Когда приближаются дали…

— Это кто такой? — удивился Литовцев.

— Как кто? Сын товарища Васильева, — пояснили «близнецы».

— Не сердитесь, Надин, — умиротворяюще заворковал Литовцев. — Мальчики не ожидали вас здесь встретить… В сегодняшних испытаниях телеконтроль не предусмотрен. Идите, девочка, отдыхайте.

— Но как же?.. — растерялась Надя. — Ведь по программе…

— «Мутатис мутандис», то есть в программу я внес соответствующие изменения. Это вас устраивает?

— Но Александр Петрович сказал…

Валентин Игнатьевич досадливо передернул плечами:

— Откуда вы знаете, детка, что он мне сказал? Идите отдыхайте. Старших надо слушаться. — И, описав круг на вращающемся стуле, обратился к близнецам: — А вас, мальчики, попрошу проследить, чтобы никто не мешал испытаниям, чтобы ни одного человека возле стройкомбайна не было.

Мальчики побежали выполнять приказание, а Надя, все еще ничего не понимая, нерешительно попятилась к двери, забилась в угол и там осталась стоять. А вдруг Литовцев передумает? Нельзя же так сразу освободиться от телеконтроля.

С шумом распахнулась дверь, и в комнату ворвалась Пузырева, — Приветствую категорически, Валентин Игнатьевич! — воскликнула она, расстегивая пальто. — Уф, жарко! Что это вы в одиночестве?

Круто повернувшись на вращающемся кресле, Литовцев поднял руку, приветствуя Елизавету Викторовну.

Дверь скрывала Надю, и он решил, что Надин уже ушла.

— Я освободил инженерно-технический персонал от участия в испытаниях. Лишние люди только помеха. Нам сейчас нужно сконцентрировать всю свою волю… — Литовцев сделал паузу и доверительно произнес — Жребий брошен, Елизавета Викторовна. Решается судьба лидарита. Предосторожность в данном случае просто необходима. Особенно после здешних неполадок — то лопнул патрубок, то произошло короткое замыкание…

— Вы абсолютно правы, Валентин Игнатьевич, — отрезала Пузырева. — В рабочее время любовные вздохи, перемигивания, а этому выходцу из капиталистического лагеря я бы вообще не очень-то доверяла.

— Да-а, — протянул Литовцев многозначительно, но тут же добавил: — Невежественный парень.

— А может, прикидывается таким. Он почему-то все время вертится возле стройкомбайна. Вот сюда шла — опять его там видела. — Пузырева наклонилась к Валентину Игнатьевичу и заговорила горячим шепотом, однако Надя, стоявшая за дверью, и так достаточно слышала, чтобы разволноваться. Ведь речь шла об Алексее.

Надя тоже видела Алексея возле стройкомбайна, а сейчас, невольно подслушав разговор Литовцева и Пузыревой, поняла, что нужно во что бы то ни стало увести Алексея подальше от места испытаний.

Не раздумывая ни минуты, Надя незаметно выскользнула в раскрытую дверь. Обе половинки формы стройкомбайна были раздвинуты. Неподалеку от него, вздрагивая от холода, приплясывали «близнецы». Ветер играл их длинными космами. Больше никого на стройплощадке не оказалось. Чтобы обмануть бдительность мальчиков, Надя решила спуститься вниз, в бетонированный котлован, не здесь, а подальше, метрах в ста от стройкомбайна. Лесенки там, естественно, она не нашла. Пришлось скатиться по бетонированной стенке, как, бывало, в детстве с ледяной горки. Сейчас она перепачкала свое любимое бело-пушистое пальто, но не подумала об этом и крадучись стала пробираться к стройкомбайну.

Сгущались сумерки, но впереди, у самого стройкомбайна, можно было заметить застывшую фигуру. Конечно же это наивный Алексей! Стоит как часовой, чтобы по каналу никто не смог проникнуть внутрь домостроительной машины. Створки-то ее сейчас открыты. Посреди видна конструкция из трубок. Сегодня будет разбрызгиваться и лидарит, и потом масса Даркова. На стволе этого металлического дерева укреплены фары освещения и камеры телеконтролеров, которые сегодня так и не будут включены.

Алексей сосредоточенно к чему-то прислушивался, зорко осматривался по сторонам и, конечно, заметил Надю, но не бросился, как всегда, ей навстречу.

Надя сама подбежала к нему и торопливо зашептала:

— Алешка, милый, уйдем отсюда. Здесь тебе нельзя быть, — она потащила его за рукав.

Но всегда такой покорный, исполнявший любое желание Нади, он не двинулся с места.

— Сейчас не можно, Надьюша. — Мотнул головой в сторону, где поблескивали стенки стальной конструкции, и на одном дыхании выдавил — Он может там прятаться.

— Кто?!

Надя только успела спросить, как загудела сирена, зажглись красные огни на створках стройкомбайна, и створки начали сдвигаться.

— Он там… Там чужой человек может быть, — возбужденно повторял Алексей и вдруг, оттолкнув опешившую Надю, бросился вниз, под платформу.

Через минуту Надя услышала торопливые звонкие, удары по металлической лесенке. Это Алексей поднимался к внутреннему люку стройкомбайна. Надя побежала за ним, но в ярко освещенном люке увидела лишь сапоги Алексея. Как всегда, испытания заливки формы производились при ярком свете, необходимом для телекамер. Створки уже сдвинулись, и сейчас заработают вращающиеся форсунки. Жидкая лидаритовая масса постепенно будет обволакивать Алешку, твердеть, и тогда — конец. Неужели он этого не знает? Почему-то погас свет. Поднявшись на несколько ступенек, Надя просунула голову в люк, стала кричать, но Алексей не отзывался. Надо спасать его! Надя бросилась к Литовцеву. С криком ворвалась в комнату:

— Валентин Игнатьевич, умоляю! Сейчас нельзя начинать испытания. Может случиться самое страшное.

Литовцев вздрогнул, вопросительно посмотрел на Пузыреву и лишь тогда повернулся к Наде:

— Что может случиться, Надин? Пожар?

— Хуже! Люди могут погибнуть!!!

— Какие люди? — Валентин Игнатьевич уже начал раздражаться непредвиденной помехой. — Там никого не может быть. Мои сотрудники следят за этим. Где они?

— Мы здесь, Валентин Игнатьевич, — мгновенно появились в двери его «младшие боги» и с недоумением уставились на взъерошенную Надю.

Она стащила с головы вязаную шапочку и вытирала ею заплаканное лицо. Красно-медные вихры ее вздрагивали, как языки пламени на сквозняке.

Пузырева запахнула пальто и широкими, решительными шагами направилась к двери.

— Так простудиться можно, Валентин Игнатьевич! — Она прикрыла дверь с любезной улыбкой, адресованной Литовцеву, и, тут же смахнув ее с лица, крепко сжала Надино плечо: — А теперь скажите, товарищ Колокольчикова, какие там люди могут пострадать?

Надя вдруг поняла, что говорить нельзя. Мало ли как они все истолкуют! Ведь она своими ушами слышала разговор Литовцева и Пузыревой. А теперь вон как вцепилась в плечо. Да если Алешка действительно окажется внутри стройкомбайна и его там обнаружат… Надю охватил страх, и она опрометью бросилась из комнаты.

Валентин Игнатьевич недоуменно пожал плечами и начал с пристрастием допрашивать «близнецов». По их словам, никто к комбайну не подходил и тем более не мог оказаться внутри. До того как створки сомкнулись, платформа была видна как на ладони. В котлован опуститься нельзя, так как лесенка лежит на виду и ею никто не мог воспользоваться. Что же касается сумасбродной девчонки, то, по словам Алика, «она совсем обалдела от любви к своему «Тарзану», бегает за ним по пятам, надоела ему до смерти, и он, наверное, сейчас в деревню смылся к какой-нибудь девчонке, а эта запсиховала».

Елизавета Викторовна, считавшая всякие там глубокие любовные переживания обыкновенной блажью, высказалась с полной решительностью:

— Вопрос ясен. Мало ли что девчонка придумает. У нас по плану… — Она взяла с пульта управления разграфленный листок, близоруко прищурилась и торжественно возгласила — Начало испытаний через десять минут. Мальчики, по местам!

…Надя достигла бетонированного котлована гораздо раньше, чем «мальчики» оказались на местах. Быстро соскользнула вниз, но оступилась и, морщась от боли, прихрамывая, заковыляла к платформе стройкомбайна. Теперь уже во второй раз она поднялась в люк и тут же в отчаянии закричала: «Алеша! Алеша!» Донесся слабый отзвук. Вытянув руки, она пошла в этом направлении. Снова закричала. Алешкин отклик послышался совсем явственно. Шагнула, и руки ее уперлись в холодную ребристую стенку. Надя бешено заколотила в звенящий металл.