Страница 20 из 54
— Эверест, — воскликнул Брайан, подняв стакан, — мы идем не завоевывать тебя, а подружиться! Джомолунгма!
Затем мы разошлись по палаткам. На высоте 5000 метров одного стакана виски вполне достаточно, чтобы вырубить нас на целый день. Я задремал, одолеваемый кошмарами, в которых несчастья преследовали наши камеры: они самопроизвольно выпрыгивали из рюкзаков, проваливались в трещины, сваливались с сераков, гибли под ногами бегущих яков.
Когда я проснулся, то увидел кошмар наяву, — сумасшедший профессор Кис с вольтметром и отверткой в руках, разобранные на части запасная камера и ДАТ — звукозаписывающий аппарат. Какие-то винтики, пружинки и крестообразные детали валялись вокруг него в полном беспорядке.
— Кис! Черт возьми, что ты делаешь?
— Чиню.
— Чинишь? А если ты не соберешь эту штуку? Кис, мы не снимем этот чёртов фильм! Что это, например?
Я указал на печатную плату из ДАТа, которая упала в горный ботинок Киса. Кис посмотрел обиженно.
— Я не совсем уверен, но, думаю, в ней проблема.
Кис всегда был мастером неопределенных ответов, а под нажимом тушевался полностью. Посмотрев на меня взглядом, выражающим: «поверь мне», он подвел итог своим действиям, засунув металлические щупы глубоко в потроха ДАТа, как подпольный хирург при операции по пересадке органом.
— Что стряслось с камерой?
— Микрофон барахлит. Я только снял пластиковый кожух и чуть-чуть перебрал его.
— Я думаю, мне лучше пойти прогуляться.
Не в силах больше смотреть на это, я оставил Киса бормочущим над своим вольтметром и направился в лагерь каталонцев, чтобы узнать, есть ли у них ещё окорок. Когда я вернулся, все работало нормально.
— Да. Немного доверия, — сказал Кис напоследок, перед тем, как мы побрели через морену, чтобы отметить это событие купанием в ледяной реке.
Это была последняя возможность искупаться. На следующее утро был назначен наш выход в передовой базовый лагерь.
5
На рассвете 15 апреля, как только мы собрали палатки и упаковали снаряжение, готовые к выходу упрямые яки столпились в беспорядке. По их подавленному виду и по общему плохому поведению было совершенно ясно, что яки знают о предстоящем походе в ПБЛ, которым Саймон называет: «тяжелые учения», особенно, если вы — як, несущий на себе пятьдесят килограммов груза.
Теоретически зарплата погонщика яков установлена Тибетской альпинистской ассоциацией. Согласно их рекламе, нанять погонщиков ничуть не труднее, чем нанять носильщика в красной кепке в Хитроу. На практике же сцена в базовом лагере перед нашим выходом была весьма сумбурной. Главный сирдар (руководитель команды носильщиков) нашей экспедиции Нга Темба был осажден со всех сторон погонщиками яков, недовольных весом груза и требовавших надбавки.
Тибетские погонщики яков не стесняются выражать своё недовольство. Переговоры проходят с нахмуренными бровями, злыми гримасами и убийственными взглядами. Нга Темба оставался спокойным, что, казалось, ещё больше приводило их в ярость. Вскоре он оказался среди орущей толпы, которая и не собиралась приступать к погрузке.
Казалось, что насилие неизбежно, но тут из строения ТАА вышел тибетский посредник в яркой шелковой шляпе и попытался примирить погонщиков яков. Никто из нас не знал, что он им сказал, но его слова разъярили толпу ещё сильнее. Теперь каждый груз обсуждался отдельно, по мере того как толпа переходила от одной кучи снаряжения к другой. Ящики были подняты и отвергнуты, как стишком тяжелые, сумки проверены и презрительно отброшены в сторону.
Затем настроение толпы резко изменилось. Споры закончились, и погонщики яков разбились но группам и стали вьючить своих животных. Соглашение было достигнуто, все были довольны, и не было ни малейшего намека на то, что несколько минут назад назревал бунт.
После завтрака мы вышли раньше основного состава экспедиции, чтобы отснять, как участники и яки поднимаются но леднику Ронгбук. У нас было три или четыре фальшстарта, так как 16-миллиметровая камера «жевала» пленку, но Нэд во время вытащил запасную кассету и сделал серию прекрасных кадров в лучах, проходящих сквозь легкий туман. Я работал звукозаписывающим аппаратом, записывая жуткий свист погонщиков яков, отраженный от стен долины.
После широкого плато морены мы повернули налево в восточную часть долины и оказались в узком ущелье, зажатым между ледником и осыпными склонами. С этих склонов шёл постоянный обстрел живыми камнями, грохот от приближения которых изматывал нервы до предела. В ущелье достаточно примеров, когда огромные, размером с футбольное поле, части стены обрушивались на ледник.
Поскольку мы были первой командой, покинувшей базовый лагерь, тропа на снегу была еле видна. От этого якам приходилось нелегко, они частенько падали на колени или застревали в узких проходах на льду. И только постоянные окрики погонщиков заставляли яков двигаться дальше.
— Хой! — был самый спокойный окрик, но чтобы як выбрался из действительно плохой ситуации, нужен был устрашающий окрик — иррааарх! Когда слова не действовали, внушительный камень летел в крестец яка. Он действовал всегда.
Ледник Ронгбук — это огромная масса льда, но на нём лежит столько камней, что в нижней его части льда почти не видно. Только примерно после часа пути ледник начинает открывать трещины и отдалённые ледяные пики, но и они окрашены в темно-серый цвет от ледниковой пыли.
Через три часа после выхода из базового лагеря мы начали подниматься по крутому взлёту, с которого начинается ледник Восточный Ронгбук. Брайан обратил моё внимание на то, как Шиптону было нелегко определить истинное значение узкой долины в разведке 1922 года.
Сразу не видно, что за долиной лежит огромный ледник (так хитро она скрывает его истинное значение). Вход на ледник чуть больше, чем невинная расселина в стене долины. Трогательная струйка воды (это скорее ручеек, чем поток) вытекает из ущелья на ледник.
Здесь нет ни малейшего признака льда, и если смотреть вверх по долине Ронгбука, то будет видно только каменное ущелье.
Не мудрено, что Шиптон ошибся, исследуя долину в поиске «прямого» маршрута, ведущего к Эвересту. Теперь, меня не удивляет его решение; прямой маршрут смотрится как единственно возможный.
Долина восточного Ронгбука, смотрится уходящей от Эвереста в сторону. Войдя в долину, обнаруживаешь сразу два сюрприза: первый состоит в том, что ледниковая система, заключенная в долине полностью повторяет сам ледник Ронгбук. Второй сюрприз — долина Восточного Ронгбука и её ледник неожиданно поворачивают по элегантной дуге на юг, прямо к подножью северной седловины. Удивительно, почему из устья долины вытекает так мало воды. Видимо, под землей течет гигантская река.
Шиптон не мог знать этого. Как жаль, что у него не было поддержки с воздуха. Один-единственный вылет мог бы за несколько минут раскрыть секрет ледника Восточный Ронгбук, который является скрытым ключом к северному склону Эвереста.
Потребовалась другая экспедиция и ещё два года, прежде чем этот важный географический выверт был обнаружен.
Следующие два часа мы тащились вверх по долине, вдоль северной стороны молочной реки по усыпанной булыжниками тропе. Как только начался подъём, яки увеличили скорость и обогнали нас. Погонщики, обутые в пластиковые ботинки и старые армейские кирзовые сапога, следовали за ними с удивительной легкостью даже на предательских ледовых участках. Они постоянно что-то напевали и насвистывали, находя достаточный запас воздуха в своих легких, тогда как у нас его не было.
Когда оставался час светлого времени, мы встали лагерем на маленькой скале над рекой, под далеко не монолитным склоном. Это был наш первый опыт установки палатки Мауитин Квазар, и мне пришлось обратиться за помощью к Алу, чтобы разобраться, со стойками.
Мы поужинали вместе в импровизированной палатке-кухне и вырубились в изнеможении в 8 часов вечера. Пока я старался уснуть, камни сыпались с ближайшей скалы и падали в реку со страшным шумом и всплесками. Ужасающая мысль пришла мне в голову: наша с Кисом палатка стояла в наиболее опасном месте — всего в двух метрах от края склона, который, очевидно, находился в процессе разрушения. Если наша часть склона вдруг пойдет вниз, мы упадем вместе с ней в реку, погребенные под сотнями тонн камней.