Переспать на удачу

- Нуссс, мадам Сухова, колитесь, что за заморские гости Вас посещали? В вестибюле на глазах у всего честного народа Вас дожидались?

- Боже мой, шагу ступить нельзя... И с чего, спрашивается, такой пристальный интерес к моей частной жизни?

- Как с чего? Вы, Майя Михайловна - краса и гордость преподавательского состава нашего факультета, а за красой надо бдить.

- Льстец.

- Да, - мужчина засмеялся, - И за это в аду я буду лизать раскаленные сковородки!

Теперь смеялись оба.

- Ладно... Как твои дела, Майя?

Она махнула рукой и как будто потухла:

- Да так... Все так же...

- Понятно. Ну что, мадам, не созрели для совместного анализа?

Что ж. Была, не была.

- Созрела. Пойдем, присядем где-нибудь, в двух словах не расскажешь.

Разговор вышел долгий. Они устроились в пустой аудитории, запасшись стаканчиками с кофе и шоколадными батончиками. Майя все не решалась начать, а потом потихоньку как-то поехало, и она смогла рассказать все с самого начала. Филипп слушал внимательно, не перебивая, иногда, когда она замолкала, задавал уточняющие вопросы. Закончив свой рассказ, она честно чувствовала себя вымотанной, словно целый день мешки таскала. Несколько минут молчали оба. Потом Филипп, облокотившись на спинку стула и покачивая головой спросил:

- А скажите-ка, мадам Сухова вот что...

- Что?

- А знали ли Вы, мадам, что Петренко в вас влюблен? А Фомин, Белецкий, Павловлюченков? А? А еще Сванидзе, Шлемов, Абрамян, Деканосидзе?

- Что... Ну, Сванидзе вообще во всех влюблен. А остальных-то чего было приплетать? Особенно дедушку Деканосидзе?

- Угу. А что покойный Кожин, хоть ему и было за восемьдесят, когда я здесь появился, тоже был в вас влюблен?

- Что... бред... Глеб Давыдович... Бред.

Он кивнул, словно ее реакция подтверждала какую-то его теорию.

- А знали ли Вы, мадам, что Ваш покорный слуга был в вас влюблен?

- Нет... Нет... Ты шутишь...

Только поднятые брови в ответ.

- Глупости... это все мои коллеги... Ты мой друг! Филипп... Это шутка?

- Успокойся, Майя, конечно, мы друзья. Я давно понял, что дружить с тобой куда лучше.

- Филипп...

- Да, - он широко улыбнулся, - Другом быть гораздо лучше. Но я это к чему тебе говорю, Сухова, понимаешь?

- Откровенно говоря, нет.

- Темнотаааа... Так вот, Маечка Михайловна, анализ наш мы начнем с самого начала, с азов, так сказать. Ты говоришь, что была черти сколько лет была для этого твоего Владика другом? Заметь, другом, а не подругой. Так?

- Так.

- А потом вдруг хочешь, чтобы он взял и влюбился в тебя. Он, говоришь, не замечал, что ты его любишь, должен был сам догадаться, а ты молчала, как партизан? Как же он, спрашивается, должен был догадаться, если ты молчала. Он видел в тебе друга, а друг - это друг, в него не влюбляются. Наоборот, твой Владик, если бы и заметил, что ты как-то не так себя ведешь, постарался бы сделать вид, что ничего не происходит. Это я тебе как мужик говорю.

- Ну да! Конечно! Вот прямо так, подойти и сказать? Никто так не делает.

- Уфффф... Что вы за народ, бабье! Никто так не делает, - передразнил он ее, - Кому надо, еще как делают! Подходят сами и берут быка за вымя! И не ноют потом всю жизнь, что ихнюю любоффффь не заметили.

Майя надулась.

- Ладно, ладно, не дуйся, это я так...

- Еще друг называешься...

- Вот потому что друг, потому и говорю. Ты мне лучше вот чего скажи. А с этим Беспольским-то ты зачем мутила?

- Хотела, чтобы Влад ревновал...

- Вот только не надо мне сейчас этого детского лепета про ревность, - Филипп ехидно улыбнулся, - С первого же раза, как увидела, что не действует, надо было менять тактику. Признавайся, давай. Нравился он тебе, что ли? Да?

- Не знаю... Не хочу об этом говорить.

Майя нахмурилась. Мужчина понимающе кивнул.

- Тогда скажи вот что... Нет, об этом потом. Я вот что заметил, Майя. Когда ты говорила про Беспольского, ты была совершенно спокойна, так, что-то легкое может проскочит... Стало быть он тебе безразличен. Так?

- Так.

- Угу. А как про Владика твоего заходит речь, так ты прямо сама не своя. Эмоции так и хлещут. Хочу тебе сказать, мадам Сухова, что ежели ты обиду на него все двадцать лет держишь так, как будто это было вчера, это, матушка, о многом говорит... Это диагноз, матушка.

- И что за диагноз.

Она уже поняла, что сейчас скажет Филипп, но знала, что выслушать его нелицеприятные откровения надо. Сама затеяла.

- А то, Майя, что у тебя к нему до сих пор сильные чувства.

Оставалось только согласиться.

- И теперь, возвращаясь к тому, что я хотел спросить... Майя Михайловна, позвольте вам задать вопрос интимного свойства. Чисто в целях анализа и как друг.

- Задавай, - вяло ответила она.

- Ну, тогда скажите, девушка, вот что. Романов за Вами замечено не было, замуж не вышли... Что за двадцать лет, что ли... Ни-ни? Никакого секса? В книгу рекордов Гиннеса собрались?

- Не придуряйся! Просто не хотела ни с кем любовь крутить.

- А... Ну тогда я спокоен. В книгу рекордов тебе не попасть...

Филипп с минуту смеялся, отбиваясь от рассерженной Майи. Потом угомонился:

- Ну, не фырчи, как рассерженная кошка. Это же в целях анализа. И кстати, это тоже диагноз. За двадцать лет не найти никого! Будто все мужики кругом вымерли. Это, матушка, тот еще диагноз.

- Я просто...

- Что, просто? Вот-вот. Просто никого вокруг не видела. Это я к тому, что чувства твои к этому Владику Марченкову никуда не делись. Конечно, ты будешь сама решать, я просто анализирую то, что ты мне рассказала. Это твоя жизнь. А теперь позволь, так сказать, наложить мое резюме.

- Говори уж.

- Знаешь, из всего этого у меня сложился вывод. Жизненный ПАРАДОКС. Представь себе, Майя, но то, что вы тогда с этим твоим любимым Владиком не поженились, было большой удачей именно для тебя.

- Это почему же?

- Ах, дорогая, это элементарно. Ну, поженились бы вы тогда, и что было бы?

- Что?

- А то, что он тебе всю кровь бы выпил. Ты бы ему в глазки заглядывала, пылинки сдувала, стелилась ковриком, а он мотался как мартовский кот. Что за семейной счастье тебя с ним ждало, сама подумай. Да еще и непременно попрекал бы всю жизнь тем, что из-за тебя ахххх, каких возможностей лишился, наступил на горло своей песне и т.д. и т.п. И еще, ты рядом с ним всегда чувствовала бы себя ущербной. Тебе это надо было? А теперь что мы видим?

Спорить с ним было трудно.

- А теперь этот тип каждый день сидит у тебя под окнами, как бездомный барбос. Все, Майя Михайловна, теперь власть поменялась - скидывай сапоги! Теперь его очередь тебе в глазки заглядывать. Теперь он твой с потрохами. Хочешь - бери, не хочешь - выкинь. Тебе выбирать, надо оно или не надо.

Вот она и думает, выбрать бы еще, надо оно или не надо. Они просидели молча минут десять. Майя осмысливала, а Филипп просто смотрел в окно. Потом Майя проговорила:

- Спасибо тебе, Филипп... Ты прости... что я ничего не замечала...

- Ой, успокойся, ради бога. Твоим другом быть намного лучше. Что может быть лучше свободного человеческого общения?

- Филипп...

- А женщину свою я просто пока не встретил. Вот встречу, тоже буду у тебя совета просить.

- О, я тебе насоветую, даааа!

- Я как-то не сомневался, ехидная Вы наша. Ладно, удачи тебе.

- И тебе удачи.

Сорокаминутное окно в расписании закончилось, они разошлись по делам. Филипп думал про себя, что все бабы ужасные дуры, даже если они доценты, умницы и просто отличные люди. А Майя думала, что парадоксы в жизни, конечно, интересные вещи, но лучше бы они случались не с ней, а 'где-то далеко в горах, только не в нашем районе'. Решать ей совершенно ничего не хотелось. Вспомнила Беспольского и, как ни странно, улыбнулась. С высоты прожитых лет ее дурацкий роман с ним казался таким... глупым и безвредным. Не неприятным, нет. Но не оставившим в ее душе следа. Она улыбнулась снова. Может и правда, ей стоит поблагодарить Альку за то, что он тогда вмешался?