Сфабрикованный Иисус

Профессор Бетц вел семинар «Эллинизм и Новый Завет», на который приглашал Рональда Хока и Эдварда О'Нила, преподавателей из Университета Южной Калифорнии. В тот момент участники семинара как раз заканчивали изучение Плутарха и переходили к греческим магическим папирусам. Бетц поразил меня своей требовательностью и вниманием к деталям. Его комментарии на Послание к Галатам и на Нагорную проповедь в серии комментариев Hermeneia производят глубокое впечатление и пользуются уважением в научных кругах.

Профессор Робинсон вел семинар, посвященный публикации и изучению коптских гностических кодексов, найденных в Наг–Хаммади (Египет). Его энтузиазм, жажда исследований, новых открытий и публикаций были заразительны. Его энергия поражала и ошеломляла. Поступив в Клермонт, я как будто попал на печатную фабрику. Участвуя в семинаре по Наг–Хаммади, я познакомился с Чарльзом Хедриком (он научил меня коптскому языку) и Марвином Мейером, экспертом по гностическим текстам, сейчас — научным руководителем проекта «Коптские магические тексты» в Клермонтском университете.

Профессор Мэк в те дни был погружен в труды Филона и традицию иудейской мудрости. Тогда он был горячо верующим человеком, настоящим ученым–христианином. Хорошо помню, как в 1977 году он радовался тому, что я служу в близлежащей церкви. «Отлично, отлично! — говорил он. — Нам так не хватает ученых священников!» Времена меняются — как и люди.

А как интересно было работать с профессором Браунли! Этот тихий, мягкий, нетребовательный человек был одним из первых ученых, увидевших Свитки Мертвого моря. В 1947–1948 годах, когда была открыта первая пещера со свитками, он находился в Иерусалиме, проводил там год последиссертационных исследований. Услышав о найденных свитках, Браунли отложил свои прежние увлечения — Книгу пророка Иезекииля и древний угаритский язык. Осенью 1948 года он привез один свиток с собой в Университет Дьюк, чтобы использовать его в преподавании древнееврейского языка. (Сейчас, разумеется, этого уже никто не делает!) Он опубликовал одно из первых исследований по Уставу общины (1QS) и посвятил большую часть своей научной карьеры анализу кумранских комментариев (пешер) на Книгу пророка Аввакума. Работать с ним было наслаждением; именно под его руководством я написал свою диссертацию. От Браунли я узнал многое о Свитках Мертвого моря, с ним изучил арамейский и сирийский. Его внезапная кончина в 1983 году «осиротила» меня в научном плане и положила конец нашим планам совместной работы над книгами пророков Исайи и Даниила.

Кроме того, я имел честь и удовольствие познакомиться с Джоном Тревером, давним другом Билла Браунли. Тревер был в Иерусалиме вместе с Браунли в 1947–1948 годах: именно он сделал самые первые — и отличные — фотографии Свитков Мертвого моря. Он с удовольствием показывал мне свою коллекцию и археологических находок, подробно объясняя происхождение и значение каждой.

Хотя с Браунли я был очень близок, наибольшее влияние на меня в Клермонте оказал, пожалуй, профессор Сандерс, появившийся на нашем факультете в 1977 году, в год, когда я начал писать диссертацию. Почти невозможно преувеличить значение его вклада в мое понимание библейской литературы и ее полного контекста. Сандерс познакомил меня с различными версиями Писания — древнегреческой (Септуагинта) и арамейской (Таргумы). Он открыл для меня раввинистическую литературу, научил ценить раввинистическую мудрость и превращать историко–критическое исследование древних рукописей, их вариантов и разночтений — в увлекательное приключение. Под его руководством я начал намного лучше понимать Писание. На протяжении многих лет мы с ним сотрудничали в различных издательских программах, а с 1989 по 1996 год вели совместную программу в Обществе библейской литературы.

Хотя я поступил в Клермонт на факультет Нового Завета, влияние Браунли и Сандерса было столь велико, что диссертацию я написал по Книге пророка Исайи. В ней, разумеется, есть и новозаветные компоненты; однако к концу обучения Ветхий Завет интересовал меня не меньше Нового. По иронии судьбы двадцать пять лет назад я проходил собеседование на должность преподавателя Ветхого Завета в Богословском колледже Акадии. Тогда мне отказали из–за молодости, и в конце концов я поступил в Западный Университет Троицы — на должность младшего преподавателя Нового Завета! Это назначение вернуло меня к Новому Завету; проведя в Университете Троицы двадцать один год, я принял предложение Богословского колледжа Акадии занять место старшего преподавателя Нового Завета. Как видно, мне суждено было рано или поздно оказаться в Акадии — но на кафедре Нового Завета, а не Ветхого.

Преподавая в Университете Троицы Новый Завет, я, естественно, начал и в своей научной работе и публикациях отходить от Исайи и других ветхозаветных штудий к Новому Завету. Я сосредоточился на Иисусе и евангелиях, которые интересовали меня еще в семинарии. И тут произошло нечто очень любопытное. Вдруг оказалось, что моя работа по Исайе, греческой и арамейской версиям Ветхого Завета, Свиткам Мертвого моря и раввинистической литературе стала прекрасным введением в изучение Иисуса и евангелий. Знакомясь с исследователями Нового Завета (на региональных и национальных конференциях Общества библейской литературы), я обнаружил, что многим из них недостает знаний о семитском бэкграунде Нового Завета. Я столкнулся с библеистами–новозаветниками, которые изучали греческий и знали кое–что о греко–римском мире, однако едва–едва читали (если вообще могли читать) на древнееврейском и арамейском. Большинство из них крайне слабо знакомы как с древней раввинистической литературой, так и с арамейскими парафразами Писания.

Такой недостаток знаний у столь многих ученых–новозаветников помогает объяснить странные выводы Семинара по Иисусу, основанного в 1985 году Робертом Фанком. Многие члены Семинара хорошо знают древнегреческую литературу, греко–римскую культуру и цивилизацию; однако, судя по всему, немногие из них имеют представление о семитском (еврейском) мире Иисуса. Очень немногие знакомы с географией Израиля. Очень немногие проводили археологические раскопки. Очень немногие знают раввинистическую литературу и арамейские парафразы Писания. Учитывая все эти пробелы в знаниях, неудивительно, что Семинар по Иисусу приходит к столь странным и неприемлемым заключениям. Например, участники Семинара не понимают, что подразумевал Иисус под «царством Божьим». Они абсолютно превратно понимают сущность эсхатологии и приписывают поистине удивительное значение любимому самоопределению Иисуса: «Сын Человеческий». Более того: Семинар не находит в учении и самосознании Иисуса места для израильских Писаний. Ошибки Семинара вопиющи и неисчислимы; имя им легион. К несчастью, Семинар привлек к себе серьезное Внимание прессы и выпустил серию книг как по Новому Завету, так и по другим темам, где излагаются неверные взгляды на Иисуса и евангелия. Именно этим ошибкам и посвящена книга «Сфабрикованный Иисус».

Я — христианин. Христианином стал до того, как поступил в семинарию и в университет — и остаюсь по сей день, получив докторскую степень и более четверти века занимаясь преподавательской и научной работой. Когда мои друзья в семинарии узнали, что я собираюсь поступать в Клермонт и писать диссертацию, они предупреждали, что академические исследования могут пошатнуть мою веру. Разумеется, мне приходилось слышать о людях, которые, занявшись библеистикой, в результате утрачивали веру. О таких случаях мы поговорим в первой главе.

Меня моя научная жизнь к потере веры не привела. Разумеется, моя вера претерпела изменения. Не все видится мне, как раньше, черно–белым и раз навсегда определенным. Некоторые вопросы богословия остаются для меня неясными, определенные исторические детали — непонятными. Но в ходе своих занятий я узнал, что такие же трудности испытывал и сам Иисус, и его первые ученики. Быть может, суть веры в том, что она не дает готовых и простых ответов.

Поначалу, должен признать, отдельные стороны библейской критики меня смущали. Но со временем я понял, что библейская критика подвергает сомнению не самую суть христианства, а лишь тот накопившийся с веками «багаж», который многие из нас считают частью этой сути. Как правило, этот «багаж» включает в себя представления об авторстве и датировке определенных библейских книг (например, уверенность в том, что библейские книги написаны самими апостолами и «по горячим следам», даже если в самих книгах об этом ничего не говорится), а также предположения о природе библейской литературы (например, уверенность, что в евангелиях содержатся исторические факты и ничего, кроме фактов) и учения Иисуса (например, вера в то, что все речения Иисуса были уникальны и никогда прежде не были известны). Со временем я научился отличать этот «багаж» от того, что действительно важно. Думаю, можно сказать, что библейская критика прояснила мне суть христианства и помогла осознать ее во всей полноте.