Страница 32 из 36
Это странно. Почему дверь открыта настежь?
Я проскользнул внутрь. Горевшие факелы на стенах освещали картину резни. Четверо или пятеро мертвых солдат валялись в грязи, с зияющими дырами в горлах и раздробленным мясом в груди.
Я понятия не имел, где держали Мудреца, но одно было вне всяких сомнений: здесь его больше не было.
Я слишком поздно расслышал шум позади, чтобы успеть защититься от удара, но зато меня не вырубили, и я свалился вперед, больно приземлившись в грязь, но сохранив самообладание. Копье вбили в землю, где я лежал. С другого конца стоял удивленный солдат. Я поднялся, схватил его за плечи и отбросил. В то же время я пнул основание копья, выхватил его и проткнул им тело солдата.
Он плюхнулся, как приземлившаяся рыба, нанизанный на палку собственного копья, но я не собирался любоваться видом. Второй солдат уже накинулся на меня, озлобленный так же, как злишься, увидев своего друга убитым.
"А теперь, — подумал я, — посмотрим, всегда ли работает эта штука."
Щёлк.
Скрытый клинок сработал, и я отразил удар стали его клинка сталью своего собственного. Обезоружив его, я разрезал его горло сильным ударом.
Я вытащил меч из-за пояса за миг до того, как встретился с третьим. За ним были двое солдат с мушкетами. Неподалеку стоял Эль-Тибурон, с саблей наголо, но опущенной, он следил за боем. Я увидел, как исказилось лицо одного из солдат, и я узнал этот взгляд — взгляд, который я видел раньше на лицах моряков на палубе корабля, который столкнулся с моим.
Он выстрелил, когда я пронзил солдата передо мной и саблей, и скрытым клинком, пронзив его и, развернув, прикрывшись им одновременно. Его уже мертвое тело вздрогнуло, когда выстрел мушкета попал в него.
Я отпустил свой щит, вытащил кинжал из него, пока он падал, пояса и взмолился, чтобы я попал так же метко, как и всегда, после бесчисленных часов проведенных за бросанием ножей в стволы деревьев дома.
И я попал. Мне удалось вынести не первого мушкетера — тот уже панически пытался перезарядить оружие — но второго, который упал с ножом, всаженным меж ребер.
Прыжком я добрался до того, первого, и нанес удар кулаком в живот рукой с клинком, и он кашлянул и умер на древке. Капли крови бусами описали дугу в ночи, и я, вытащив клинок, обернулся, чтобы отразить атаку Эль-Тибурона.
Но он не напал.
Вместо этого Эль-Тибурон замедлил темп боя, и вместо того, чтобы сразу же атаковать меня, он просто перебросил меч из одной руки в другую и направил его на меня.
Отлично. По крайней мере, много трепаться во время боя мы не будем.
Я зарычал и ринулся вперед, размахивая клинками и надеясь дезориентировать его. Эль-Тибурон не изменился в лице и легко парировал мою атаку быстрыми движениями локтя и предплечья. Он сконцентрировался на моей левой руке, в которой я держал клинок, и, прежде чем до меня это дошло, сабля оказалась выбита из моих пальцев и улетела в грязь.
Все, что у меня осталось, это скрытый клинок. Эль-Тибурон сосредоточился на нем, понимая, что он для меня в новинку. За его спиной продолжали собираться стражники, и хотя я не понимал, что они говорят, это было очевидно: я не ровня Эль-Тибурону. От смерти меня отделяли несколько ударов сердца.
Так оно и оказалось. Последняя атака Эль-Тибурона закончилась ударом гарды по моему подбородку, и я почувствовал, как зубы разжались, голова закружилась, и я упал, сначала на колени, затем лицом в грязь. Я чувствовал, как под одеждой по бокам стекает кровь, и весь мой боевой дух испаряется из-за боли.
Эль-Тибурон подошел ко мне, наступив на скрытый клинок и удерживая мою руку на месте. В голове пролетела мысль, а есть ли у клинка пряжка быстрого сброса. Хотя, конечно, толку от нее было бы мало. Эль-Тибурон подцепил меня под подбородок мечом, уже готовый нанести последний удар, как…
— Хватит! — раздался крик. Краем глаза сквозь пелену крови на лице я увидел, как стражники расступаются, и входит Торрес, а ДюКасс следует за ним по пятам. Два тамплиера плечами отпихнули Эль-Тибурона, и с раздражением в глазах — взгляд охотника, у которого отняли добычу — тот отступил. Впрочем, меня это не слишком печалило.
Я судорожно вздохнул. Рот наполнился кровью, и я сплюнул. Торрес и ДюКасс склонились рядом, оглядывая меня, словно врачи — пациента. Когда француз потянулся к моему предплечью, я подумал было, что он хочет нащупать пульс, но он лишь ловко отстегнул скрытый клинок и отшвырнул его в сторону. Торрес смотрел на меня, и мне было интересно, действительно ли он был так разочарован или же лишь притворялся. Он взял мою вторую руку, снял тамплиерское кольцо и спрятал его в карман.
— Как тебя зовут, беглец? — спросил Торрес. — По-настоящему?
Я был разоружен, но они все же позволили мне сесть.
— Я, э-эм… Капитан Отвали.
Я снова сплюнул, чуть не попав на ботинок ДюКасса. Он перевел взгляд с плевка на меня и ухмыльнулся:
— Ты всего лишь грязный простолюдин.
Он замахнулся было, чтобы ударить меня, но Торрес остановил его. Торрес окинул взглядом двор и тела, словно пытаясь оценить ситуацию.
— Где Мудрец? — спросил он. — Ты его освободил?
— Это не моих рук дело, как бы мне ни хотелось, чтобы это было бы иначе, — выдавил я из себя.
Насколько мне было известно, Мудреца либо освободили ассассины, либо же он сбежал сам. Как бы то ни было, он был свободен, и ничто не угрожало ни ему, ни его секрету, который мы все так хотели знать — расположение Обсерватории. Моя вылазка была бесполезной.
Торрес посмотрел мне в глаза и, должно быть, увидел там правду. Его лояльность тамплиерам делала его моим врагом, но было в нем что-то, что мне нравилось — или, по крайней мере, что я уважал. Возможно, он видел что-то во мне, чувство, что мы не такие уж и разные. Одно я знал точно: если бы решение принимал ДюКасс, я бы сейчас смотрел, как мои кишки вываливаются на землю; Торрес же поднялся и подал знак своим людям.
— Заберите его. Отправьте в Севилью вместе с флотом с сокровищами.
— В Севилью? — опешил ДюКасс.
— Да, в Севилью, — отозвался Торрес.
— Но мы же можем сами его допросить, — возразил ДюКасс. Я мог бы поклясться, что слышал злобную ухмылку в его голосе. — Я бы… с превеликим удовольствием сам допросил его.
— Именно поэтому я и хочу передать его нашим коллегам в Испании, — жестко возразил Торрес. — Надеюсь, проблем не возникнет, Жюльен?
Даже сквозь боль я слышал раздражение в голосе француза.
— Non, monsieur, — ответил он.
И все же он с превеликим удовольствием вырубил меня.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Когда я проснулся, я лежал на том, что походило на нижнюю палубу галеона. Это был большой галеон, напоминавший те, которые обычно перевозили… людей. Мои ноги были скованы железными кандалами — огромными, неподъемными оковами, разбросанными по всей палубе, какие-то были пустыми, какие-то — нет.
Во мраке палубы мне удалось разглядеть больше людей. Навскидку их было примерно с дюжину или около того, они тоже были закованы, но по низким стонами и бормотанию, доносившимся до меня, трудно было сказать, в каком состоянии они находились. На другом конце палубы грудой лежало что-то похожее на личные вещи пленных — одежды, сапоги, шляпы, кожаные ремни, сумки и сундуки. Я даже вроде увидел среди них свою робу, все еще перепачканную грязью и кровью от драки в тюремном строении.
Помнишь, как я говорил, что у нижних палуб был свой запах? Так вот, в этой — запах стоял абсолютно другой. То был запах страдания. Запах страха.
Голос произнес: "Ешь это, и побыстрее," — и деревянная миска упала с глухим стуком у моих босых ног, а затем сапоги стражника из черной кожи исчезли. Я увидел солнечный свет из люка, и услышал топот по лестнице, по которой взбирались вверх.
В тарелке покоился сухой крекер и клякса овсянки. Недалеко сидел чернокожий и, подобно мне, он с сомнением разглядывал еду.
— Есть будешь? — спросил я его.