Страница 9 из 15
Он умел работать с деньгами. Мог собрать продукты. Я бы сказал, ювелирно собрать продукты, когда их попросту не было».
Близкие друзья и подчиненные втихаря звали его «Данилой». В том не было ничего панибратского, скорее это прозвище, производное от фамилии, несло в себе нечто домашнее, семейное. И хоть до 37 лет ходил он в заядлых холостяках, но в родном подразделении прослыл человеком, который дорожит своей воинской семьей.
Он был прост в общении. «Мягких» слов не подбирал. «Из человеческих отношений, – как сказал один сотрудник, знавший его многие годы, – выгоды не делал». Говорил, что думал. Если уверен в своей правоте, мог отстоять ее перед любым начальником. Даже если знал, что она заведомо не понравится старшему по должности и званию.
Пришедшему в подразделение с достаточно высокой должности офицеру морской пехоты Юра «залепил» в день знакомства:
– Ну и что ты, старый, приперся? Прослужишь еще пяток лет, и сколько тебе будет? Сорок один? Как среди молодых станешь себя чувствовать?
Морпех так описывает свои ощущения после этих слов Данилина.
«Я вижу человека в первый раз, и, разумеется, услышав такое, сразу напрягся. Думаю, ну все, с этим мужиком у меня будут проблемы. Но оказалось все наоборот, он стал моим другом».
Со временем всякий, кто общался с Данилиным, понимал, что прямота и порою резкость в словах – не от желания обидеть, а от искренности и открытости, я бы сказал, от «распахнутости» души.
Юре можно было позвонить в три часа ночи и попросить о помощи.
«Помню, поздно вечером, – рассказывал мне один из сотрудников группы „А“, – я подвозил знакомых за кольцевую дорогу. Не довез, автомобиль сломался. Стоим на Рязанке, три часа ночи. А завтра утром на службу, заступать на дежурство.
Ну кому я нужен со своими проблемами среди ночи? Звоню Юре, ввожу в ситуацию. Следует непереводимая игра слов, потом, когда пар выпущен, спрашивает: „Михалыч, ты где находишься?“. Объясняю. Слышу в телефоне уверенный Юрин голос: „Держись, сейчас прыгаю в машину и к тебе“
В четыре часа он подъехал. Подцепили мою машину, отбуксировали, а в восемь, как положено, заступили на дежурство.
Вот тогда я и подумал, как важно, когда есть человек, которому можно позвонить в три часа ночи».
Юрий был всегда внимателен к людям.
Так случилось, что один из его друзей оказался в подразделении на дежурстве, когда другие сотрудники группы действовали в «Норд-Осте». Разумеется, кто не попал на операцию, были расстроены, в чем-то даже обижены: вроде как не доверяют им. Хотя каждый понимает: боец группы находится там, где ему прикажут. И на дежурстве кому-то надо быть. И тем не менее…
Возвратились после «Норд-Оста» сотрудники, Юрий разыскал друга:
– Ты чего скис, нос повесил? – спрашивает.
– Не знаешь что ли. Вы там, а мы.
В общем, поговорили и разошлись. Казалось бы, ничего особенного не произошло. Но Данилин думал иначе.
Через несколько дней бойцы, принимавшие участие в штурме театрального центра на Дубровке, решили собраться своим кругом, посидеть, обсудить тонкости прошедшей операции. И Юра решил взять на эти посиделки друга. Тот отказывался, мол, не место мне там, я не участвовал, буду сидеть, хлопать глазами.
Однако Данилин не послушался. Взял такси и приехал на квартиру к другу. Как тот ни упирался, настоял на своем, забрал его с собой. Друг посидел с участниками штурма, пообщался, а потом они поехали к Юрию домой. Сели на кухне, раскрыли бутылочку коньячку и опять поговорили о «Норд-Осте».
«В общем, раскачал он меня, и на душе как-то легче стало, – признался потом друг. – А знаете, жена у него была тогда на девятом месяце беременности. И ничего, понимание полное».
Но бывали случаи, когда Данилин напрочь отказывался понимать даже близких друзей, не говоря уже о сослуживцах или подчиненных. Он, к примеру, не допускал мысли, что по каким-то причинам можно не приехать на могилу погибшего товарища.
– Почему ты не приехал? – напористо наступал Юрий.
И когда тот пытался объяснить, мол, были уважительные причины, Данилин отказывался принимать объяснения. Он считал, что память о павших сослуживцах – свята.
Что поделаешь, сегодня бойцы группы «А» постоянно на войне. И потому, видимо, время от времени заходят между ними разговоры о гибели. Как рассказали мне товарищи Юрия перед его последней командировкой, зашел у них на дежурстве такой разговор. Даже спор разгорелся. Кто-то сказал, что, видимо, не стоит приходить всей толпой на похороны, мешать родственникам прощаться. Данилин не согласился.
– Как это так, вместе служили, они тебя уважали, пришли проводить в последний путь и вроде помешали.
А вскоре в последний путь провожали Юрия. И тогда все пришли, как он и хотел. Их было много в тот скорбный день, бойцов группы «А», у гроба своего товарища. Не хватало в их крепкой шеренге только его – Героя России, майора Юрия Данилина.
…20 октября 1965 года в московской семье Данилиных родилась двойня, мальчики. Старшего назвали Юрием, а того, который появился на две минуты позже, – Анатолием.
Однако уже в школе Анатолий обогнал в росте брата и стал вроде как за главного. Его всюду принимали без проблем: в спортивные секции по легкой атлетике, по гимнастике. А позже он туда приводил Юрку. Толя, позанимавшись каким-то видом спорта, вскоре терял интерес к занятиям, а Юра, наоборот, оказался терпеливым, упорным, настойчивым. Практически всюду он обходил брата, добивался лучших результатов. Например, в русских народных танцах так преуспел, что руководитель студии, встречаясь с родителями, настаивал отдать Юрку в институт культуры. Уверял, что их него вырастет большой артист.
Но карьера артиста-танцора не прельщала Юрия Данилина. После окончания школы братья пошли учиться в училище связи, которое располагалось на Таганке. Закончили его вполне успешно, а тут и время подошло в армии служить.
В те годы не принято было бегать от армии, считалось позором, коли парень увильнул от службы. Да и в мыслях такого не держали – увиливать.
Юрия и Анатолия Данилиных, как братьев-двойняшек, в армию забрали вместе, в одну часть. Сначала в учебку в Актюбинск, а потом на Крайний Север, на мыс Шмидта. Тогда и увидели братья, какой он на самом деле – край света.
Их воинская часть официально именовалась Центром дальней связи «Рубин», а на солдатском языке – просто «точкой». Народу на «точке» – всего тридцать человек. Десять офицеров да двадцать солдат. Несколько щитовых домиков, накрытых общей крышей, кунги по четыре кровати в каждом и… антенны.
Огромные, взметнувшиеся ввысь на сорок метров красавицы антенны. И на них огоньки спартаковские, вперемешку, красные с белым.
Командиры, говоря о важности их службы, упирали на то, что в случае войны и нападения на Советский Союз именно им предстоит сообщить в Москву о страшной беде.
Беды, к счастью, не случилось. Две зимы со снегом под крышу и морозом в 50 градусов пролетели быстро. И вот он, радостный дембель. А за ним неизбежные размышления: что делать дальше? Куда податься?
Юра решил вернуться в Москву, а Анатолий – уйти в «загранку», устроиться на торговое судно, и. прощай, столица.
Однако с загранплаванием не вышло, и он, приехав домой, устроился в булочную грузчиком. Решил подумать, осмотреться.
Юрий пошел работать по специальности – на телефонный узел. Однажды он признался брату:
– Ты помнишь, когда мы демобилизовались и пришли в военкомат, там офицер из КГБ с нами беседовал…
– Помню.
– Я позвонил ему. Завтра иду на собеседование.
– Ну, удачи тебе, Юрок.
Так определился в жизни Юрий. А Анатолий все еще размышлял. В связь его не тянуло, хотя и училище, и армейский опыт за плечами были. Но не хотел, не лежала душа. Однако понимал и другое: не жизнь же ему куковать в этой булочной.
А Юрий тем временем прошел строгие кагэбэшные проверки и был принят в Комитет государственной безопасности. Как позже он расскажет брату, в 15‑е управление, в оперативно-постовую службу.