Избранное

На его голос откликнулась какая-то дама. В мехах. В такое время. Она утверждала, что у нее сбежала собачка — желтенькая сучка, цвета замши, точнее, светло-табачного, — на ней был ошейник с колокольчиками.

— Мне очень жаль, — сказал учитель.

На два голоса с дамой они стали звать Мицуко. Мицуко не появлялась, и учитель плюнул на это дело, уселся на каменную скамью в парке подле двух рыбаков и очкастого маньяка, который тюкал по коленям свернутым в трубочку планом города. Огни маяка выхватывали из тьмы последних туристов и первых гостей бала, танго заполняло своими звуками погружающийся в ночь парк. Мимо проехали восемь травянисто-зеленых грузовичков, не без изящества завернули за угол, и из первого грузовичка послышался вкрадчивый девичий голос, чересчур громкий и вместе с тем льющийся прямо в ухо: «Кто к Белому Кролику едет на бал, тот выпьет „Синт Йориса“ добрый бокал, спеши же, прохожий, испить поскорей вино — поцелуй жарких южных ночей».

Как страстно желал учитель, чтобы мимо прошли несколько его учеников или хотя бы один из них. Вот было бы славно, если б какой-нибудь мальчишка плелся вразвалочку по противоположной стороне улицы, ведя пальцем по ребристым подоконникам витрин. Всю накопившуюся в нем за прошедший день враждебность он облек бы в безукоризненную форму: «Неужели вы столь быстро проанализировали вторую главу ’’Жизни одного бездельника»[9], молодой человек? Завтра утром (и снова кровавая месть будет отсрочена) мы вместе проверим. Wir sprechen uns noch[10]. Нет, он вовсе не будет груб.

Трамваи пошли реже. И тогда, уважаемая публика из Общества друзей музыки, ныне внимающая своему пастырю и оратору, и тогда учитель вошел в магазин, торговавший сувенирами: пепельницами с оловянным собором, раковинами с нарисованными на них почтовыми судами, рыбачьими шлюпками на кружевных салфетках. Здесь из груды горбатых картонных носов, ку-клукс-клановских балахонов, остроконечных колпаков, воздушных шаров, китайских фонариков учитель выбрал черную бархатную маску. Продавщица помогла ее примерить, и учитель, подмигнув сам себе в зеркале, сделал шаг навстречу незнакомцу, подошел еще ближе, не узнавая странных красноватых глаз, этих холодных, расползающихся в разные стороны мидий, в прорезях маски. Быстрым движением он сдвинул маску на лоб. Его лицо изменилось. Он продолжал вглядываться в зеркало. При свете неоновых ламп и электрических лампочек, вставленных во всевозможные свиные маски, он внезапно обнаружил на своем лице проступающие, впервые замеченные им тени, залегшую в морщинах тьму, как на слишком темной фотографии. Образ учителя в «черном искусстве». Он оскалил зубы, тени переместились. Продавщице была хорошо знакома эта интимная игра с зеркалом, она никогда не мешала своим клиентам. Удивление клиентов давало ей хлеб насущный. Учитель напялил кроличью маску и пожевал губами. Какой ужас должен был исказить его лицо, чтобы бархатный лоскут сполз у него со лба на глаза, так что он вообще ничего не видел! Учитель расплатился. На улице он опять поискал желтенькую собачку, Мицуко, но звука колокольчика не было слышно, нигде. Суда тихими дельфинами скользили по воде, пугливый свет маяка ощупывал их спины. Минуло несколько часов с тех пор, как Директор взял слово.

Усевшись между двумя мужчинами, обсуждавшими чемпионат по велоспорту, учитель выпил два стакана пива. Узнал, что в Бельгии тринадцать чемпионов мира. Что к берегу прибило антверпенца, который исчез неделю назад и, как выяснилось, утонул. Он нащупал в кармане сморщенный трупик маски, погладил бархат против ворса, просунул указательный палец в прорезь для глаз. Жена хозяина дала им полный отчет о поведении своего сына, Дулмана, Францискуса, двенадцати лет.

Учитель успокоил ее. Дулман, Францискус, при некотором старании со всем справится. Ваш сын, случаем, не ленив? Нет, чего нет, того нет. А как по-вашему, мефрау, лень — это болезнь или порок? Она сказала, крася ногти, что Дулман, Францискус, имеет склонность к физкультуре. Иногда они занимаются физкультурой вместе, по утрам, под радио.

Учитель, пивший редко, почувствовал, что его лицо, особенно в тех местах, где кожу натерла маска, начало пылать. Потягивая свой четвертый стакан, он долго изучал нарисованную на стене нимфу, которая почти соскользнула со своего утеса, пытаясь схватить бутылку вишнево-красного напитка, бутылка зависла высоко над ее головой; между чешуйчатых бедер нимфы горбатилось нечто белое и невразумительное, в туманной дали меж лавообразных холмов возделывал пашню крестьянин. Жена хозяина подула на ногти, внимательно глядя на учителя. Волнующий миг. Он не смел ни охнуть, ни вздохнуть. Ему стало жарко. Кровь вскипела, прилила к голове, что с ним? Столь внезапно, в пятницу, в середине августа?

Три чайки отделились от стаи и скользнули вниз, прямо ко входу в кафе, это тоже знак, нужно только понять какой. Три чайки, жирные и белые, разгуливали возле ступенек. Он подумал: нет нужды рисовать их на двери, возьму и пришпилю их прямо живьем — знак Чаек. Владелец отеля не будет выступать. То, что так хорошо придумала Цыганка, будет усовершенствовано мною, учителем, английский-немецкий, лиценциатом[11] германских языков, к судебной ответственности не привлекался.

Хотя, конечно, настоящая чайка из плоти и крови, приколотая к моей двери, не будет смотреться так красиво, как две рыбы на ее двери, они будто привязаны одна к другой, жабра к жабре, лентой, на которой начертаны древнееврейские буквы. В этой рыбьей ленте есть нечто схожее со шлангом, тянущимся от самолета-заправщика к бомбардировщику, который заправляется перед полетом. Когда вылет? Каждый час может прозвучать сигнал тревоги, там, в Коттесморе, и в две минуты все три элемента сольются воедино: пилот, самолет, ядерная боеголовка, — и в течение сорока пяти минут они будут лететь с «яйцом» в брюхе к означенной цели, и когда по радио прозвучит приказ, они вяло развернутся, вялые, жирные белые чайки, и пойдут на снижение у деревни с обмазанными глиной дворами, соломенными крышами и детьми, идущими в школу, там, в Коттесморе.

Учитель заказал шестой стакан пива, на сей раз «Гёза».

— «Гёза» из Де Снипа? — переспросил хозяин.

— Де Снипа!

— В Де Снипе делают лучшего «Гёза».

— Прекрасно, — сказал учитель, — подайте мне «Бетельгейзе»[12].

— «Бетельгейзе»? — удивился хозяин. — Что это за марка?

— По-арабски это означает «плечо Ориона».

— Шутите со своей мамашей, — обиделся хозяин.

Учителю стало стыдно.

Без пяти одиннадцать, изучив свое отражение в витрине мехового магазина и сочтя его вполне удовлетворительным, учитель купил входной билет (изящно оторванный при входе от рулона-диска, который все еще пытался запустить служитель с косо посаженной головой) и нетвердым шагом прошел за кораллового цвета занавес, где шумел бал Белого Кролика. В празднично убранных залах царил хаос организованной, разыгрываемой как по нотам толчеи. Пять залов, пять оркестров. Пять дверей выходили в круглый зал, над каждой дверью вокруг мигающей багряной лампочки были уложены экзотические цветы в форме буквы. Из пяти букв над пятью дверями складывалось слово: УДАЧА. В зале А, очутившись в самой гуще лихорадочного венского вальса, учитель поразмышлял над тем, что его обычный городской костюм оказался здесь не единственным, однако большинство из тех, кто мчался сейчас друг за другом в замысловатом, но упорядоченном танце — танце страсти и бегства, — предусмотрели приличествующее случаю одеяние, проявив тем самым уважение к ритуалу. Он вернулся в зал, где пересекались мелодии пяти оркестров и пытались перебороть друг друга пять различных музыкальных стилей, там была самая большая толчея, как будто переодетые люди лучше всего чувствовали себя там, где невозможно было следовать какому-либо определенному (жесткому и резкому, терзающему душу) ритму.

9

Новелла немецкого романтика, поэта и прозаика Йозефа фон Эйхендорфа (1788–1857).

10

Мы еще поговорим (нем.).

11

Лиценциат — в Бельгии университетская степень, следующая за бакалавром; присваивается на четвертом году обучения в университете, дает право преподавать в средних учебных заведениях.

12

Бетельгейзе — название второй по яркости звезды из созвездия Ориона, заимствовано из арабского языка и означает по-арабски «плечо великана, или Ориона».