Страница 2 из 123
Лану отмечает эти записи как чрезвычайно важные для идейного развития писателя. Золя медленно, но верно поворачивался к будущему, интуитивно предчувствуя грядущую роль социалистического учения.
Автор подробно анализирует содержание, композицию, стиль романа «Жерминаль». Как и в других главах, он защищает Золя от нападок справа и слева. Прекрасная глава! Но, к сожалению, рассказывая о других произведениях Золя, Арман Лану останавливается главным образом на истории их создания, на борьбе, которая вокруг них разворачивалась, и очень мало отводит места главному — художественному результату труда писателя. Этот недостаток сам Лану объясняет следующим образом (в примечании к главе шестой): «Биография писателя не может быть полной без литературно-критического анализа его произведений. Автор решил не анализировать отдельные романы Золя, что могло бы повредить стройности повествования, а высказать свои суждения на этот счет в одном месте, основываясь на самом законченном, самом значительном, самом новом по своему содержанию романе». Думается, что этот мотив все же не совсем убедителен.
И тем не менее мы благодарны Арману Лану за то, что есть в его книге.
Лану рассматривает творчество своего великого соотечественника не только как выдающееся литературное явление, но и как явление политическое, философское, проложившее глубокую борозду в духовном развитии человечества. О таком подходе к Золя говорил в свое время и Анри Барбюс. Он указывал, что пример Золя надо использовать для просвещения людей, для воспитания коллективов. Он призывал «повернуть великую тень создателя „Ругон-Маккаров“ не к XIX, но к XX веку и последующим векам, всегда навстречу юности».
Арман Лану использует пример Золя для обстоятельного разговора о насущных проблемах современного романа, об ответственности писателей перед обществом. Он противопоставляет страстное, жизнеутверждающее творчество Эмиля Золя «литературе пессимизма, реакции и смерти», которая плодит хилых, бесхребетных «героев», утративших веру во все, в том числе и в самих себя. Романы Золя, говорит Лану, так же как и романы Виктора Гюго, Бальзака, Диккенса, Толстого, Горького, вечно будут великим открытием мировой культуры, вечно живым образцом и примером, тогда как, «совершенно бесспорно, очень скоро забудут смерть персонажа и другие теории романа без романа, которые изобретает новый, надменный и невежественный авангард».
Книги Золя, говорил Анатоль Франс, окрыляет страстная любовь к людям. Арман Лану развил эту идею. Он показал, что в центре творчества создателя «Ругон-Маккаров» всегда был человек с его заботами о жилье, хлебе насущном, работе, образовании, человек, которого несправедливость, беззаконие и социальный гнет деформируют и уничтожают, человек, в котором писатель стремился пробудить надежду, возродить гордость за то, что он человек. Золя рисует человека в его нерасторжимой связи с общественной жизнью, которую он стремится понять. И в этом смысле, говорит Лану, герои Золя противостоят анемичным, безвольным скептикам, которые не способны не только бороться со злом, но даже не способны сопротивляться ему. Оторванные от окружающей жизни, они заняты копанием в собственных лишенных энергии и стремления душах. Лану совершенно справедливо заостряет внимание на том, что, утверждая традиции Стендаля и Бальзака, Золя защищал реализм. Творчество его взволновано раздумьями о судьбах людей труда, согрето извечной и неистребимой мечтой обездоленных о радости и счастье.
Нелегким был путь Золя в литературе. Почти каждая его книга вызывала злобу и ненависть разоблаченного им произвола и лицемерия. Писателя обвиняли в безнравственности, угрожали привлечь к суду, газеты отказывались печатать его статьи. В эту трудную пору И. С. Тургенев, который был ближайшим другом Золя, помог ему установить связь и наладить сотрудничество с журналами и издательствами России. Начиная с 1875 по 1880 год в России было опубликовано более шестидесяти статей, очерков, рассказов французского писателя, которые вошли в историю литературы под общим названием «Парижские письма». Эмиль Золя на всю жизнь сохранил горячую признательность к русским читателям. Вот что писал он в 1880 году в своем предисловии к сборнику «Экспериментальный роман»:
«Да будет мне позволено публично выразить мою глубокую благодарность великой нации, которая согласилась приютить и усыновить меня в момент, когда ни одна газета Парижа не желала дать места моим сочинениям, не прощая мне моей литературной борьбы. Россия в один из страшных для меня часов безысходности вернула мне уверенность и силы, она дала мне трибуну и самого просвещенного, страстного читателя в мире. Так, в области критики она сделала меня тем, кем я являюсь теперь. Я не могу говорить об этом без волнения и сохраню к ней вечную благодарность».
Привлекая документальный материал, Арман Лану вскрывает истинные причины той оголтелой травли, которой подвергался Золя. Достаточно вспомнить, какие оскорбительные слова бросали ему в лицо, когда он напечатал серию статей в защиту художников-импрессионистов, или же те атаки, каким подвергался он после выхода в свет «Западни» и «Жерминаля» — суровых и честных книг о рабочем классе, после «Земли» — правдивой повести о жизни и быте французских крестьян, после «Разгрома» — отрезвляющего романа о франко-прусской войне и седанском позоре. Его серия «Три города» занесена в папский индекс запрещенных книг. Однако особенно лютую ненависть, ненависть политическую, Золя навлек на себя письмом к президенту Республики Феликсу Фору, известным под названием «Я обвиняю!..». Дорого заплатил писатель за свое участие в восстановлении попранной справедливости. Ему угрожали физической расправой, и эта угроза была настолько реальной, что полиция была вынуждена охранять писателя. Арман Лану приводит выдержки из нескольких писем, которые Золя получал в то время. «…Вы осуждены за ваши омерзительные поступки… Динамит (разнесет вас на куски». Подпись: Жорж Гарнье. «Где же Шарлотта Корде, — вопрошает автор другого письма, — которая освободит Францию от твоего мерзкого присутствия? Твоя голова оценена». С криками «Смерть Золя!», «Смерть гадине!» в окна его дома швыряли камни.
В главе, посвященной трагической гибели Эмиля Золя, автор, исследовав достоверные документы и факты, снова поднимает вопрос: что это было — несчастный случай или убийство?
Творчество Эмиля Золя — значительная веха в истории передовой культуры человечества. Оно оказало существенное воздействие на развитие литературы конца XIX столетия и на литературу нашего века. Влияние Эмиля Золя, как указывает Лану, испытали немцы Герхард Гауптман, заимствовавший из «Жерминаля» идею своих «Ткачей», и Генрих Манн, изобразивший в «Учителе Унрате» сестру Нана, американцы Теодор Драйзер и Эптон Синклер, который говорил, что ему хотелось бы писать именно так, как пишет Золя. Автор «Разгрома» явился родоначальником целой серии правдивых романов о войне, среди них Лану называет «Огонь» Анри Барбюса, «Воспитание под Верденом» Арнольда Цвейга, затем вышедшие в 1929 году почти одновременно — «Смерть героя» Ричарда Олдингтона, «Прощай, оружие» Эрнеста Хемингуэя, «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии Ремарка. Для полноты картины небезынтересно будет напомнить об испанце Бенито Пересе Гальдосе, который по примеру «Ругон-Маккаров» создал цикл романов о жизни современной ему Испании. Он был, вероятно, первым испанским писателем, обратившимся к изображению тяжелой доли рабочего класса. Нельзя не назвать и американца Фрэнка Норриса, известного советским читателям по роману «Спрут». Познакомившись с Эмилем Золя и его творчеством во время посещения Франции в 80-е годы, он замыслил написать серию книг «Эпос пшеницы». Перечисление писателей, которые так или иначе испытали воздействие Золя, можно было бы продолжить, здесь и венгерский поэт Эндре Ади, и польская писательница Габриэля За польская, и целое племя итальянских веристов — Луиджи Капуана, Федерико де Роберто.