Страница 5 из 16
Когда-то мы строили исключительно из наиболее стойких материалов, какие знали, из гранитных блоков, к примеру. Результатами можно до сих пор наслаждаться, но мы нечасто их используем, потому что добыча, резка, транспортировка и обтесывание камня требуют терпения, которого у нас больше нет. Никто со времен любителей Антонио Гауди, начавшего сооружать в 1880 в Барселоне все еще не законченную базилику Саграда Фамилия, не предполагает вкладываться в постройку, которую через 250 лет завершат внуки наших праправнуков. Кроме того, в связи с отсутствием нескольких тысяч рабов это весьма недешево, особенно в сравнении с другим римским изобретением – бетоном.
На сегодняшний день эта смесь из глины, песка и мастики, сделанной из кальция древних морских раковин, застывает в рукотворную скалу, ставшую наиболее доступным вариантом для Homo sapiens urbanus. Что же произойдет с бетонными городами, служащими сейчас домом для более чем половины живущих на земле людей?
Прежде чем мы рассмотрим этот вопрос, стоит сказать несколько слов по поводу климата. Если мы завтра исчезнем, инерция определенных сил, которым мы уже дали ход, позволит им продолжать действовать, пока столетия гравитации, химии и энтропии не затормозят их до состояния равновесия, лишь частично напоминающего то, что было до нас. Это прошлое равновесие зависело от порядочного размера объема угля, спрятанного под земной корой, которое мы теперь переместили в атмосферу. Вместо того чтобы гнить, деревянные основы домов могут быть сохранены, подобно испанским галеонам, если поднявшиеся моря законсервируют их соленой водой.
Что же произойдет с бетонными городами, служащими сейчас домом для более чем половины живущих на земле людей?
В более теплом мире пустыни могут стать суше, но в те области, где жили люди, скорее всего опять придет то, что исходно привлекло к ним людей, – текущая вода. От Каира до Финикса пустынные города поднимались там, где реки делали засушливые почвы пригодными для жизни. Затем, по мере роста численности, люди перехватывали контроль над этими водными артериями, направляя их по путям, позволявшим им разрастаться все больше. Но после ухода людей все эти искусственные русла вскоре последуют за ними. Более сухие и жаркие пустынные области дополнятся более влажными, штормовыми горными погодными системами, которые будут посылать ревущие наводнения вниз по течению рек, разрушая дамбы, распространяясь по бывшим наносным равнинам и погребая все постройки на них под ежегодными слоями ила. Под ними пожарные гидранты, автомобильные покрышки, разбитые зеркала, кондоминиумы и офисные здания могут продолжать существовать неопределенно долгое время, но столь же скрытые из виду, как когда-то каменноугольная формация.
Эти захоронения не будут отмечены надгробиями, только корни тополей, ив и пальм смогут иногда отметить их присутствие. И лишь миллиарды лет спустя, когда старые горы сотрутся и поднимутся новые, молодые потоки, пробивающие новые каньоны через слои осадочных отложений, откроют то, что когда-то ненадолго было здесь.
Глава 3 Город без нас
Мысль о том, что однажды природа может поглотить нечто столь огромное и бетонное, как современный город, с трудом возникает в нашем сознании. Само по себе титаническое присутствие Нью-Иорк-Сити сопротивляется попыткам представить его увядание. События сентября 2001 года показали, что могут сделать люди со взрывными устройствами, а не грубые процессы эрозии и гниения. Захватывающее дух быстрое обрушение башен Всемирного торгового центра дает нам больше пищи для размышления о тех, кто их атаковал, чем о смертельной уязвимости, которая может обречь на уничтожение всю нашу инфраструктуру. И даже это когда-то немыслимое бедствие коснулось всего лишь нескольких зданий. Тем не менее время, необходимое природе, чтобы избавить себя от того, что сотворила городская жизнь, может быть меньше, чем мы подозреваем.
Всемирная выставка 1939 года проходила в Нью-Йорке. В качестве одного из своих экспонатов правительство Польши прислало статую Владислава Ягайло. Основатель Беловежской Пущи был обессмерчен в бронзе вовсе не за то, что шесть столетий назад сохранил кусок первобытного леса. Женившись на польской королеве, Ягайло объединил ее земли со своим княжеством Литовским, превратив их в силу европейского масштаба. Статуя изображала его верхом после победы в Грюнвальдской битве в 1410 году. Торжествуя, он поднимает два меча, захваченных у последнего побежденного польского врага – рыцарей-крестоносцев Тевтонского ордена.
Однако в 1939 году борьба поляков с некоторыми потомками тевтонских рыцарей была далеко не столь же успешна. Еще до окончания Всемирной выставки в Нью-Йорке гитлеровские нацисты захватили Польшу, и скульптуру невозможно было вернуть на родину. Шесть печальных лет спустя польское правительство подарило ее Нью-Йорку в качестве символа своих храбрых, потрепанных войной, но выживших граждан. Статую Ягайло установили в Центральном парке с видом на то, что сегодня называется Черепаховым прудом.
Когда доктор Эрик Сандерсон ведет экскурсию через парк, он проводит свою группу мимо Ягайло без остановки, потому что они затерялись совсем в другом столетии – семнадцатом. В очках под широкополой фетровой шляпой, с аккуратной седеющей бородой и ноутбуком, запихнутым в рюкзак, Сандерсон является ландшафтным экологом общества Охраны дикой природы, всемирного отряда исследователей, пытающихся сохранить находящийся под угрозой мир от самого себя.
Время, необходимое природе, чтобы избавить себя от того, что сотворила городская жизнь, может быть меньше, чем мы подозреваем.
Из штаб-квартиры в Бронксе Сандерсон управляет проектом «Маннахэтта», попыткой создать виртуальный Манхэттен таким, каким его впервые увидела команда Генри Гудзона в 1609 году: вид без города, который провоцирует на рассуждения о том, как может выглядеть будущее без людей.
Команда Сандерсона прочесала весь город в поисках оригинальных голландских документов, британских колониальных карт, топографических исследований и различных архивных документов за несколько столетий. Они брали образцы отложений, анализировали ископаемую пыльцу и скормили тысячи кусочков биологических данных приложению формирования изображений, которое создает трехмерные панорамы диких густых лесов, на которые был наложен город. С каждой новой записью о виде травы или дерева, существование которых в прошлом подтверждено в той или иной части города, изображения становятся более детальными, более потрясающими, более убедительными. Их цель – создать поквартальный путеводитель по этому призрачному лесу, который Эрик Сандерсон, кажется, каким-то таинственным образом наблюдает, даже когда уворачивается от автобусов на Пятой Авеню.
Когда Сандерсон бродит по Центральному парку, он может видеть сквозь пятьсот кубических метров земли, наваленных его дизайнерами, Фредериком Лоу Олмстедом и Калвертом Боксом, чтобы заполнить то, что когда-то преимущественно было болотными топями, окруженными ядовитыми дубами и сумахом. Он может проследить береговую линию длинного узкого озера, располагавшегося между нынешней 59-й улицей, к северу от отеля «Плаза», с его приливным стоком, петляющим через соленое болото к Ист-Ривер. Он может видеть пару потоков, впадающих в озеро на западе, стекающих со склона основного хребта Манхэттена, тропу оленей и горных львов, известную сегодня как Бродвей.
Эрик Сандерсон видит бегущую по всему городу воду, большая часть которой пробивается из-под земли («так получила свое название Спринг-Стрит[3]»). Он идентифицировал более 40 ручьев и рек, пересекающих то, что когда-то было холмистым, скалистым островом: на алгонкинском языке его первых человеческих обитателей, ленни-ленапе, название Маннахэтта[4] относится к этим теперь исчезнувшим холмам. Когда планировщики Нью-Йорка в XIX веке навязали сетку всему, что было к северу от Гринвич-Виллидж, – беспорядочную мешанину старых улиц было невозможно распутать, – они вели себя так, как будто топография не имеет значения. За исключением массивных выходов сланцевых пород в Центральном парке и на северной оконечности острова, которые не представляется возможным снести, объемный ландшафт Манхэттена был раздавлен и свален в русла рек, а затем сглажен и выровнен для строительства разрастающегося города.