Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 24

Вернувшись в Бангалор, Уинстон с завистью следит за ходом кровавых боев в Тире. Впрочем, он находит себе другое занятие: узнав, что его статьи в «Дейли телеграф» были неплохо приняты читателями, Уинстон решает написать историю Малакандской экспедиции. Это уже не просто репортаж; он переписывается со всеми офицерами, участвовавшими в кампании, собирая материал, изучает множество документов и подолгу пишет в своем бунгало в часы сиесты. Даже в ущерб поло, так как стало известно, что историю Малакандской экспедиции пишет еще один человек – лорд Финкасл, адъютант генерала Блада. Эта, в общем-то, второстепенная кампания не заслуживала двух книг, и Уинстон решил ускорить темп и издать свой труд первым. Ради саморекламы в Англии? Разумеется, но еще и потому, что по своему обыкновению был на мели и погряз в долгах. «Эти грязные денежные вопросы – проклятие всей моей жизни, – писал он матери. – Мы кончим полным разорением». И действительно, леди Черчилль, и без того еще большая мотовка, чем сын, стала жертвой мошенника. Так почему бы Уинстону не начать зарабатывать на жизнь пером? Он рассчитывал, что книга «История Малакандского полевого корпуса» принесет ему по меньшей мере фунтов триста (в сегодняшних фунтах эта сумма равнялась бы двенадцати тысячам).

Спустя пять недель напряженного труда в знойные полуденные часы Бангалора задача была выполнена. Большая часть времени ушла на полировку и шлифовку стиля этого опуса, в котором в равной степени угадываются Бурке с Дизраэли и Гиббон с Маколеем (чтение пошло Уинстону на пользу). На каждой странице восхвалялось величие солдат Ее Величества, но при этом красноречиво раскрывалась никчемность поставленной перед ними задачи. Рукопись Уинстон отправил матери, поручив ей подыскать издателя; леди Черчилль обратилась к литературному агенту, и тот в течение одной недели сумел договориться с издательством Лонгмана.

Естественно, что писательский зуд не мог исключить поло полностью. В конце февраля 1898 г. Черчилль и его команда отправились в Мерут на межполковой чемпионат. Но на этот раз поло не слишком занимало Черчилля: его внимание привлекло то обстоятельство, что Мерут находится в двух тысячах двухстах сорока километрах к северу от Бангалора, то есть всего в девятистах шестидесяти километрах от Пешавара – передовой базы экспедиции в Тире. К тому же он только что получил письмо от генерала Яна Гамильтона, с которым подружился в мае 1897 г. на борту «Ганджеса» (у Черчилля был врожденный дар заводить полезных и на удивление преданных друзей). Гамильтон, командовавший 3-й бригадой экспедиционного корпуса в Тире, описал ему недавние бои и дал несколько советов, как добиться перевода на театр военных действий… Оказавшись так близко от цели, Уинстон не мог устоять и вместо того, чтобы вернуться с командой в Бангалор, сел на поезд в Пешавар и заявился в Ставку главнокомандующего, генерала сыра Уильяма Локхарта. Благодаря своему дару убеждения и помощи капитана Халдейна, правой руки генерала, он был на месте назначен сверхштатным офицером-порученцем при главнокомандующем… Калькутте и Бангалору оставалось только смириться со свершившимся фактом.

Черчилль считал уже, что дело сделано: у него прекрасные отношения со всеми офицерами штаба и он будет в первых рядах, когда начнется весеннее наступление на Тир. А там – долгожданные медали, слава и все вытекающие бенефиты. Увы! Воины Тира предпочли войне с британскими уланами переговоры с британскими политиками, и все надежды корнета Черчилля на воинскую славу растаяли как дым. Писателя Черчилля также ждало разочарование: в конце марта ему доставили копию гранок его книги «История Малакандского полевого корпуса», которая уже ушла в набор. Стремясь любой ценой опередить соперника, Уинстон поручил корректуру своему дяде Мортону Фрюену. Добрый дядюшка пропустил сотни две опечаток и иных типографских огрехов, зато от души внес в текст массу неуместных поправок, нарушивших ритм и самобытность изложения, а пунктуация превратилась в сплошной кошмар. Было уже слишком поздно что-либо исправить, и книга в таком виде была издана в Лондоне. В общем, полное поражение, настоящее Ватерлоо. Писательская слава решительно не желала приходить прежде славы военной…

Подумать, что Уинстона Спенсера Черчилля могла остановить подобная неудача, значило бы его совершенно не знать. Он не прекращал поисков подходящей войны и обратил свой взор на Судан, где во главе двадцатитысячного англо-египетского корпуса генерал Герберт Китченер медленно продвигался к столице дервишей Хартуму. И, благо жизнь есть не более чем череда бесконечных повторений, Уинстон снова задействовал весь свой привычный арсенал – тактику, сообразительность, натиск, настойчивость и знакомства матери. Его эфемерное участие в тирской кампании было вознаграждено трехмесячным отпуском, и он решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы схватить удачу за хвост. 18 июня 1898 г. Уинстон отбыл из Бомбея в Англию.





Вернувшись в Лондон 2 июля, он бросил в бой все свои «войска». Леди Черчилль, знакомая с лордом Китченером лично, написала ему одно из самых убедительных писем и пригласила на обед всех видных деятелей политики и армии, чтобы поставить их под знамена Уинстона. Поклонником ее подруги леди Джен, жены одного очень известного судьи, был не кто иной, как сам сэр Эвелин Вуд, начальник Генерального штаба, и тот обещал сделать все возможное и даже лично написал Китченеру. Уинстон также попросил тетю Леонию обеспечить ему поддержку всех «известных ей ручных генералов», и это позволяет предположить, что ей удалось приручить нескольких. Просьбы о помощи получили и бравый полковник Брэйбазон, всегда готовый поддержать товарища, и даже генерал Биндон Блад. Наконец, леди Черчилль задействовала артиллерию главного калибра – Его Королевское Высочество, с согласия которого Китченеру отправили телеграмму: «Особа желает, чтобы Вы приняли Черчилля».

Подвергнутый такой бомбардировке, лорд Китченер с трудом удерживал свои позиции, но продолжал окапываться. Сирдар прочитал книгу о кампании в Малаканде и был шокирован тем, что двадцатитрехлетний офицерик позволил себе осуждать свое начальство, да еще и по случаю всю имперскую политику правительства Ее Величества. Пусти только этого желторотого щелкопера на берега Нила, он не преминет взяться за старое, чего следовало не допустить любой ценой. Лорд Китченер вежливо, но твердо отвечал высочайшим корреспондентам: к сожалению, вакансий для Уинстона Черчилля в его армии нет. Позже все может быть, а пока…

К концу лета партия, казалось бы, была сыграна, но это только казалось. Поскольку книга Уинстона, несмотря на недостатки, имела некоторый читательский успех, в прессе прошли отзывы, и политическая элита страны от депутатов и министров до принца Уэльского пожелала ознакомиться с опусом сына лорда Рэндолфа. Как и следовало ожидать, все были впечатлены, и 12 июля один сановный читатель прислал Черчиллю приглашение встретиться. Это был не кто иной, как лорд Роберт Артур Солсбери, вождь Консервативной партии, премьер-министр и министр иностранных дел, у которого, как мы помним, были сложные отношения с Рэндолфом. В ходе беседы, состоявшейся в Министерстве иностранных дел, Солсбери похвалил книгу, которую он нашел прекрасной по стилю и весьма познавательной. Затем, почтив память отца Уинстона, этот старый государственный муж попросил не стесняться и обращаться запросто, если потребуется какая-либо помощь…

Обычная формула вежливости, но Уинстон не постесняется ею воспользоваться буквально: шесть дней спустя он пишет Солсбери и просит лично замолвить за него словечко лорду Китченеру. Лорд Солсбери выполнил просьбу, но сирдар по-прежнему отказывался спустить флаг. На этом история и закончилась? Ничуть не бывало. Узнав от леди Джён, что сам премьер-министр просил за Уинстона и получил отказ, начальник Генерального штаба сэр Эвелин Вуд нашел, что Китченер стал много себе позволять и пора напомнить ему о прерогативах военного ведомства. И когда 21 июля в Каире неожиданно умер молодой офицер 21-го уланского полка лейтенант Чапман, из Военного министерства пришло уведомление, что замена уже отправляется в путь. На следующий день Уинстона известили, что он только что произведен в поручики и назначен сверх штата в 21-й уланский полк, вместе с которым отправляется на войну в Судан. Ему надлежит как можно скорее явиться в казарму в Каире. Сирдару был объявлен шах и мат.