма радостно потирает руки. Не будет же Лазарь сидеть молча в чужом доме. Что-нибудь Лазарь расскажет — послушаем! Но дедушка портит всё дело. Ои подлетает к гостю, хватает его за пуговицы:

— Послушай, это ты видел моего сыпа? Ты своими глазами видел?

Лазарь смеётся:

— Это же мой сын, мосье Гольдин. Разве мой сын может соврать? Моё горе, что он видел вашего сына. Моё горе — и ваше счастье.

Дедушка садится и вытирает платком лоб:

— Ну, рассказывай всё подробно. Ты поверишь, я не узнал тебя. Бороду отпустил... Сколько лет тебя не было?

— Много лет. Больше десяти.

— Гм! Подумайте — больше десяти!

Вдруг бабушка замечает Сёму:

— Ты ещё здесь?

Как будто от неё что-нибудь отвалится, если он послушает.

— Да, здесь.

— Иди спать сейчас же! Чтоб мальчик любил только крутиться среди взрослых! Всё ему нужно!

Сёма быстро забирается под одеяло. Он закрывает глаза и даже похрапывает, но ои всё слышит. Каждое слово!

ПРИВЕТ ОТ ПАПЫ

О Сёмином п*ие всегда говорили, что у него всё не как у людей. Молодой человек, вместо того чтобы учиться солидному делу, пошёл в сапожники. Во всём роду Гольдииых не было сапожников, так ои решил быть первым, как будто его просили или перед ним кланялись. Зачем это, кому это нужно? Один бог знает. Разве он не мог пойти по мануфактурной части? Или — отчего нет? — выйти в раввины? С такой золотой головой всё можно!

Сёмин папа никого не послушал и стал сапожником. Бабушка после долгого раздумья смирилась с этим. Конечно, было бы приятней, если б её сын дошёл до доктора, удачно женился, взял за женой хорошее приданое и купил себе свой собственный кабинет. Но что поделаешь! Дети не слушают старших. Сумасшедшее время наступило. И люди — не люди, а какие-то звери.

Вот хотя бы Фрейда, хозяйка бакалейной лавки. Бабушка у неё каждый день делает покупки: на полкопейки перцу, на копейку уксусу, на три копейки селёдки, на полторы копейки керосину и за эти же деньги — ещё немножко соды в придачу. И так — много лет. Кажется, люди уже должны знать, с кем они имеют дело. Но теперь сумасшедшее время. Эта Фрейда — гори она огнём! — отказала бабушке в кредите. Прямо взяла и отказала. Ужас! Бабушка целый день пролежала с головной болью.

Так вот, Сёмип папа стал сапожником. Ну что ж, ставь латки, ставь латки па латки, делай набойки, а если случится такой праздник — сшей новую пару. Всё-таки, если говорить откровенно (бабушка начала утешать дедушку), сапожник — это даже лучше, чем посредник, чем сват, чем служка в сипагоге. А что бы сделал дедушка, если б его сын вздумал стать тряпичником, или жестянщиком, или маляром? И ходил бы по дворам?

Так рассуждала бабушка. Привыкшая к тревогам, смятениям, несчастьям, она быстро сживается с новым горем ж находит утешение в том, что в мире есть ещё что-то более тяжёлое, более страшное... Если Герш Литвак повесился, она вспоминает о том,

что уехавший в Америку Шустёр там, в Филадельфии, открыл в комнате газ и отравил не только себя, но и трёх детей. Это же хуже? Если у Зоей Нехамкеса провалилась торговля, бабушка вспоминает о том, как прогорел колбасник Жохельман, л не только прогорел, но и сам заболел горячкой. Это же хуже? Лишь бы было здоровье! Живое горе — лёгкое горе.

Но у Яши всё шиворот-навыворот, всё не так, как у людей. Бабушка говорит— брито, Яша говорит — стрижено. Бабушка говорит — день, Яша — ночь. Бабушка говорит — да, Яша — нет. Он совсем не хочет находить утешение в том, что есть бедняк несчастнее его.

Совсем наоборот! Если Шустёр и его дети погибли в Америке, так Яша вспоминает хозяина — Магазаника, который остался здесь в местечке и живёт, как царь. Почему он имеет сейф в банке, а бежавший от него Шустёр ничего не нашёл? Почему нам плохо, а купцу Гозмаиу хорошо? Почему исправник плюёт на Лазаря с крестом и кланяется Гозмаиу, хотя того зовут Меидель-Меер-Ицхок. Почему? И так на каждом шагу он ставил эти колючие «почему», где нужно и где не нужно. И что Hie? Его отправили «иа поправку» в Туруханский край, без него там Минин 1 не состоится — как раз пе хватало одного еврея к молитве.

Ах, эта милая бабушки! Утром она надевает свой рыжий парик, ходит с палочкой по комнате и ворчит без умолку. Хотелось бы видеть живого человека, который её переговорит! Не дай бог попасть ей на язык!

Что же это? Сёма приоткрывает левый глаз. Что же это всё время они говорили: Яша такой сякой, а сейчас расспрашивают про каждую мелочь? А дедушка каждый раз вскакивает, хватает гостя за пуговицы, смотрит ему в глаза, как будто в них что-нибудь написано.

— Значит, вы говорите, он через год может вернуться? — недоверчиво спрашивает дедушка.

— Я думаю, да. Но вообще трудно гадать.

— Почему? — тревожится бабушка.— Что значит—трудно гадать?

— Ему могут предложить поехать в другое место.

— Хорошо,— говорит дедушка.— А скажите, если не секрет, как вы попали к Якову?

1 Минин — количество людей, необходимое для совершения молитвы.

Гость смеётся:

— Я же сын георгиевского кавалера. Я имею кругом право жительства. Когда хочу, я меняю климат!

— Нет, серьёзно?

— Серьёзно — я попал туда по этапу, а уехал один. Дедушка выходит на цыпочках в коридор, плотно закрывает

двери и, вернувшись в комнату, тихо спрашивает:

— Значит, вы бежали?

— С моим характером трудно сидеть на одном месте. Какая красота! Сёма не может улежать в постели. Ведь это

же самый настоящий живой арестант, беглый, с каторги. Какая красота!.. Так вот какой младший сын у Лазаря! Бабушка берёт его за руку и отводит в сторону. Что это за секреты? И вечно бабушка что-нибудь придумает. Иди догадывайся, о чём они говорят. Зовут дедушку... Сёма напрягает слух: «Надо купи ь паспорт... Чужая фамилия... Один месяц...»

Потом бабушка подходит к Лазарю и, положив руку на его плечо, важно заявляет:

— Ну, мы решили: пусть этот месяц ои пробудет у нас. Урра! Сёма подбрасывает одеяло. Урра' Каторжник будет

жить у нас, у нас, у нас! Ведь это радость — Бабушка склоняется над внуком и проводит рукой по его лбу:

— Вспотел. Бедный мальчик! Ничего хорошего не видит. Странный человек эта бабушка, честное слово! Её трудно понять. «Ничего хорошего»! А живой арестант?.. Смешная женщина! И это у неё называется «ничего»... Сёма зарывается головой под подушку. Всё известно — теперь можно спать.

ВКУС СОЛИ И ПЕРЦА

Соседи с любопытством наблюдают за домом Голъдкных. Что-то там происходит — в этом они уверены. Как видно, старик схватил где-то хороший куш. Но где, на чём? Может быть, он устроил хорошую комбинацию с партией крома? Людям счастье, людям везёт. Вот так всегда бывает: тикий, тихий, а умеет вовремя сливки снять. Но где?

Соседи теряются в догадках. Но что бы там пи было, в доме завелись деньги — это слепому видно. Спрашивается, с чего бы это Сёмка вдруг перестал таскать воду из колодца,— ведь руки у него, слава богу, работают. Но оп воду не носит. Каждое утро к ним является Лазарь с вёдрами. За спасибо же это не делается?