Страница 52 из 64
Ряд исследователей делает вывод о том, что власти в этот период удалось успешно расправиться с «воровской» кастой, за исключением редких её представителей. Более того: примерно такого же мнения придерживается ряд старых «каторжан», арестантов со стажем. Однако серьёзный анализ, сопоставление фактов и панорама развернувшихся далее событий заставляют нас опровергнуть подобный вывод…
«МЕНТЫ» ПРОТИВ «ВОРОВ»
Вихри враждебные веют над вором…
Итак, с середины 50-х годов власть объявляет войну «воровскому» сословию, устраивает жуткий «душняк» профессиональным преступникам (прежде всего — «законникам» и опасным рецидивистам). Это — создание отдельных лагерей, где «ломали» «воров», заставляя их письменно отказаться от уголовных «законов» и «традиций». Это — ужесточение законодательства в отношении рецидивистов и «тяжеловесов» (лиц, совершивших особо тяжкие преступления). Это — мощная пропагандистская кампания в средствах массовой информации по развенчанию криминальных «авторитетов».
Была поставлена цель не только уничтожить «воровской орден», но и устранить условия для его возрождения. Намечалось создать противовес «ворам» и их «понятиям» в местах лишения свободы.
Руководство ГУМЗ (Главного управления местами заключения), администрация лагерей решили творчески применить опыт «сучьих войн»). Но на этот раз упор делался не на использование в качестве союзников «отошедших» воров, а на создание массовой армии помощников лагерной администрации из числа обычных арестантов.
В 1957 году в лагерях проходит эксперимент по перестройке системы исполнения наказаний. Эксперимент предусматривал, в частности, усиление политико-воспитательного аппарата, увеличение числа сотрудников, которые занимались бы исключительно исправлением осуждённых. В помощь им создавался актив из числа арестантов. Активисты следили за порядком, за соблюдением режима другими осуждёнными, пресекали нарушения, помогали организовать досуг, культурно-массовую работу и проч. Разумеется, именно такие осуждённые могли в первую очередь рассчитывать на послабления в режиме содержания, а также на освобождение раньше срока.
Некоторые исследователи (см. Ж. Росси. «Справочник по ГУЛАГу») тактично называют подобную категорию осуждённых «коллаборационистами». В арестантской же среде за такими активистами прочно закрепилось несколько негативных определений: помимо традиционного «суки», их называли — и называют — «козлы», «лохмачи», «вязаные» (или «повязанные», так как эта категория «сидельцев» носит повязку на рукаве с названием секции, в работе которой принимает участие арестант).
Закреплением и усилением такой политики явилось постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 3 апреля 1961 года, одобрившее Положение об исправительно-трудовых колониях и тюрьмах союзных республик.
Согласно этому документу, вводилось раздельное содержание разных по степени опасности категорий осуждённых. Были созданы колонии четырёх видов режима — общего (для впервые осуждённых), усиленного (для впервые осуждённых за тяжкие преступления), строгий (для судимых более одного раза), особый (для особо опасных рецидивистов), тюремный (для осуждённых, нуждающихся в особо строгой изоляции).
С 1963 года по Указу Президиума Верховного Совета РСФСР началось создание колоний-поселений для лиц, твёрдо вставших на путь исправления, где арестанты жили фактически на свободе, носили «вольную» одежду, получали на руки реальные деньги, а не «боны», могли выезжать к родным и пр.
Позже в качестве поощрения добросовестных арестантов стали использоваться так называемые «спецкомендатуры» — вольные общежития в городах и посёлках, на стройках народного хозяйства, где условно освобождённые преступники обретали относительную свободу: жили вне изоляции, среди свободных граждан, получали заработную плату не бонами, а деньгами, имели возможность тратить эти деньги как им вздумается, ходили в обычной одежде, а не в зэковской робе, постоянно беспрепятственно встречались с родственниками и знакомыми и пр. В арестантской среде таких условно освобождённых прозвали «химиками», а само освобождение — «химией» (первое время планировалось использовать эту рабочую силу на особо вредных производствах, но в конце концов «химиками» стали затыкать все дыры в промышлености).
Казалось бы, меры разумные и действенные. Они должны были привести к резкому сокращению преступности, стабилизации в местах лишения свободы, нанести непоправимый урон преступности профессиональной. И прежде всего — «ворам в законе».
На первых порах к тому всё вроде бы и шло. До сих пор старые уголовники с горечью и содроганием вспоминают те времена:
— Когда работники МВД пришли к заключению, что среди осуждённых самые опасные — «воры в законе», их стали усиленно преследовать. Но пока «воры» содержались вместе со всеми осуждёнными, им было гораздо легче, чем после того, как в 1961 году всех осуждённых разделили по разным режимам.
Было время, когда «воров в законе» вызывали для того, чтобы они дали подписку об отказе от своей «идеи».
Многие, не выдержав режима и давления администрации, дали такую подписку, но было немало и тех, которые отказались это делать и оставались со своими убеждениями. Самый большой распад между «ворами» начался именно с 1961 года. Тем, кто не дал подписку об отречении от «воровской идеи», с каждым годом становилось всё тяжелее, поэтому их с каждым годом становилось всё меньше и меньше.
Часть «воров» не выдерживала мощного «пресса» и «ломалась». Девять «отошедших» написали обращение ко всем «ворам в законе» Советского Союза с призывом «порвать с позорным прошлым». Правда, когда обращение было опубликовано, под ним подписалось лишь семеро «законников».
«Воровской» мир оказался на краю пропасти. Казалось, всего лишь шаг — и…
Приказано: выжить!
Среди некоторых исследователей и даже среди части старых арестантов бытует мнение, будто в начале 60-х годов в результате «ломок» и ужесточения законодательства власть и администрация колоний смогли почти полностью сломить и уничтожить (не физически, так морально) «масть» «воров в законе». Многие «законники» якобы дали подписки с отказом от «воровской идеи», наиболее же стойких надолго изолировали, отправив на глухие «командировки» Дальнего Севера.
Однако углублённый анализ ситуации, нравов и традиций уголовного мира, обстановки в стране — заставляют нас категорически не согласиться с утверждением о разгроме «воровского» движения.
Напротив, приходится констатировать факт, который на первый взгляд кажется парадоксальным: своими действиями власть и руководство ГУМЗа в очередной раз СПОСОБСТВОВАЛИ УКРЕПЛЕНИЮ КАСТЫ «ВОРОВ В ЗАКОНЕ», ЗАСТАВИЛИ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ПРЕСТУПНЫЙ МИР СПЛОТИТЬСЯ И ВЫРАБОТАТЬ ЕЩЁ БОЛЕЕ ИЗОЩРЁННУЮ ТАКТИКУ И СТРАТЕГИЮ ПОВЕДЕНИЯ В НОВЫХ УСЛОВИЯХ.
Серьёзную ошибку допускают те, кто переносит представление о сегодняшних «ворах в законе» на «законников» далёкого — и не очень далёкого — прошлого. Так, например, поступают авторы серьёзного исследования современного «воровского» движения В. Разинкин и А. Тарабрин. В своей книге «Цветная масть» они, пытаясь развенчать романтизацию «воровского» мира, ссылаются на Варлама Шаламова и Александра Солженицына, цитируя отрывки из их книг, где даётся характеристика «воров в законе» 40-х — начала 50-х годов. А после этого делают следующий вывод:
В настоящее время в зоне мало что изменилось во взаимоотношениях начальник — охранник — зэк. Можно подчеркнуть, что воры стали наглее. Маскируясь под правозащитников, блюстителей прав и свобод заключённых, они умело удовлетворяют свои эгоистические интересы.