Страница 6 из 40
— Погляди, чего ему захотелось, — крикнул он подходившему переводчику. — Пущу его на свое место, пускай посидит! Он напоминает мне моего сынка. Джону не было еще и четырех лет, когда он начал рваться к рулю и... — водитель внезапно прервал монолог.
Решительным движением эскимос включил сцепление, передвинул рычаг и медленно, осторожно дал газ. Семитонная машина легко, без толчков, покатилась вперед. Пораженный механик онемел.
Безукоризненно опущенный лемех срезал большой пласт земли, охотник отбросил его в сторону, выровнял машину, дал задний ход и с сияющей улыбкой поглядел на американца, не понимая, почему тот с криком выталкивает его из машины.
— Ах ты обманщик! Убирайся, пока цел! — вскипел механик.— Ну и напугал же меня этот дикарь! — крикнул он переводчику. — Прошел, видно, какой-то курс обучения, спроси его, где, когда? Кто его обучил? — утирая пот со лба, водитель прислушивался к коротким горловым звукам незнакомой ему речи. Он все еще не мог прийти в себя.
— Никто не обучал его. Говорит, просто присматривался, как ты водишь машину, запоминал каждое движение и точно подражал тебе, — услышал он в ответ. И, конечно, не поверил.
Не поверили и американские инженеры, прибывшие в 1950 году на северо-западное побережье Гренландии для постройки здесь крупной военно-воздушной базы. Они с изумлением убедились вскоре, что молодой зверобой из района залива Мелвилл вовсе не был исключением, наделенным природой какими-то незаурядными техническими способностями.
Этих способностей было бы еще недостаточно, чтобы выжить в просторах Арктики, где все, казалось бы, противостоит жизни, если бы не феноменальная зрительная память, у других народов не встречающаяся. Память, которая, словно чувствительная фотопленка, моментально фиксирует мельчайшие детали, ускользающие от внимания стороннего для мира льдов человека. Все, кому приходится работать в Арктике — геофизики, археологи, этнографы или участники полярных экспедиций, — жалуются на ужасающее однообразие гладкого, безбрежного, покрытого снегом ландшафта. Зоркий глаз эскимоса подмечает на единообразной белизне незаметные для других опознавательные знаки, а память мгновенно запечатлевает их.
Благодаря этой феноменальной способности эскимос никогда не заблудится. Зимой он легко отыщет под снегом тайники, в которых хранит добытую летом дичь, не собьется с пути, безошибочно начертит контуры побережья или тропу между поселениями. Каждый снежный бугор, каждый излом, малейшая трещина в льдине, каждое дуновение ветра говорят ему о многом.
Зрительная память жителей Гренландии наряду с незаурядными техническими способностями ошеломляла белых пришельцев. Несколько десятилетий назад много писали о некоем мальчике из Готхоба. Ученик миссионерской школы, он получил от пастора в подарок за хорошее поведение часы. И поступил с ними так, как, наверное, поступили бы на его месте многие его сверстники Старого и Нового Света — разобрал их на части. Когда вернувшийся с охоты отец внезапно позвал его, он засунул горсть колесиков и шестеренок в карман анорака. Прошел весь день, пока он смог, наконец, приняться за сборку своего сокровища.
— Он быстро справился с этим, ни минуты не раздумывая, и точно, словно опытный часовой мастер, вставил на свои места все зубчатые колесики механизма, — рассказывал впоследствии пастор. — Я ни за что не поверил бы, если бы собственными глазами не видел, как он вытаскивал из кармана эти злосчастные части, а затем собирал их. Стремясь убедиться, что это не простая случайность, я пожертвовал своим любимым будильником и поручил мальчику разобрать его, а все части запер в ящике письменного стола. Трое суток я с нетерпением ждал, с дрожью в сердце думая, что произойдет, когда я велю ему снова собрать их. Представьте, он безошибочно проделал это, будто ничем иным никогда не занимался. И подумать только, что уже больше года я не могу вбить в голову этому самому мальчику таблицу умножения!..
Эскимосы охотно обучаются техническим специальностям. Достаточно краткого показа и нескольких пояснений, чтобы зверолов, с детства погоняющий упряжных собак, стал ловко управлять подвесным мотором. Охотнее всего он водит моторную лодку, автомобиль или гусеничный бульдозер.
Однако не всякая техническая работа привлекает гренландского охотника. Нельзя, например, приучить его работать на конвейере, он не выносит механического повторения одного и того же действия.
— Какие чудесные фигурки на рукоятке ножа, — восхищался однажды матрос судна, прибывшего к побережью острова в районе Сенре-Стремфьорд. — Скажи ему, — обратился он к переводчику, — что я охотно куплю этот нож, предлагаю пять долларов, это хорошая цена!
Внимательно рассмотрев костяную рукоятку, на которой художник искусно вырезал великолепные сцены охоты, американец решил, что примитивная резьба произведет фурор в США и на ней можно неплохо заработать.
— Закажу ему тридцать ножей, но обязательно точно таких же, — заявил он переводчику. — Цена, разумеется, должна быть ниже, как за оптовую партию. Спроси, сколько он хочет?
Эскимос выслушал предложение и покачал головой:
— Если бы я согласился сделать тридцать одинаковых ножей, то за каждый ему бы пришлось заплатить вдвое дороже. Очень скучно все время делать одно и то же...
Окончание следует
Алина Центкевич, Чеслав Центкевич
Перевел с польского В. Кон
Два маршрута
Отложенный разговор
Этот высокий, спортивного склада парень производил противоречивое впечатление. Во всем, что касалось дела, Даниель Ван дер Спек был идеальным партнером: умный, знающий, доброжелательный и по мере возможности идущий навстречу. Но когда речь заходила о политике, с ним трудно было найти общий язык. Нет, он вовсе не становился враждебен, а как бы отгораживался стенкой трезвого практицизма от нашего, как считал Даниель, «неуместного идеализма».
Сейчас перед нами был радушный хозяин. С откровенной радостью похлопав Валерия и меня по спинам, он сам подхватил наши чемоданы и заспешил впереди к своей машине. Лихо развернувшись, «форд» нырнул под эстакаду посадочной полосы, на которую в этот момент с ревом опускался огромный, вполнеба, «Боинг-747». Сердце стало маленьким и вдруг изо всей силы грохнуло по грудной клетке: показалось, в следующую секунду нас раздавит. Ничего, конечно, не произошло. Но улица под аэродромом! Она как бы являла собой иллюстрацию общеизвестного факта, что с землей в Голландии туговато.
Когда за окном замелькали старательно вылизанные голландскими коровами луга, на которых и впрямь стояли ветряные мельницы, я повернулся к попыхивавшему короткой шкиперской трубкой Ван дер Спеку.
— Что новенького, коллега? По-прежнему все внимание американцам или все-таки обратили ваши взоры и к своим юным соотечественникам?
Он подмигнул, давая понять, что тоже помнит наш последний разговор в Москве.
— Завтра вечером я вам кое-что покажу, а потом, если захотите, поговорим...
Спор с Ван дер Спеком произошел год назад в Москве во время нашей предыдущей деловой встречи. Началось с того, что мы поинтересовались у него, почему некоторые молодежные организации Нидерландов уделяют не слишком-то много внимания собственной молодежи. В частности, почему большую часть молодых туристов, приезжающих в Советский Союз из Голландии, составляют обучающиеся там американцы?
Тогда, в Москве, Даниель ответил прямо-таки по Гоголю:
— Знаете ли вы голландскую молодежь? О нет, вы не знаете нашей молодежи. Она нелюбознательна и аполитична. ЛСД — да, секс — да, поп-музыка — да. Сейчас у нас предпочитают «путешествовать» в мире галлюцинаций с помощью наркотиков, а не по нашей грешной земле. Вот вы говорите: антиимпериалистическая солидарность, мир и дружба. Но всякие там высокие идеалы им просто не понятны...