Страница 104 из 123
В газетах пишут: «Золя — лопнувший бурдюк, выжатый лимон, который с полным правом может топтать каждый француз». Золя — это «сборщик нечистот, зловещий ассенизатор, золотарь в литературе, вонзающий свое перо, отточенное, как нож убийцы, в самое сердце матери-родины; тот, кто своими паршивыми ручищами бьет по лицу всю армию…» Баррес злорадствует: «Я не в силах описать то чувство ликования, братства, восторга, которое охватило публику вечером этого дня!» Во время второго процесса он пойдет еще дальше: «Чтобы нанести удар по ярым приверженцам Золя, надо сразить его самого. Так давайте же сделаем это — такая мелкая заноза не должна влиять на судьбы нашего отечества!» Заявление это тем более важно, что по-человечески Баррес очень высоко ценит «мелкую занозу». Он сам терзается этим, но решительно жертвует дружбой ради убеждений. По словам графа де Лесса, которые цитирует превосходный эссеист Пьер де Буадефр, внук генерала, Баррес на следующий день после объявления войны 1914 года признал невиновность Дрейфуса. Жюльен Каэн также отметил: в конце своей жизни Баррес, видимо, изменил свои убеждения, что примирило его с почитателями «Беспочвенников» и «Вдохновенного холма»[174].
«Патри» пишет: «Унтер-офицеры полков, расквартированных в нашем городе, решили очистить свои библиотеки от произведений Золя и сжечь все его книги». Здесь уже попахивает будущим нацизмом.
Социалисты раскололись. 26 февраля Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) издает листовку: «Нам, трудящимся, вечно эксплуатируемым, не приходится выбирать между евреями и христианами…» Этим она валит в одну кучу и иезуитов, и иудеев. Самые первые дрейфусары все время колеблются. Зато отдельные личности, такие, как, Ж.-Ш. Ру, Ланжевен, Шарль Рише, Виктор Берар, Люсьен Эрр, Гюстав Лансон, Дуркхейм, Шарль Жид, Шарль Рист, Псишари, Поль-Бонкур, пастор Моно, — все они отражают идеалистическую позицию университета. Организуется республика ученых. К ним примыкает анархист Себастьен Фор:
«Дрейфус как капитан — мой враг, и я боролся против него. Но как жертва нелепой национальной вражды, свидетелями которой мы являемся, он завоевал мои симпатии, и я становлюсь на его защиту, во имя гуманности».
Вызревает нечто вроде организации.
Процесс еще не закончился, а «Орор» уже напечатала: «Мы, нижеподписавшиеся, протестуя против нарушения юридических норм в процессе 1894 года и против тайн, которыми окружили дело Эстергази, настаиваем на пересмотре Дела Дрейфуса». В патронажный комитет, помимо Золя, входят Северина, Жорж Клемансо, Мирбо, Артюр Ранк, Метерлинк, Верхарн, Поль Алексис, Поль Фор, Сен-Жорж де Буэлье, Анатоль Франс, Жан Ажальбер, Шарль Пеги, Шарль-Луи Филипп, Аристид Бриан, Жюль Ренар, Клод Моне, Поль Синьяк, Андре Жид, Леон Блюм, Жорж Куртелин, Джеймс Инзор и другие.
Несколько месяцев спустя «Либр пароль» опубликует свои списки противников пересмотра: Дрюмон, Рошфор, Артюр Мейер, Морис Баррес, Шарль Моррас, Вейган; генералы — Мерсье, де Бире, де Дионн, де Бремон д’Арс; графы и герцоги де ла Рошфуко, герцогиня д’Юзес, принц и принцесса де Брогли, граф де Ноай и т. д.; Поль Дерулед, Альбер де Мён, Франсуа Копне, Пьер Луис, Жан Лоррен, Вилли, Жип, Поль Валери. В этих списках без труда обнаруживаются следующие группировки: парижане, роялисты, академики и аристократы. Группа антидрейфусаров Сен-Жерменского предместья ненамного превосходит группу сторонников пересмотра, куда входят провинциалы, республиканцы, представители университета и плебеи.
Малларме восхищается тем, что, «совершив такой славный и многотрудный подвиг, после которого любой другой был бы либо совершенно опустошен, либо почил бы на лаврах, этот человек вышел обновленным, цельным, и подлинным героем!» Жюль Ренар записывает в дневнике:
«Золя осужден… А я заявляю: осуждение Золя наполняет меня глубочайшим отвращением. Будучи по призванию иронистом, я сейчас становлюсь серьезным и готов плюнуть в лицо нашему старому националистическому шуту, г-ну Анри Рошфору… проповедник действия Морис Баррес — тот же Рошфор, только в нем больше литературы и меньше апломба… Я стыжусь быть подданным Мелина. И я клянусь, что Золя невиновен… Я оправдываю Золя!»
На следующий день после приговора депутаты-социалисты сделали запрос генералу Бильо: как расценивают процесс офицеры Генерального штаба? Очевидно, социалисты, антимилитаристы и анархисты решили воспользоваться весьма удобным случаем, чтобы направить страстных приверженцев законности к более определенным политическим целям. Начинается второе Дело Дрейфуса — борьба за власть.
Мелин с кислой миной, с тоскующим взглядом (ему осточертело министерское кресло), отпустивший невесть для какого маскарада белые ватные бакенбарды, свисавшие по обеим сторонам треугольного подбородка, выведенный из терпения своими сторонниками, пытается снова захватить инициативу.
— По отношению к дрейфусарам будут применены законы во всей их строгости. Если оружие, которым мы располагаем, окажется недейственным, мы потребуем у вас другое!
Он удовлетворен результатами голосования: 420 голосов «за» и 40 «против». Профессора Политехнической школы Гримо отстраняют от должности. Снова пошли в ход досье г-на Витье. Адвокат Леблуа, помощник мэра VII округа, заменен г-ном Барту. Требуют исключения Золя из списка кавалеров ордена Почетного легиона. Чиновники, подозреваемые в дрейфусарстве, увольняются. Началась «охота за ведьмами».
Закон запрещает привлекать вторично за то же самое преступление оправданного подсудимого, даже если тот впоследствии сознается. Эстергази во всеуслышание заявляет, что это он написал бордеро. Антидрейфусары моментально отворачиваются от этого человека, которому покровительствовали, которым восхищались, и представляют его как провокатора, состоящего на службе у евреев и продавшегося Синдикату, дабы служить подставным лицом вместо Дрейфуса. Принц Орлеанский, пожавший руку Эстергази, теперь пытается отрицать этот факт[175].
Адвокат Морнар поддерживает кассацию Золя в Кассационном суде. По существу, исковое заявление должно было бы исходить не от военного министра, а от опозоренного военного суда. 2 апреля приговор отменен. Мано, член Кассационного суда, сожалеет о неудачном и невоздержанном выражении Золя «по приказу», но тем не менее заявляет:
— Неужели вся честно и благородно прожитая жизнь не послужит защитой самым достойным людям от столь позорных оценок?
Как бы ни честили судей, как бы ни порицал Мелин Мано — все дело приходилось начинать сызнова!
И вот офицеры военного суда решают сами подать жалобу на писателя. Но вместо того чтобы, воспользовавшись случаем, иссечь язву, они еще больше суживают платформу обвинения. Они берут только три строки из «Я обвиняю!..» и передают дело в суд присяжных департамента Сены-и-Уазы. 23 мая назначается второй суд над Золя. На этот раз в Версале. Адвокат Лабори протестует: Золя проживает в Париже. Статья была опубликована в Париже. Причем тут Версаль? Протест отклонен. Адвокат подает протест в Кассационную коллегию. Суд отложен.
В мае происходят выборы. Палата полевела. Дрейфусары одерживают победу, и жесткое давление правительства сначала ослабевает, а затем и вовсе прекращается. Председателем кабинета министров становится Анри Бриссон, сторонник пересмотра.
Годфруа Кавеньяк, потомок члена Конвента, голосовавшего за смерть Людовика XVI, сына Луи-Эжена Кавеньяка, карателя июньской революции 1848 года, отпрыск семьи республиканцев, одинаково жестоких и по отношению к восставшему народу, и по отношению к аристократам, противник пересмотра, включается в борьбу.
7 июля Годфруа Кавеньяк, отвечая на запрос в Палате, заявляет, что он убежден в виновности Дрейфуса. Он перечисляет свои «улики», которые извлек из досье, еще раз обработанного полковником Анри: пресловутый документ с упоминанием об «этом каналье Д.» и опять-таки «признание» Дрейфуса, сделанное им Лебрен-Рено[176]. Палата решает обнародовать речь Кавеньяка. Секретное досье распространяется по всем мэриям Франции!
174
Произведения Мориса Барраса «Déracinfés» (1897), «La Golline Inspirée» (1913). — Прим. ред.
175
Напрасно. Об этом сообщили десяток журналистов и очевидцев.
176
До сих пор этот факт остается невыясненным. Официально Лебрен-Рено никогда не опровергал своего показания о том, что в день публичного разжалования Дрейфус во всем сознался. Но, во-первых, это сомнительное показание остается единственным; во-вторых, свидетели заявляли о том, что в частных беседах Лебрен-Рено отказался от своих слов; в-третьих, на процессе Золя Форцинетти, начальник тюрьмы Шерш-Миди, сказал Лебрен-Рено во всеуслышание:
«Не прошло и полгода, как вы сказали мне, сударь, что Дрейфус никогда ни в чем не сознавался. Если впоследствии вы утверждали противное, значит вы — лжец!»
Лебрен-Рено ничего не ответил ему. (Стенограмма процесса).