В огне

Хоа высадил комиссара с дочерью около КП группы и, развернувшись, уехал за Зиаком.

Суан зажег фонарь в пустовавшей сегодня землянке Фаунга и сказал:

— Там, в саду, под бананами — бочка с водой. Сходи умойся!

Хорошо еще, осталось немного хлеба и конфет, что Виен дал ему сегодня на пристани. Суан отыскал плоскую металлическую тарелку и разложил на ней угощение. Потом достал термос и пачку чая — собственность Фаунга — и заварил в кружке чай. Он сел вместе с дочкой около фонаря и, помолчав, сказал:

— Ешь. Наверно, проголодалась?

За то время, что они не виделись, Май коротко остригла волосы, и загоревшее лицо ее казалось незнакомым и как-то сразу повзрослевшим.

Ела она с аппетитом, неторопливо и без умолку болтала.

— Пришлось выдержать настоящий бой, пока меня согласились отпустить к тебе. Твой командир Хынг и еще Чи хотели, чтобы я осталась у них. Но у меня времени нет! Я им так и объяснила. Я б и сама погостила у вас, очень уж хочется поглядеть, как работают зенитки, только вот некогда. Вообще-то я сегодня уже повоевала! Да ты не смотри на меня так: я подносила снаряды очень осторожно. И еще я гуляла на свадьбе — в деревне, рядом с вашими пушками. Тут самолеты летают, а они идут себе встречать невесту — целых восемнадцать велосипедов! Честное слово, восемнадцать!..

Суан улыбался, глядя на дочь. Он не видел ее после Тета[27], с тех пор прошло почти полгода. Ему даже не верилось, что у него уже такая большая и красивая дочь! Он рассматривал ее прическу, платье цвета осенних листьев и удивлялся, как она выросла. Брови у нее длинные, выгнутые и глаза большие — точь-в-точь, как у матери; но рот красивее, да и выражение лица совсем другое — лукавое и веселое.

— А я думал, ты побудешь у меня день-два.

— Не могу. Двадцатого числа я должна уже быть на сборном пункте в Ханое и оттуда — сразу в путь! Потом я обещала Минь завезти по дороге ее письмо и подарок для мамы. Она родилась тут поблизости. Хотела съездить вместе со мной, но не смогла. Мне надо завтра выехать пораньше, иначе не успею.

Май поглядела на отца, словно прося у него прощения, и глаза ее стали совсем печальными.

— Ничего, — успокоил ее Суан, — главное — мы с тобой повидались. Сказать по правде, если б ты и осталась, у меня все равно, наверно, не было бы времени побыть с тобой… Ты что, решила вступить в молодежную бригаду?

— Да. Я еще послала заявление Фронту национального освобождения с просьбой направить меня добровольцем на Юг; написала, что согласна на любую работу. Конечно, я знаю, дело это нелегкое… Правда, папа, было бы здорово пойти воевать на Юг?

— Мы здесь тоже деремся с американцами.

— Ну, там куда интересней!

Суан взглянул ей в лицо. Веселые и озорные глаза ее смотрели твердо и прямо.

— Спасибо, я уже наелась! — Она засмеялась, отодвигая тарелку, и Суану показалось, будто из глаз ее брызнули яркие искорки. — Наша бригада уезжает очень скоро. Я думала написать тебе, но ты не успел бы получить письмо до моего отъезда. И я решила, что ты не рассердишься, если я прикачу сюда на велосипеде. А то неизвестно, когда еще мы с тобой повидаемся!

Май наклонила голову и взяла отца за руку.

— Мне и у нас в бюро Союза трудящейся молодежи пришлось повоевать! Они настаивали, чтобы я училась дальше. А один так даже сказал, что девушки на трудфронте совсем не нужны. Им, видишь ли, только парней подавай! Чепуха какая-то! Чем, спрашивается, парни лучше нас? Еще неизвестно, кто смелее, а уж трудности всякие женщина всегда переносит легче! Потом они говорили еще, что я у тебя — одна, и поэтому ты меня не отпустишь. Прямо всю душу вымотали! Они, понимаешь, лучше тебя знают, чем я! Но в конце концов они сдались… А что им еще оставалось делать?! Я бы все равно на своем настояла. Знаешь, я очень рада, только вот тебя жалко! Останешься ты у меня совсем один, некому будет о тебе позаботиться.

Она отвернулась, пряча заблестевшие на глазах слезы.

— Молодец! Характером вся в меня!

Суан засмеялся. Но в глубине души он думал, что пройдут, может быть, годы, пока он увидится с дочерью.

Май вытерла глаза рукавом.

— Да я и когда училась, все равно жила далеко и почти ничего для тебя не делала. Раньше я сама мало что умела, а теперь вот могла бы за тобой ухаживать, да ухожу на фронт. — Слезы потекли у нее по щекам. — Но я решила, куда бы нас ни забросило, раз в неделю во что бы то ни стало посылать тебе письмо. И учебу я тоже не брошу. Возьму с собой учебники и все свободное время буду заниматься. А когда выгоним американцев, пойду учиться дальше и постараюсь стать ученым… Ну как, ты согласен?

Суан кивнул головой.

— Я во всем согласен с вами, товарищ Май… Вы уже знаете, куда вас пошлют?

— Еще не знаю, папа, — улыбнулась она, — но, наверно, куда-нибудь далеко. Одних посылают на север, во Вьет-бак[28], других — на запад, а кого — и сюда, к вам. Хорошо бы, конечно, чтоб недалеко от тебя, Но я готова идти в любое место, куда призовёт партия!

Они помолчали. Послышался гул самолета. Суан прикрутил фитиль в фонаре.

— Папа, а знаешь, Винь — я тебе про него говорила — оказывается, очень плохой человек.

— А в чем дело?

— Он, как услыхал, что мы собираемся в молодежные бригады, стал меня отговаривать… «Не ходи, говорит, лучше поступай в институт. Надо, мол, учиться дальше…»

— Что ж, он, по-своему, прав. Кто-то ведь должен учиться. Стране нужны специалисты, а после войны их потребуется еще больше.

— Да нет! Это я и сама знаю! Если человек хочет учиться для блага родины — другое дело! А он говорил, что только дураки по собственной воле идут в джунгли, чтобы надрываться, прорубая дороги, и сложить голову под бомбами черт знает где, на чужбине.

— Тогда он действительно плохой человек.

— Узнав, что я все-таки ухожу, он опять заладил свое. А за день или два до того, как я поехала к тебе, он даже предложил выйти за него замуж и настаивал, чтобы мы расписались немедленно, потому что, мол, время военное. Он говорил, что я увлекаюсь романтикой и ничего не смыслю в жизни. У него-де и «высокий культурный уровень», и должность приличная, так почему бы мне его не полюбить? Он обещал сделать так, чтобы меня послали учиться за границу, убеждал, что я стану потом большим человеком… Подонок!

— Что ж ты раньше его так расхваливала?

— Он первое время очень хорошо ко мне относился, приносил книжки почитать, помогал всегда… Откуда я могла знать?!

Суан погладил дочь по голове и улыбнулся, но глаза его оставались серьезными.

— Раскусить человека — дело трудное. Но если сам ты честен и не кривишь душой, тогда легче поймешь и других. Раз уж мы заговорили об этом, я хочу кое-что сказать тебе. Ты теперь взрослая, тебе не раз еще встретятся молодые люди, которые будут говорить о любви. А придет время, ты и сама полюбишь. Постарайся, чтобы к чувствам твоим никогда не примешивался расчет, не наслаивалось ничего низменного, нечистоплотного. Можно, конечно, ошибиться, но нельзя лгать самому себе и другим. Нужно быть верным и честным до конца…

Они долго еще сидели и — разговаривали у фонаря. Наконец Суан встал.

— Ложись поспи. А я пойду на командный пункт, у меня дела.

Суан зашел в землянку связистов и вызвал по телефону Фаунга, чтобы узнать, как обстоят дела на высоте «сто двадцать». Оказалось, что пулеметный взвод прибыл; сейчас заканчивают огневые позиции для пулеметов. Фаунг сообщил также, что на огневые рубежи у реки начали перетаскивать пушки. «Единица» перешла уже на запасные позиции. Шестая рота получает снаряды и каски, а потом тоже начнет переводить орудия.

Утро было облачное. Дул приятный прохладный ветер. Суан провожал дочь в обратный путь. Они шли прямиком по холмам, в обход моста. По обе стороны от тропы на траве поблескивали паутинки, в которых застряли радужные капли росы.

27

Новогодний праздник по лунному календарю; приходится обычно на январь — начало февраля.

28

Автономная зона на севере ДРВ, населенная в основном национальными меньшинствами.