Любовь — последний мост

— Это ясно, как день, — сказал Филипп. Его левое веко подергивалось.

— А почему это он по уши в дерьме?

Тучи над озером так сгустились, что за окном стало совсем темно.

— Потому что теперь он знает, что происходит на самом деле. И потому что они — эти свиньи из «Дельфи» и иже с ними — знают, что ему это известно. Я ведь вам говорил уже, что за Филиппом велась слежка с того самого момента, как он приземлился в Женеве. А может, и еще раньше. Он и шагу не мог ступить без того, чтобы об этом не стало известно. Конечно, кому надо уже доложили, что Филипп сегодня побывал во Франкфурте в некоем санатории, и с кем он там говорил… и они, безусловно, знают, что этот пожилой человек… как его зовут?

— Томас Хоппе.

— Что этот самый Томас Хоппе рассказал ему о «пылесосе» и приступах бурного веселья у некоторых господ в кафе «Дельфи». Те, кто следят за тобой, Филипп, — профессионалы. Ты в течение трех месяцев не замечал, что за тобой постоянно ведется наблюдение. Да, это первоклассные профессионалы.

— Тогда у меня, чего доброго, будет на совести жизнь этого самого Хоппе!

— Это не обязательно, друг мой. Об истории с песиком и о «пылесосе» Хоппе было известно уже довольно давно.

— Да, но теперь он рассказал об этом Филиппу! — воскликнула Клод. — Это не может не обеспокоить профессионалов, верно?

— Конечно.

— Выходит, он все-таки в опасности!

— Он с самого начала был в опасности, — Макс повернулся лицом к своему другу. — До сих пор ты был послушным песиком, Филипп. Всегда послушно искал вирусы и их частицы — и находил их! Это доказывало им, что их «пылесосы» еще не совсем совершенны. Не забывай о заказчиках «Дельфи»! Эти господа вознамерились владычествовать над половиной мира, да что там — над всем миром! Эти Всемирные Игроки хотят посеять повсюду страх и ужас, хотят, чтобы людей парализовала паника, чтобы люди стали беспомощными перед ними — владетелями совершенного «пылесоса», который уничтожает все частицы, все до единой! Чтобы никто ничего этим господам доказать не мог. И именно поэтому они до поры до времени нуждаются в тебе — ты самый талантливый вирусолог в мире!

— А с другой стороны, — проговорила Клод, руки ее дрожали, — они могут опасаться, что Филипп обратится в органы полиции, где выложит все, что ему известно, что известно теперь вам, Макс, и мне тоже.

— Того, что нам известно, они нисколько не опасаются, — возразил Макс. — Они боятся только неопровержимых доказательств. Какой-то старик передал, мол, Филиппу то, что рассказала ему его сестра — будто Ратоф и несколько крупных боссов из «Дельфи» громко хохотали, повторяя шутку о послушном песике и о «пылесосе» — это что, доказательства? Доказательства чего? Если Филипп обратится в органы юстиции — чего я ему в настоящий момент решительно не советую, — эти, из «Дельфи», вас на смех поднимут. Ну, предположим, кто-то глупо пошутил. Подумаешь, важность какая! Ты и есть нечто вроде пылесоса, Филипп! Ты ищешь частицы и «всасываешь» их. А то, что они говорили о «пылесосе» в переносном смысле, они тебе первым делом скажут, не сомневайся, нет, нет, дружище, так легко мы им тебя не отдадим!

— А если они своего добились или добьются, и совершенный «пылесос» уже создан, и Филипп действительно никаких частиц больше не найдет, какая его тогда ждет судьба? — спросила Клод.

В этот момент зазвонил телефон.

Филипп попросил Клод снять трубку. Дрожащим голосом она проговорила:

— Слушаю…

Тучи над озером стали совсем черными. На улицах города зажглись все фонари.

— Кто?.. — переспросила Клод. — Кто?.. — и опустилась в кресло. — Да, да, конечно… Пожалуйста, пусть он поднимется к нам в номер.

Она не успела сразу положить трубку, которая дважды выскальзывала у нее из руки.

— Что такое? Что с тобой, Клод? Кто к нам идет?

— Серж, — сказала она.

22

В этот момент раздался стук.

— Войдите! — воскликнул Филипп. Клод, поднявшись с места, стоит, не шелохнувшись, между двумя мужчинами.

Дверь открывается, и в номер входит Серж Молерон. Он в помятом черном костюме, черной рубашке и покрытых пылью черных туфлях. Вид у него жалкий. Лицо нездорового желто-серого цвета, щеки запали, в зеленых глазах неописуемая усталость, густые волосы свалялись. Нижняя губа подрагивает.

Он смотрит на них троих и не произносит ни слова. Они тоже смотрят на него и ни о чем не спрашивают.

Первой не выдержала Клод.

— Серж!

Она бросается к нему и обнимает его так бурно, что он чуть не падает. Она крепко прижимается к нему, нагибает его голову, и покрывает поцелуями его губы, щеки, лоб и глаза. Она с такой силой вцепилась в его пиджак и рубашку, что верхние пуговицы рубашки отлетели.

— Мотек! — восклицает она и начинает громко всхлипывать. — О, Мотек, Мотек! — она держит его голову в своих ладонях и продолжает целовать его, целует и плачет, плачет и смеется, и целует, целует его. — Мотек! Ты снова с нами! Ты снова с нами!

Филипп, подойдя к ним, думает о том, что это для Клод момент полного счастья и безграничного отчаяния. Она счастлива, потому что Серж вернулся, и насмерть перепугана тем, что услышала от них с Максом. Два чувства словно слились в состоянии счастливого отчаяния.

Наконец, она отпускает Сержа. Его обнимает Филипп, которому сразу становится ясно, до чего тот устал — он держится буквально из последних сил. На глазах у Сержа появляются слезы, когда он тихо, едва слышно произносит:

— Филипп, друг мой…

Макс Меллер направляется к двери.

— Я помешал вашей беседе, месье! — выдавливает из себя Серж. — Пожалуйста, извините меня! Я позвонил тебе домой, Клод, и когда никто не ответил, попытал счастья в «Бо Риваже», и администратор сказал мне, что вы здесь, наверху, в номере… Я не мог больше ждать ни минуты, мне так захотелось увидеть вас всех сразу, немедленно, и я поднялся к вам… Извините меня, месье, — сказал он по-французски. — Если вам нужно поговорить, я подожду внизу, в холле…

— Что вы, к чему это! — возразил Макс Меллер, пожимая ему руку. — Меня зовут Макс Меллер. Я старинный приятель Филиппа. Я много слышал о вас, месье Молерон. Я, разумеется, сейчас оставлю вас и перейду в свой номер.

— Нет, нет, нет! — Серж пытается удержать Меллера. — Ни в коем случае, месье Меллер! Это я уйду! Меня здесь никто не ждал…

Макс усадил высокого, крепкого мужчину в кресло, будто перед ним был ребенок.

— Вы так долго отсутствовали, — сказал он. — Мне все известно. И вот вы вернулись. Видите, как они оба счастливы вашему возвращению. До встречи! — и он идет к двери.

— Спасибо, Макс, — говорит ему вслед Клод.

Дверь за ним захлопывается.

Клод садится рядом с Сержем на диван, гладит его руки, плечи и говорит, чуть ли не задыхаясь, как раньше:

— Мотек! Мотек! Я так тебя искала… Боже мой, как же я тебя искала… повсюду… Один из наших друзей из «Оджи» сказал, что видел тебя в Риме… ну, я и полетела сразу в Рим и искала тебя там… повсюду… столько времени. Мы не можем без тебя, Мотек, это невозможно!

— Поэтому я и вернулся, — говорит Серж. — Потому что и я не могу обойтись без вас. Я попытался тогда, в Ивуаре, уйти… как самонадеянный дурак…

— Перестань ругать себя! — с чувством произносит Филипп. — Нам про тебя все понятно, — он улыбается. — Мы тебя понимаем, но не советуем еще раз с нами такие шутки шутить!

— Да, мы понимаем тебя, — поддерживает Филиппа Клод. — Да, но как же нам быть? Мы ничем тебя не обижали и не обидим, Мотек, — никогда, слышишь! Веришь ты нам или нет?

— Конечно, верю, — Серж, как и Клод, понемногу успокаивается. — Я все понимаю. Теперь я понимаю все… Я перегнул палку, когда ушел от вас… Это было чересчур… для нас всех… Знаете, каково мне пришлось… одному? Я решил было не возвращаться. Никогда. Только ничего у меня из этого не вышло. Вы для меня все равно что последний мост. Никогда больше я не поступлю так, как в Ивуаре, клянусь. Давайте будем вместе и будем любить друг друга, каждый по-своему, как умеет, как ему сердце подсказывает! Я постараюсь сделать все, чтобы от моей любви в вашей жизни было больше тепла. Так оно будет лучше и для меня — только не нужно ничего усложнять и ничего такого выдумывать… Все может получиться. Как вы думаете, может, а? — и он со страхом переводит взгляд с Клод на Филиппа.