Страница 5 из 15
— Просимое — Сара.
— Вы меня не поняли. Сары больше нет.
Икки облизал губы и испуганно поглядел на Брама.
— Ты, значит, вызвал нас сюда, ничего не собираясь нам дать? — спросил Брам агрессивно.
Джонни равнодушно пожал плечами:
— Самир — он у нас мечтатель.
— Пошли отсюда. — Брам поднялся со стула, но Икки схватил его за руку.
— Я много лет знаю Самира. Он сказал, нам надо поговорить с тобой.
— Не понимаю, чего я тут с вами разговариваю, — отозвался Джонни. — Ну ладно, Самир собирался сообщить вам нечто особенное. Поэтому я вас и позвал.
— Что? — Брам сел.
— Что она умерла.
— Умерла? — повторил Икки, вцепляясь титановыми пальцами в руку Брама.
— Что девочка умерла полгода назад.
— А Самир знал об этом? — спросил Брам.
— Нет.
Икки лихорадочно подыскивал слова, но так ничего и не сказал.
— Умерла от чего? — спросил Брам.
Внимательно рассматривая тлеющий кончик своей сигареты, Джонни сказал:
— Насколько мне известно, она заболела семь или восемь месяцев назад. И через несколько недель скончалась. — Он снова поглядел на экран. — Я хочу сказать, нам не о чем говорить, раз она умерла. Этого не должно было случиться, но это случилось. И ее не бросили, как собаку, в яму. Ее похоронили, как положено.
— И кадиш прочли? — пробормотал Икки.
Джонни покачал головой:
— Ты на какой звезде живешь? Конечно, нет.
— Она была еврейкой, — произнес Икки непреклонно.
Джонни затушил сигарету и тут же достал новую. «Ронсон» в его руке выплюнул язычок пламени. Он старался вести себя, как крутой парень, но видно было, как тяжело ему сообщать такие новости.
Брам спросил:
— Ты можешь назвать имена?
Джонни поглядел на него с жалостью:
— Ты это серьезно?
— Где она похоронена? — спросил Икки.
— В освященной земле. Она теперь, должно быть, в раю, иншалла, — он снова поглядел на экран. — Осталось восемнадцать очков. Грандиозный парень. — И повернулся к Икки: — Мне очень жаль. Могу себе представить, что вы чувствуете. Такая, excusez le mot,[5] херня вышла…
Икки молча выводил автомобиль из лабиринта переулков. Брам тоже молчал. Икки не довел расследование до конца, окажись Джонни мошенником — им пришлось бы заплатить деньги за умершую девочку. Стояла жуткая жара, а кондиционер в «ровере» сломался. Брам открыл со своей стороны окно, и это беспокоило Икки. Дурные предчувствия не оставляли его. Презрительно сжав губы, он нервно вел автомобиль по улочкам арабского города.
Брам заглянул в конверт, полученный от Джонни. Там оказалась фотография Сары, она лежала на спине, сложив руки, словно спала; белое платье, розы и гиацинты на груди, глаза закрыты — снимок, сделанный на смертном одре. Брам убрал фотографию в конверт. Может, потом у него достанет сил снова посмотреть на нее.
Теперь можно закрывать дело.
В первые недели родители, обратившиеся к ним за помощью, звонят по десять раз на день, посылают эсэмэски, мэйлы, пытаются принимать участие в розысках, надеясь заглушить боль потери, и от этого неизбежно возникают личные связи. Делом Сары Лапински занимался Икки. Если бы им удалось выкупить девочку, Икки сам позвонил бы ее матери. Плохие новости сообщал Брам. Обязанность сообщать о катастрофах лежала на нем, как на старшем из партнеров. Двадцать восемь раз приходилось ему делать это. В армии служили офицеры, которым приходилось десятки раз посещать семьи погибших. Приказ командира — у них не было выбора. У Брама выбор был. В шести случаях им удавалось отправить на поиски могил полицию, но, хотя именно полицейский звонил в двери и сообщал родственникам грустную новость, Браму приходилось при этом присутствовать. Он никогда не видел Батьи Лапински, а теперь именно он должен сообщить ей о смерти дочери — если, конечно, Джонни не соврал. Убедительно ли выглядит фотография? В этом Брам не был уверен.
Он сидел на своем месте, глядя вперед. Икки упрямо молчал. И вдруг отчаянно заорал:
— Да, я знаю, я совершил ошибку! Ну, извини!
— Твой приятель Самир надул тебя.
— С этим asshole[6] я еще разберусь. Мы не можем вернуться другой дорогой?
— Нет.
— К блокпосту ведет только одна дорога?
— Да.
— Shi-i-it,[7] — протяжно выдохнул Икки.
— Предчувствия?
— Опять твой сраный сарказм.
Они миновали рынок неподалеку от блокпоста. Женщины, закутанные в паранджу Мужчины в нелепо-просторных женских платьях.
— Ее мать, — сказал Икки, — придется рассказать ей.
— Я знаю.
— Я сам расскажу, — пробормотал Икки. — Я виноват.
— В чем?
— Я дал ей надежду.
— Ты что-то рассказал ей?
— Почти ничего.
— Почти ничего — это слишком много.
— Ты уверен, что нет другой дороги? — спросил Икки, снижая скорость.
— Господи, Икки, заткнись, псих несчастный, — не выдержал Брам. — Езжай куда едешь!
Икки осуждающе покачал головой, но прибавил газу.
Старый город остался позади, они подъезжали блокпосту. Стена, электросенсоры, камеры и переходной шлюз — выходит, евреи фактически смирились с тем, что Яффа больше им не принадлежит. В городе они не встретили ни одного еврейского солдата. Армия следила за порядком с воздуха, а стены, крыши, дороги были нашпигованы электроникой; иногда аппаратуру скрывали даже под многослойными одеждами женщин. Слишком опасно было посылать туда патрули.
Время — час дня. Скоро улицы Яффы опустеют: жители разойдутся по домам в поисках прохлады.
Икки выпрямился и вцепился в руль, словно это могло его успокоить.
— У блокпоста никого нет, — сказал Брам. — Никого, кто мог бы нанести нам вред. Что там может случиться?
— Маскарад, — ответил Икки, — маскарад, несущий страдания.
— Ты именно это чувствуешь?
— Да.
— А с Самиром у тебя предчувствий не было?
— Все время ныл.
— Это благодаря Самиру ты сейчас наложил в штаны от страха. Если б не его ложь, тебе не пришлось бы сюда ехать.
— Может, он и сам не знал.
— Кажется, ты только что собирался с ним разобраться?
— Какая Самиру выгода от того, что он послал нас к Джонни?
— А пачечка банкнот, которую мы захватили с собой? Самир и представить себе не мог, что Тарзан окажется таким честным. Только подумай, Икки, кого мы встретили: честного араба, которого звать Тарзаном. Помешанного на баскетболе.
— Самир посмеялся бы вместе с нами.
— Кстати, о баскетболе. Сколько времени сейчас в Хьюстоне?
Икки пожал плечами:
— Семь часов разницы?
— Восемь. Там сейчас раннее утро. Или передача идет в записи.
— Ну и что?
— Он сказал, что поставил деньги. Но это старая запись. Он наврал нам.
— Ну и что? — повторил Икки.
— Зачем это ему? Зачем ему надо было показать нам, что он игрок?
— Я знаю одно: ты — самый большой параноик из всех, с кем я знаком. Когда ты собираешься поговорить с матерью Сары?
— Прямо сейчас… нет, сейчас мне надо на работу. Завтра. Я схожу к ней завтра.
— Раньше ты так не говорил, раньше ты говорил, что родители должны сразу…
— Так то раньше. А теперь будет по-другому. Я пойду завтра, о'кей?
Икки ударил по тормозам, и машина резко встала. Это, без сомнения, должно было привлечь внимание солдат. Три сотни противотанковых ракет взяли их на прицел.
— Я так не могу, — сказал Икки.
Брам, потеряв терпение, заорал:
— Черт побери, провидец хренов! Хватит выдрючиваться! Вылезай, я поведу!
Икки кивнул. Они вылезли и обменялись местами. Мобильник Брама бибикнул. Он торопливо выхватил трубку из кармана, взглянул на экран: «номер не определен». Брам нажал кнопку «громкой связи».
— Профессор?
— Хаим?
— Профессор, что с вашим автомобилем?
5
Извините за выражение (фр.).
6
Задница (амер.).
7
Дерьмо (англ.).