Избранное

В рассказах Б. Иллеша этого периода, наряду с венгерской темой («Золотой гусь» и др.), впервые появляются сюжеты из советской жизни («Ковер Степана Разина» и др.), в которых с большой доброжелательностью писатель пытался раскрыть черты нового человека.

Характерно, что схематизм, как детская болезнь нарождавшейся пролетарской литературы, был присущ самым различным социалистическим художникам, работавшим в разных странах. Примерно в те же годы на него указывал и крупнейший поэт-коммунист Аттила Йожеф, творивший в чрезвычайно трудных условиях хортистской Венгрии. «Опуская формальные точки зрения, любого поэта, выступающего с социалистической претензией, — писал он в рецензии (1928) на сборник стихов современного ему поэта Ц. Брихты, известного своей декларативностью, — необходимо — именно в интересах социализма — подвергнуть проверке прежде всего в том, насколько он пережил, прочувствовал социализм как поэзию, или, точнее говоря, насколько идейное содержание своей поэзии ему удалось обратить в состояние своей души. Это важно с социалистической точки зрения, ибо без этого даже классовая борьба пролетариата может быть изображена антисоциалистически…» [4]

Может показаться, что мы здесь несколько отклонились от темы, связанной с творчеством Б. Иллеша. Но это не так. Впоследствии, подытоживая свой литературный путь, он сам обращался к будущим историкам венгерской социалистической литературы с просьбой и даже требованием не забывать и не обходить молчанием важный период его жизни — период работы в Москве. «Следует обстоятельно проанализировать те годы, хотя бы потому, что, живя одной жизнью с советскими писателями, я в то же самое время был участником жизни венгерской эмиграции в Москве», — писал Б. Иллеш в 1956 году.

И действительно, Бела Иллеш всегда находился в самом центре общественной и литературной борьбы, с охотой принимал на себя различные организационные функции, не щадя для этого ни времени, ни сил. В 1930 году он был избран ответственным, а с 1932 по 1935 год был Генеральным секретарем МОРПа (Международного объединения революционных писателей), вел огромную организаторскую работу по объединению сил международной революционной и прогрессивной литературы. Известное участие принимал в эти годы Иллеш и в выработке программы венгерской пролетарской литературы, по поводу которой уже в те годы возникли острые споры.

Вкратце дело заключалось в следующем. Венгерские писатели-эмигранты, активно включившись в жизнь первой страны социализма, закономерно стали играть все более ведущую роль в передовом венгерском искусстве межвоенного двадцатилетия. Но, осознавая свою историческую миссию, они нередко недооценивали тех своих соотечественников, которые продолжали борьбу в самой Венгрии, в условиях хортистского террора, и подчас глубже видели реальные трудности, стоявшие перед венгерским пролетариатом. Венгерская политэмиграция в Москве стала претендовать на роль арбитра в определении путей всего венгерского революционного искусства. Эта тенденция нашла свое крайнее выражение в период расцвета деятельности венгерской секции РАППа (1930–1931 годы), объявившей себя чуть ли не единственным полноправным представителем венгерского пролетарского искусства. В этом духе и был выработан «Проект платформы венгерской пролетарской литературы», содержавший ряд методологически и политически ошибочных положений. Таким образом, наряду с тем весьма положительным, что содержалось в деятельности и творчестве объединившихся в Москве венгерских пролетарских писателей и художников (активное участие в жизни советского искусства и в рабочем международном движении, борьба за идеологическую чистоту и социальную функцию революционного искусства), им были свойственны и многие левосектантские ошибки.

Позднее Бела Иллеш трезво оценивал годы работы и жизни в Москве. «Я, разумеется, не могу говорить об этом времени беспристрастно, — писал Иллеш спустя тридцать лет, — но признаюсь, мне очень больно, когда о нашей тогдашней работе умалчивают… Да, мы ошибались и много возможностей упустили, но мы дали толчок развитию социалистической литературы. Мы совершали ошибки двоякого рода: во-первых, часто не понимали, что партия требует от нас высокохудожественной литературы. Короче говоря, мы грешили левачеством и наносили тем самым большой вред общему делу. Во-вторых, мы частенько переоценивали значение литературы, не понимали, что только тогда, когда литература овладеет читателями, она приобретает политическую силу». Этим признанием Б. Иллеш преподал полезный урок следующему поколению борцов за венгерскую социалистическую литературу.

В 30-х годах значительно возрастает художественное мастерство Б. Иллеша. Уже «Тиса горит» (1929) означала важную веху в его творчестве. Здесь впервые с эпическим размахом Иллеш изобразил величайшее потрясение в жизни венгров его поколения — революционную борьбу венгерского пролетариата в 1919-м и в последовавшие за разгромом Коммуны годы. Романом зачитывались советские люди, его перевели на многие европейские языки. «Тиса горит» воспринималась в те годы как своего рода художественный репортаж о венгерской пролетарской Коммуне. Отличительной особенностью романа являлось его ярко выраженное стремление «быть доступным самому простому читателю, заинтересовать самые широкие массы рабочих и крестьян», как писал об этом позднее сам автор. Это сознательное стремление к достоверности и общедоступности и предопределило во многом публицистический стиль и характер повествования. Автор так определял его место в политической атмосфере своего времени: «Когда я писал этот роман, наша партия вела острый и длительный спор об оценке пролетарской революции… К сожалению, эта дискуссия часто принимала личный характер и переходила в спор о личностях… Когда роман вышел, все решили, что он преувеличивает опасность разногласий в партии, а потом, спустя много лет, пришли к выводу, что роман недооценивает этой опасности». Добавим в этой связи, что так случалось не один раз в истории литературы: новая эпоха неумолимо выносит свой приговор произведению искусства, которое затрагивает действительно существенные, а не случайные проблемы своего времени.

В стилевом отношении роман «Тиса горит» являл собой интересный опыт соединения приключенческого романа, экспрессионистского описания и исторической документальной повести. Это сочетание было порождено временем и степенью развития венгерской революционной литературы, которая в поисках собственного языка пользовалась различными стилевыми средствами, отдавая все же предпочтение реализму.

Главным трудом Белы Иллеша, главным делом его жизни стал роман «Карпатская рапсодия», первый тираж которого вышел в мае 1941 года, перед самой войной. Критика не успела тогда обратить на него достойное внимание. Да и сам автор, едва успев «обмыть» с друзьями свою любимую книгу, забыл о ней в тот самый день 22 июня 1941 года, когда вместе с А. Гайдаром, Ю. Либединским и другими советскими писателями он явился на призывной пункт и отправился с московским ополчением на фронт. До конца войны и еще несколько лет после победы венгерский писатель, гражданин СССР Бела Иллеш не снимал с себя солдатской шинели, пройдя путь от рядового до майора, от Москвы до своего родного Будапешта.

Только после войны роман «Карпатская рапсодия» впервые вышел на венгерском языке.

«Карпатская рапсодия» — историко-биографический роман. В нем нашли правдивое и яркое изображение большие общественные и политические сдвиги в жизни городов и сел Закарпатья накануне и после окончания первой мировой войны, то есть в годы детства и юности автора. Подъем революционного движения народных масс показан автором через судьбы Гезы Балинта, Миколы Петрушевича, Тамаша Эсе и других героев романа. Б. Иллеш стремился в «Карпатской рапсодии» к созданию многоплановой и сложной картины жизни Закарпатья, и это ему удалось. Роман густо заселен людьми разных судеб, разных национальностей и разных социальных слоев.

4

Б. Иллеш. «Анекдоты, встречи, истории». Будапешт, 1964.