Страница 94 из 124
Внимательно присмотревшись к изображенному ландшафту, Вакулов удивленно ахнул. Он увидел свой участок! Свой участок и, главное, ту самую перспективную площадь, которая была обведена пунктирным контуром. Этой своей площадью Вакулов так гордился и был убежден, что до прихода его сюда, на базу, никто о ней не мог знать, не мог видеть. В том числе и начальник. Контуры полностью совпадали с границами древних лав, вулканических выбросов, происходивших в этих местах миллионы лет назад.
Вакулов смотрел на карту и читал не только то, что на ней было нарисовано, но и то, что находилось за нею, что предшествовало каждой линии, каждой черточке. Он многое понял. Сомнения, которые плотным туманом окутывали все вокруг, начали проясняться. Карта говорила без слов и весьма убедительно. Борис Васильевич тоже не отсиживался в палатке во время дождей. Он проложил маршруты по другую сторону хребта. Гора оказалась во всех отношениях перспективной. Он опоисковал большую площадь и на основе добытых материалов оконтурил зону, где, возможно, залегает сама руда.
Рассматривая карту района, Вакулов увидел малозаметные штрихи с черными точками, которые пересекали долины, хребты, водоразделы. То были трассы маршрутов, проложенные другими поисковиками. Выходило, что многие его товарищи по работе тоже не сидели в своих палатках в дождливые дни. Тут же, на перевернутом ящике, заменявшем стол, стопкой лежали их полевые книжки. Вакулов, не спрашивая разрешения, протянул руку и взял наугад первую попавшуюся ему на глаза. Она была, как и его собственная, замызгана снаружи, потерта, засалена. Но внутри – каждая графа заполнена, каждая запись сделана четко, разборчивым почерком и, как требовалось, только простым карандашом. Взял другую, третью. Всюду – четкие записи, разборчивые почерки.
Вакулов положил полевые книжки на место, поправил стопку. Ему стало не по себе. Где-то в глубине души он только порадовался тому, что сдержался, что не наговорил лишних слов, не высказал «накипевшее», что все те «убийственные» и, как считал, «доказательные» злые фразы умерли в нем, умерли навсегда, так и не успев прозвучать, выпорхнуть на свет. И он снова повернулся к карте.
– Сила! – произнес он искренне. – Сила!
– Она-то еще сырая, в ней много скрытых неточностей. Придется перерисовывать и уточнять, – сказал Борис Васильевич и провел ладонью по корявой, наспех нарисованной карте Вакулова. – Ты не очень-то расстраивайся, у тебя дело пойдет. Я уверен в этом! Есть у тебя целеустремленность, боевой азарт поисковика и, главное, обостренное чувство долга. Все эти качества дают основание верить в твое будущее. Из тебя получится геолог! Но только ты должен раз и навсегда понять, что те требования и пункты инструкции, предписывающие нам вести тщательную документацию и четко заполнять все графы журнала, – не пустая формальность, не бюрократия и не закостенелая канцелярщина. Эти требования продиктованы самой жизнью. Никто из нас не знает, что его ожидает впереди, что может случиться завтра. Ведь были случаи, когда геолог выходил из игры. После него оставалась лишь полевая сумка с документами. А если они к тому же небрежно заполнены? Что прикажешь делать с такими дохлыми материальчиками, если все свои наблюдения и выводы остались у поисковика в голове, а не на страницах полевого дневника? Вот я о чем. Тут – г л а в н о е. Постарайся понять это.
Вакулов согласно кивал.
3
Яков Янчин не спешил возвращаться в свой безымянный поселок. Задержался еще на сутки в Солнечном. На то у него были свои причины. Там, в таежном поселке, должна состояться свадьба. Юлия выходила замуж за Володьку Куншева, и Янчин не желал присутствовать на том чужом торжестве.
Для молодоженов сообща построили дом. Хороший получился сруб. Куншев, естественно, старался больше всех. Мастер из него получился довольно приличный, с творческой выдумкой. Тут у него ничего не отнимешь и не прибавишь. На удивление всем, Володька в считаные недели научился владеть топором и рубанком, пилой и стамеской, словно всю жизнь только тем и занимался, что возводил деревянные хоромы.
Янчин невольно улыбнулся, припоминая, как они строили первый дом. Как говорится, и смех и слезы. Все специалисты – с образованием, поднаторевшие в науках, и полные неумехи по простому строительному делу. Никто их такой нужной житейской науке не обучал. Да и рабочие от них далеко не ушли, никто не умел из бревен складывать сруб. Но строить-то надо, зима не за горами. Теоретиков в наличии было более чем достаточно, а практиков не хватало. По приказу начальника строителями стали все. Валили деревья, ошкуривали стволы, пилили на бревна. Как он, Янчин, не прихлопнул Куншева, до сих пор не может понять. Хотя и не думал валить ель в его сторону, сама пошла. Да так точно пошла, что только он ахнул… А может быть, и не совсем сама, – чуть-чуть да подправил. Припугнуть хотел. Только припугнуть! Чтоб не задавался. Чтоб над ним можно было бы посмеяться. Да не вышло. Слишком серьезно получилось. Янчин в те минуты сам был не рад своей затее. Против него все и обернулось. Как ни оправдывался, как ни выкручивался, верили его словам с трудом. А Юлька вообще не поверила. Его глупая шутка только подтолкнула Юльку на решительный шаг. Свадьба у них.
А ту, первую, избу рубили сообща. Расчистили место, натаскали и накатили камней для основания фундамента. Уложили первый венец, в пазы затолкали сухой мох. Второй венец пошел легче. Работа спорилась. Стены росли. Пол и потолок сбили из жердей. Те, что шли на пол, с одной стороны обтесали, и пол получился довольно ровным. Как приятно было пройтись по нему, постучать каблуками, приобщиться к человеческому жилью, сделанному своими же руками!
Дом наконец готов. Накрыт. Застеклены окна. Первенец, как решили на общем собрании, отдали женской половине геологической партии. Те не нарадовались: жить можно! Каждый вечер мужчины приходили к ним в гости на чай, на огонек. А через несколько дней холодное раннее утро началось визгом и женским криком: «Дом сломался!»
Все сбежались к своему первенцу. Он стоял какой-то странный, разделенный на две части – на верхнюю, по уровню окна, и нижнюю. Промежуток между венцами был шире крупной мужской ладони. В просвет, как в амбразуру, проглядывало голубое небо. Строители и «теоретики» хмуро смотрели на злополучные амбразуры. Чесали затылки. Хмурили брови. Пожимали плечами. Строили разные догадки. Но только не могли ответить на простой вопрос: что же случилось со стенами дома?
Секрет оказался весьма прозаичным – дом усел. Нижние венцы, по мере уплотнения мха, осели, а верхние – повисли на оконных рамах. Усадка любого строения закономерна. Ее необходимо учитывать. Надо было при сооружении отверстий для окон вырубить в бревнах соответствующие пазы, вырубить с запасом, а не впритык. Тогда при усадке верхняя часть не отделится от нижней.
Над строителями потешались долго: дом сдали, как в городе, с недоделками. Конфуз конфузом, а исправлять недоделки надо. Пришлось со всех сторон сруба загонять в амбразуры по бревну, которые вытесали и подогнали по размерам отверстий.
Поселок рос быстро. Построили столовую, баню, контору-камералку, дома-общежития. И все – своими руками, не прекращая основной работы – геологического поиска. Местность оказалась удивительно перспективной на касситерит, хотя месторождения еще и не открыли. Но его разыщут обязательно!
Приятно было вселяться в новые дома из палаток. Крыша над головой! Только радовались недолго. Появилась новая беда. С наступлением осенних дней в таежный поселок началось нашествие грызунов, главным образом мышей.
Мыши – таежные, непуганые. Их – целые полчища. Они не боялись людей. Прогрызали норы, разбойничали в домах, пока хозяева на работе, и поедали все, что попадалось им съестного на пути. Предметом особой их любви, своеобразным лакомством стали геологические карты на жесткой основе. Жесткая основа – дюралевый планшет, на котором столярным клеем приклеивался плотный лист ватмана. На ватмане наносились маршруты, рисовались геологические карты, отмечались перспективные места и многое другое, очень нужное и необходимое. Жесткая основа исключала деформацию бумаги от действия влаги, солнца, мороза. Это было важно, поскольку позволяло сохранить точность измерений.