Страница 12 из 80
Когда командир парка сообщил об отходе назад, некоторое смущение было заметно у всех. Недоуменный вопрос: «Что случилось?» – отражался на всех лицах. Через пару часов парк уже выполнял свой тыловой путь!
На фронте, на линии кенигсбергских восточных фортов, в это время шли непрерывные стычки с немцами; много оттуда провозили раненых, направляя их из полевых госпиталей в тыл, в Россию, и наша армия, под натиском свежих немецких корпусов, наконец начала планомерное отступление. Днем шли бои на занятых позициях, а с наступлением темноты, под прикрытием гвардейской и армейской кавалерии, продолжался отход.
Для связи тыловых частей и учреждений с фронтом у меня в Шаллене был промежуточный казачий пост из трех человек. Эти донские казачки, приезжая ко мне каждый день с фронта, сообщали разные новости о происшедших за день стычках, часто сильно преувеличивая наши успехи.
Однажды вернулись на ночь только двое, ведя за собой лошадь третьего. Я спросил: «Где третий?» И вот, со слезами на глазах, бородатый донец рассказал: «Сегодня Бог наказал Макарушкина за то, что вчера он снял с убитого в бою немца золотое кольцо… Шрапнель угодила Макарушкину в голову, и он пал убитый недалеко от того немца, у которого он снял кольцо, а я ему еще вчера говорил: не тронь покойника, не бери кольцо, Бог накажет! Так оно и вышло!»
Началось отступление Первой армии. По ночам (25 и 26 августа) непрерывно, но со строгим соблюдением дистанций, в полном порядке, неторопливо проходили пехота, артиллерия и небольшие части кавалерии. Проходили полки (со знаменами в чехлах), со знакомыми офицерами, проходили разные штабы корпусов, дивизий, бригад. Тяжелые пушки сворачивали перед мостом на построенный для них моей ротой из подручного материала подъездной путь. Деревянный мост немного сгибался под грузом тяжелой артиллерии, и я сначала очень волновался в эти моменты, опасаясь катастрофы, но потом успокоился, особенно когда вся тяжелая артиллерия уже прошла через мост.
В эти дни я много беседовал со своей ротой, подготовляя солдат к честному выполнению возложенной на роту боевой задачи: оборонять мост для прикрытия отхода своих войск. Я еще сам ясно не представлял себе, как удастся мне выполнить эту задачу? Надолго ли смогу задержать врага? Но я верил, что отлично стреляющая рота, уже закаленная в прежних боях и стычках с немцами, не дрогнет и не поддастся панике. Мне вспомнилось тогда, как одна рота сибирского стрелкового полка, в бою под Сандепу с японцами, своим метким огнем остановила наступление целого полка. С другой стороны, я глубоко верил только в помощь Божию.
В это время фельдфебель мой разыскал где-то в городе оставленную немцами пекарню и там три-четыре мешка белой муки крупчатки. Мобилизованные булочники-хлебопеки начали печь вкусные булки, и я угощал ими проходивших знакомых офицеров. Целую корзину таких булок послал я в штаб дивизии и в свой полк, потому что уже скоро месяц, как армия белого хлеба и булок не видела. Из штаба дивизии мне прислали в ответ корзину, наполненную фруктами, и большой графин с хорошим квасом.
Когда через мой мост проезжал штаб дивизии, начальник дивизии генерал Адариди, благодаря за булки, посмеялся: «Вы и здесь продолжаете кормить нас вкусными вещами, как на полевой поездке в мае».
Командир полка полковник Отрыганьев, проезжая мимо моих окопов, напомнил мне обратить внимание на подступы к позиции. Это было очень ценное указание любимого начальника.
Я утром проехал верхом в сторону противника и оттуда наметил возможные подступы к моему мосту. На правом моем фланге одним из этих подступов являлась околица местечка Егерсдорф и самой деревни Шаллен, а на левом – узкая лощина, покрытая кустарником, где река Алле делает колено у Альтгоф. Это было очень важно, и я, так сказать, дополнил свой проект обороны моста.
Ввиду немецкого шпионажа и скрытых немцами телефонов (наша разведка ловила их в погребах брошенных усадьб, а шпионов находила в возах с сеном или соломой), все предмостные здания, жилые и нежилые, были мною тщательно осмотрены.
После этого я еще раз обошел и осмотрел все расположение своей роты в окопах и ниши для патронных ящиков; причем заботу о питании роты патронами возложил на фельдфебеля подпрапорщика Нагулевича.
Между прочим, заметил, что взводные командиры расстояния до определенных рубежей и местных предметов заботливо нанесли на дощечки-указатели, вкопанные на видных местах в каждом окопе. Перевязочный пункт по моему указанию устроен был ротным фельдшером у самой реки в погребе.
И вот, к вечеру 26 августа, под натиском немцев, прошли через мост к городу Алленбургу последние части Первой армии. Артиллерийская канонада, целый день гремевшая на юг от нашего фронта, затихла. По ту сторону моста оставалось только сторожевое охранение нашей 27‑й дивизии – два батальона 106‑го и 108‑го полков и небольшие части кавалерии. Наконец, в сумерки, последними прошли и эти части, и за мостом остался только я со своей ротой.
Начальник сторожевого охранения, подполковник нашего полка Г. М. Борзинский, проходя мимо меня через мост, пошутил:
– Ну, Александр Арефьевич, и дадут же вам немцы – мигом сметут вас!
– Не пугайте, Григорий Михайлович, – сказал я, – вот лучше поторопите штаб, чтобы скорее прибыла пулеметная команда.
– А вы не знаете, что это отменено штабом дивизии, чтобы пулеметы не попали в руки немцев… вот почему я и говорю: «Зададут вам немцы перцу!»
У меня неприятно сжалось сердце, хотя я старался и виду не показать, что расстроен.
Действительно, пулеметов мне так и не дали, а очень жаль… Скоро прибыла команда телефонистов нашего полка и соединила меня со штабом дивизии, а также с 107‑м Троицким полком и первой батареей 27‑й артиллерийской бригады, составлявшей арьергард дивизии. 25‑я и 27‑я дивизии при этом отступлении составляли арьергард Первой армии.
Уже совершенно стемнело, когда прибыла команда разведчиков 107‑го полка во главе с поручиком Зубовичем. Я сейчас же выслал их вперед для разведки о противнике – двумя партиями в сторону Клейн-Энгелау и деревни Гундау.
Было часов девять вечера, когда я услышал перестрелку нашей разведки с немцами в направлении Клейн-Энгелау и получил первое донесение от поручика Зубовича, что немецкая разведка – партия самокатчиков – столкнулась с нашей у ручья (без названия) и после перестрелки скрылась за местечком. Поручик Зубович остался у моста через ручей, где пересечение трех шоссе. У него убитых двое и раненых шесть человек. Я приказал поручику Зубовичу вернуться со своей командой в окопы к роте. Четырех тяжелораненых отправил в тыл. На намеченные мною заранее места впереди и на фланги выслал секреты.
Было тихо. В стороне противника изредка слышны были звуки колес, быть может, передвижение артиллерии или обоза.
Недалеко от моих окопов было пересечение трех шоссе, на Шаллен, Гундау и Альтгоф. Я приказал спилить и повалить здесь поперек шоссе три огромных дерева, чтобы немцы не могли сразу подкатить на грузовиках с орудием или пулеметом к моим окопам.
Совсем стемнело. Рота в это время в окопах ужинала: фельдфебель подпрапорщик Нагулевич по своей инициативе привез из 107‑го полка походную кухню с супом, и, таким образом, люди перед боем были накормлены. Команда разведчиков поужинала в своем полку еще до прибытия ко мне. Кухню отправили назад, за мост.
И вот, думал я, подходит важный момент. Какое-то особенное чувство овладело мной; хотелось подвига! Я знал, что теперь смотрят на меня и мою роту все, кто прошел через мост: родной полк, начальство и 107‑й полк, составлявший арьергард дивизии и расположенный сзади меня на западной опушке города Алленбурга. Но я не знал, долго ли мне удастся с этой горсточкой любимых моих солдат оборонять мост и задержать противника, ведь немцы могут в один миг смести роту! Я начал горячо молиться Всемогущему Богу. У меня была с собой маленькая иконочка Казанской Божией Матери, которой благословил меня мой младший сын кадет Валентин, когда я с ним расставался. А ему этот образок подарил Великий Князь Константин Константинович – главный начальник всех военно-учебных заведений – во время посещения им Полоцкого кадетского корпуса. Я со слезами просил Божию Матерь «покрыть нас Своим Покровом». И странно… после этой горячей молитвы я стал совершенно спокоен, всецело положившись на волю Божию.