Воздушная тревога

Я перевернулся в темноте.

— Мики! — я говорил тихо, зная, что один из часовых залез к нам в кузов. — Мики!

— Ну что? — его голос звучал хрипло и с натугой.

— Прости, Мики, я не думал, что все так кончится.

Он не ответил. Злится, наверное, подумал я. Мики имел на это полное право.

— Мики, — повторил я, — прости. Больше мне нечего сказать… Сам знаешь, как это бывает. Мы могли выудить крупную рыбу, но не повезло. Он оказался слишком умен для нас с тобой.

Я слышал, как Мики что-то сказал, но слова потонули в дребезжании трясущегося грузовика. Набирая скорость, машина неслась по ухабистой дороге, которая вела к шоссе.

— Что ты говоришь? — переспросил я и внезапно увидел его лицо рядом с моим.

— Ты можешь перестать драть глотку или нет? — тихо сказал он. — Я лежу на твоем ноже. Наверное, вывалился у тебя из кармана, когда нас швырнули сюда. Я пытаюсь его открыть.

Я замер, не смея надеяться и гадая, как велики будут наши шансы, даже если нам удастся перерезать веревку, стягивавшую руки и ноги. Под брезентом был кромешный мрак, сильно воняло солодом. От тряски мое плечо больно билось обо что-то. Я перевернулся на другой бок, одновременно грузовик резко вильнул влево, отчего меня бросило на спину, а голова сильно стукнулась о доски настила. Потом дорога стала ровнее — мы выехали на шоссе. Я склонился над Мики и сказал:

У нас осталось четыре минуты, не больше.

— Ладно, ладно, — проворчал он, — не дергайся, я открыл эту дуру.

Я почувствовал, как его тело прижимается к моему. Мики весь напрягся, борясь с веревками, потом вдруг расслабился, подтянул ноги. Его правая рука двигалась воровато, но свободно!

— А что мы будем делать, когда высвободимся? — шепотом спросил я, чувствуя себя беспомощным идиотом. Инициатива спасения должна была исходить от меня, поскольку это я втравил парня в переплет и считал себя обязанным вызволить его. Но роль вожака уже перешла к Мики.

Его рука ухватила меня за плечо и принялась нащупывать веревку.

— Вот так-то, — шепнул он, перепиливая мои путы. Веревка ослабла, и лезвие ножа, соскользнув, впилось мне в ладонь. Но мои руки, а чуть погодя и ноги, были свободны. На какую-то секунду Мики отодвинулся от меня и перевел дух, потом приблизил губы к моему уху.

— Я нащупал края брезента, — зашептал он. — Придется рискнуть. Передвинься тихонько на тот конец кузова, как будто ты еще связан. Притворись, будто чокнулся от этой… как ее… клистирофобии[30], что ли… и ори во всю глотку, понял? Надо отвлечь на тебя внимание охранника, ясно? Остальное — моя забота.

— Ладно, — ответил я.

Извиваясь, Мики отполз и прижался к борту. Нож он прихватил с собой. Мики легонько стукнул меня носком ботинка по ноге, и я передвинулся под брезентом, которым мы были накрыты, так далеко, как только мог. Почувствовав, что брезент внатяг облегает мою спину, я прижал руки к бокам, соединил ноги и пополз дальше так, словно был по-прежнему связан. В тот же миг я завопил:

— Выпустите меня! Выпустите! Не могу больше! Тут все черное!

Я услышал, как ноги охранника затопали в мою сторону, и напрягся в ожидании удара, не прекращая орать, чтобы меня выпустили. Ботинок так и впился мне в ребра, и я перевернулся на досках кузова. Дух перехватило от удара, но я все же сумел визгливо застенать.

— Заткнись, ублюдок, — проговорил охранник, — не то прикладом поглажу!

Прикрыв голову рукой, я продолжал надрываться в крике. Я слышал, как лязгнули крепления винтовочного ремня. Охранник заносил надо мною приклад совершенно беззвучно, но я чувствовал каждое его движение.

Удара, однако не последовало. Послышался тихий сдавленный крик, и винтовка с грохотом упала на дно кузова, а мгновение спустя тело охранника глухо осело рядом. Выкарабкавшись из-под брезента, я увидел, как Мики вытаскивает мой нож из глотки солдата. Меня слегка замутило. Из раны огромными пульсирующими сгустками хлестала кровь, бледное лицо в лунном свете жутко контрастировало с багровой шеей.

Водитель машины внезапно притормозил, и я посмотрел в окошко на задней стенке кабины. Стекло скользнуло в сторону, показался ствол револьвера, нацеленный на Мики.

— Ложись! — взревел я.

Мики рухнул в мгновение ока, и тут же пролаял револьвер. Пуля со свистом пронеслась над тем местом, где он только что стоял. Я рыбкой нырнул к телу часового. Подсознательно я заметил его револьвер уже тогда, когда впервые увидел лежавший на досках труп, хотя в сознании моем отпечатался лишь вид его горла. Вытащив оружие из кобуры, я снова бросился под прикрытие кабины, где уже успел укрыться Мики. Ствол револьвера, направленный в нашу сторону, вслепую шарил по кузову. Стрелял этот гражданский, Перрет, но он не мог видеть нас, не прижавшись вплотную к водителю. Грузовик останавливался. У меня был только один выход, и я воспользовался им, выстрелив в стену кабины, в то место, где, по моим расчетам, должна была находиться голова Перрета. В последний раз я стрелял из армейского револьвера в Бизли[31], когда еще учился в школе. Должно быть, я недостаточно напряг руку, потому что отдача оказалась гораздо сильнее, чем я ожидал. К тому же, грузовик круто свернул, и я, потеряв равновесие, ничком рухнул на брезент. Какое-то мгновение мне казалось, что я промахнулся и попал в водителя, но, пока я поднимался, он успел выровнять грузовик, и тот снова оказался на дороге.

Водитель больше не тормозил, но и не увеличивал скорость. Было ясно, что он в нерешительности и не знает, как поступить. Я с опаской заглянул в окошко кабины. Перрет бесформенной грудой навалился на рычаги управления. Я не знал, мертв он или нет, но на голове у него зияла страшная продолговатая рана.

Просунув револьвер в окошко, я приказал шоферу:

— Стоп!

Он взглянул на меня краем глаза, увидел оружие и притормозил.

— Возьми винтовку, — велел я Мики, — а я буду держать его на мушке. Как только грузовик остановится, Еыпрыгивай на дорогу и бери его на мушку с той стороны.

Мики кивнул и подхватил винтовку.

— Ладно.

Мгновение спустя грузовик замер на месте. Мики перепрыгнул через борт прежде, чем колеса перестали вращаться.

— Руки вверх и вылезай, — приказал я водителю.

Он не имел ни малейшего желания вступать с нами в драку и слез на дорогу, держа руки над головой. Это был здоровенный детина. Его страх и растерянность едва не заставили нас рассмеяться. Похоже, парень решил, что настала пора прощаться с жизнью. Спустившись с грузовика, я вытащил револьвер из его кобуры.

— Кругом! — приказал я и, едва он выполнил команду, передал револьвер Мики, дулом вперед.

— Сможешь отключить его, не убивая? — шепотом спросил я.

— Смотри и учись, — ответил Мики.

Поплевав на правую руку, он стукнул водителя. Глухой удар, казалось, пронзил меня насквозь, но вид падающего тела оставил безучастным.

Мы оттащили его на обочину и связали той же веревкой, которой прежде спутали нас самих. Заткнув парню рот его собственным платком, я обмотал кусок веревки вокруг головы, чтобы кляп не выпал, потом мы вытащили из грузовика остальных двоих. Оба были мертвы. Пуля, выпущенная мной в Перрета, раскроила ему череп. Мы отволокли трупы в обрамлявший шоссе лес и спрятали в кустах рододендрона, после чего вернулись к грузовику. Если по пути к ферме я гнал машину довольно быстро, то сейчас и подавно выжимал из «бедфорда» все, на что он был способен. Времени почти не оставалось. Когда мы пронеслись мимо Роубака и устремились вниз по длинному склону холма к повороту, на котором нас должны были прикончить, я заметил, что уже четвертый час. И хотя я ехал так быстро, как только отваживался, в деревушку Торби мы влетели лишь в двадцать минут четвертого.

— Я иду в лагерь тем же путем, каким выбирался оттуда, — заявил я Мики. — Ты все еще намерен дезертировать или пойдешь со мной?

30

Клаустрофобия — боязнь замкнутого пространства.

31

Бизли — стрельбище близ города Уокинга, графство Суррей, где проводятся соревнования по стрельбе, в т. ч. международные.