Страница 99 из 123
Таким образом, Дело подходит к самой сути проблемы: использование секретных материалов против беззащитного обвиняемого. Подробные показания бывшего министра юстиции Трарье вызывают сильнейшее беспокойство у причастных к этому людей. Он тоже говорит о секретных материалах. Он извлек урок из писем Гонза Пикару. Ведь если заместитель начальника Генерального штаба советовал Пикару быть осторожным, то делал это только потому, что сам не был убежден в виновности Дрейфуса, и еще меньше — в невиновности Эстергази. Гонз писал даже: «Производя расследование, Вы дошли до такого момента, когда суть заключается, конечно, не в том, чтобы отклониться от истины, а в том, чтобы определить, каким образом выявить ее». Показания Трарье производят впечатление в зале. Тем более что, рассказывая о тех приемах, которыми пытались скомпрометировать Пикара, посылая ему в Тунис подозрительные телеграммы, Трарье прозрачно намекает, откуда мог исходить удар — из Статистического отдела:
— Я ограничусь тем, что очерчу круг и скажу: «Виновник — здесь».
Радостно видеть, как постепенно раскрывается истина… И еще в такой враждебной атмосфере, где то и дело сыплются язвительные шуточки.
Франтоватый, с залысинами на лбу и с усами, как у кота, романтический маркиз Дю Пати де Клам приближается к судьям, как писал Рейнах, «чеканным прусским шагом, ощущая на себе сотни любопытных или ненавидящих глаз, и останавливается, как автомат, за два шага от барьера, пятки вместе, весь напрягшись, с отсутствующим взглядом. Он отдает честь судьям и присяжным, потом, руки по швам, как солдат перед командиром, замирает в ожидании… А публика разражается хохотом».
Действительно, весь зал покатывается со смеху, включая и антидрейфусаров. Золя, сидя на своем наблюдательном пункте, начинает понимать, как он заблуждался, считая этого человека главным героем трагедии.
Подлинный герой оказался безликим существом в военной форме, какой-то призрак — олицетворение Генерального штаба и его секретных отделов. Теперь писатель понимает, что не следовало называть его конкретным именем. Дю Пати — лишь пешка. И тогда…
И тогда, как бы в ответ на глубокое раздумье Золя, появляется полковник Анри.
Анри — толстый, полнокровный, вульгарный, с жирной шеей, сдавленной тугим воротником. Мундир на нем готов расползтись по швам. Лицо у полковника хмурое. Густые брови, приплюснутый нос, волосы ежиком. «Этакий плут-крестьянин, прослывший докой среди ярмарочных жуликоватых торговцев, наловчившийся прикрывать свои проделки суровостью, похожей на порядочность» (Жозеф Рейнах). Анри подходит к барьеру вразвалку. Адвокат Лабори сразу же задает ему вопрос о секретном досье, о котором упоминал Пикар. Анри отвечает, что, когда брали досье, его не было; он отказывается указать содержимое досье и попутно обвиняет Пикара в выдаче адвокату Леблуа секретных инструкций о почтовых голубях. Кстати, голубям придавали немалое значение во французской армии вплоть до 1940 года. На людях Анри чувствует себя не в своей тарелке. Он не знает куда девать глаза. И тут-то начинается самый значительный диалог, к которому жадно прислушивается Золя. Речь все еще идет о секретном досье, сведения о котором были переданы адвокату Леблуа.
Анри: Я был в отпуске в августе или сентябре 1896 года. Полковник Пикар получил досье у господина Грибелена.
Лабори: В каком чине вы были тогда?
Анри: Майор.
Лабори: Под чьим командованием находились?
Анри: Под командованием полковника Пикара.
Лабори: Следовательно, начальником бюро был господин Пикар. Он потребовал досье у господина Грибелена, который, так же как и майор Анри, был в его подчинении. А досье находилось в отделе полковника Пикара, не так ли?
Анри: Совершенно верно. Однако, если бы я был в то время на месте, я предупредил бы полковника Пикара о том, что еще полковник Сандгерр распорядился выдавать это досье только в присутствии начальника Генерального штаба или его заместителя или же в моем присутствии.
Председатель суда: Это полковник Сандгерр дал такой приказ? Он, кажется, умер?
Анри: Он был болен и невменяем.
Лабори: В таких случаях полковника Сандгерра заменял полковник Пикар. Не скажете ли, господин полковник Анри, кто занял должность полковника Пикара?
Анри: Эту должность занял генерал Гонз, которому в ноябре 1897 года полковник Пикар сдал дела, поскольку уезжал в командировку.
Лабори: Кто же теперь находится под началом генерала Гонза?
Анри: Я.
«Я»! В этом весь Анри!
Вызывают Гонза. Возбужденный Золя просит разрешения задать вопрос.
— Сейчас, — сухо отвечает председатель суда.
На общей очной ставке сталкиваются полковник Анри, архивариус Грибелен, адвокат Леблуа и генерал Гонз. Суд хочет установить, не превысил ли Пикар свои полномочия начальника Разведывательного бюро, сообщив о досье юрисконсульту Разведывательного бюро Леблуа. Золя кипит. У него так и вертится на языке:
— Господин председатель, мне хотелось бы задать вопрос полковнику Анри.
— Разрешаю задать вопрос.
— Но прежде нужно пояснить его. Все время идет разговор о досье, лежавшем на столе полковника Анри. А что это за досье?
Полковник Анри сжимает кулаки.
— Это было секретное досье.
— Что это за досье?
— Секретное досье.
— Досье с делом Дрейфуса?
— Нет.
Анри лжет, и Золя понимает, что он лжет.
Вмешивается Гонз: полковник Анри болен, и генерал требует, чтобы суд разрешил полковнику удалиться. Делегорг повинуется.
11 февраля генерал Пелье, подстрекаемый изощренными стряпчими, вне себя от ярости решает преподать урок патриотизма Эмилю Золя.
Золя вскакивает:
— Можно служить отечеству по-разному!
Председатель суда обрывает его:
— Без лишних слов! Вы можете только задавать вопросы!
— Я спрашиваю генерала Пелье, не думает ли он, что можно по-разному служить Франции? Можно мечом, но можно и пером. Вероятно, генерал Пелье одерживал великие победы. И я выигрывал сражения. Потомство решит, кому отдать предпочтение — генералу Пелье или Эмилю Золя.
Удрученный Пелье молчит. Когда появляется полковник Пикар, высокий, стройный, в голубой форме, раздаются крики: «Да здравствует Республика!» Эти противоречивые реакции весьма забавны! В перерыве между заседаниями обе партии борются за овладение аудиторией. Один адвокат-стажер выкрикивает:
— Да здравствует армия, но не все ее командиры!
Офицеры накидываются на этого адвоката, потрясая кулаками. Это кажется вполне естественным Гастону Мери, очеркисту из «Либр пароль», который набрасывает шаржированный портрет Пикара: «У барьера — свидетель в голубом доломане с желтым воротником. Всех удивляет его манера держаться: в нем не чувствуется ничего военного. Полковник ходит раскачиваясь, сидит, заложив нога за ногу, размахивает руками. Нет, это не солдат, а какая-то баядерка». Дрейфусарам Дю Пати кажется клоуном. Антидрейфусары находят, что Пикар похож на танцовщицу!
Дело Дрейфуса превратилось в дело Золя, а суд над Золя стал судом над Пикаром!
Начальник Разведывательного бюро дает первое развернутое показание. Пикар подробно рассказывает, каким образом он обнаружил вину Эстергази. Но он умалчивает о слишком многих вещах, имеющих первостепенную важность. Не в пример своему начальству, он все еще считает себя на службе в разведке.
12 февраля продолжается опрос Пикара. Что ж, приходится его выслушать, поскольку речь идет только об Эстергази. Пикар отвечает, что его начальники вполне допускали реальную возможность того, что бордеро было написано Эстергази. Снова устраивают очную ставку Анри, Пикару и Леблуа. Оба начальника Разведывательного бюро стоят лицом к лицу. Анри опровергает показания Леблуа, а затем, потеряв самообладание или умышленно, бросает:
— Полковник Пикар солгал об этом.
Пикар едва сдерживается, чтобы не дать пощечину Анри.