Страница 63 из 76
— Судя по всему, монах, путешествующий с ним, является наковальней, — нерадостно пошутил я. — Не хотел бы я оказаться между ними во время удара. Отец Март обладает мощной церковной магией, я видел, на что он способен. Можно сказать, почувствовал это на собственной шкуре. Где ты о нем слышал?
— Ходили слухи. В какой-то степени он очень похож на нас — выполняет грязную работу, мотаясь по городам и трактам. Ловит нечисть, изгоняет бесов, сжигает ведьм. Все они очень любят сжигать ведьм.
В школе ходили слухи, будто мать Львенка была ведьмой, и ее сожгли после скорого и безжалостного суда инквизиции. Так что я могу понять, почему он не испытывает особого восторга от отца Марта, хотя и старается держаться в рамках приличий.
— Ты ему доверяешь? — поинтересовался он.
— Как и любому малознакомому человеку. Ну, возможно, чуть больше из-за его помощи в Вионе. А что?
— Пес Господень заинтересовался смертью стража. Как говаривал старина Ганс, мир его праху, это заставляет шерсть на моем затылке вставать дыбом. Во что влез мальчишка, раз сюда примчалась инквизиция?
— Будь я чуть наивнее, без труда поверил бы в подобное совпадение, — произнес я. — Могу сказать лишь одно — малыш наткнулся на нечто действительно серьезное, раз такое закрутилось.
— Символ Алгола несет в себе много тайных смыслов. Рисунок звезды Сатаны используют для наведения сильной порчи. Это основа достаточно мощного колдовства. Разумеется, самого темного.
— Я в курсе, Львенок. Значит, надо перекинуться парой слов с ведьмой, прежде чем до нее доберется инквизиция.
— Ха! — Он пнул подвернувшийся под ноги камушек. — Ты большой оптимист, Людвиг. Найти ведьму или колдуна в таком городе, это все равно, как если бы я…
— Не мели ерунды, — бросил я ему. — Не все ведьмы прячутся, и не всех ведьм сжигают. В Фрингбоу смотрят сквозь пальцы на тех, кого предпочитают называть знахарками. Разумеется, до той поры пока не начинает болеть скотина, умирать дети и скисать молоко…
Я в задумчивости остановился.
— В чем дело, Людвиг? — Он увидел мое озадаченное лицо.
— Назови мне причины скисания молока.
— Конечно же ты спрашиваешь не о естественных причинах, вроде того как выставить его на солнце?
— Верно. Скажи, что тебе приходит в голову?
— Ведьмины происки, — пожал он плечами. — Темное колдовство может дать такой эффект, особенно если заклинания пахнут дегтем.
— Верно, но это происходит, лишь когда колдовство творится рядом. Сейчас меня интересуют случаи отдаленного воздействия.
— Нечисть, — уверенно сказал Львенок. — Очень серьезная нечисть. От такой киснет не только молоко, но и мозги тех, кто слишком падок на искушения. Чтоб меня черти взяли! — Его тоже осенило. — Вчера ты просил молока, но оно было скисшее! А этот мальчик тоже заказал кружку молока, но даже к нему не притронулся! И теперь я знаю почему!
— Оно скисло, как и мое, — подтвердил я его догадку. — А это означает, что проблемы если и не во всем Дерфельде, то в большей его части.
— Скорее там, где прошла нечисть, — уточнил Львенок.
— Это должно быть нечто серьезное, раз творится такое.
— Необязательно, — не согласился он. — Нет иных предвестников. Ни стай воробьев, ни пламени, ни запахов, ни безумия людей. Возможно, это какая-то гнусь, практически не оказывающая влияния на окружающий мир.
— До поры до времени. Тебе ли не знать, что предвестники могут появляться со временем.
Мы начали подъем по скользкой тропе и теперь шли молча, размышляя. Поднявшись наверх, я отдышался, перевел дух и озвучил мучающую меня мысль:
— Раз инквизитор здесь, значит, нечисть не мелкая, Львенок. И мы приходим к самым важным вопросам: что это такое, и как оно появилось?
— Черт, бес, возможно — крайне сильный колдун, быть может… демон.
— Последнее вряд ли. Иначе бы в город приехал не один Пес Господень, а целая армия. На счастье людей, демоны крайне редко вылезают из ада, предпочитая отправлять сюда своих подручных бесов.
— Все когда-нибудь случается. Я хмыкнул:
— Тогда нам пора сматываться из города.
— Ты считаешь, что стража одолел обычный бес? — привел он контраргумент.
— Мы с тобой мыслим примитивно. Адских отродий не меньше, чем душ. Церковники создают по ним целые бестиарии и атласы, перечислив каждый легион адовых сил в шестистах томах. К сожалению, я не настолько подкован в этой области, чтобы рассуждать дальше известных каждому «черта» или «беса». Что до твоего вопроса, то мне кажется, с неопытным мальчишкой бес справится, особенно если тот не носит амулетов от одержимости. Чего уж проще, влезть в тело, заставить спрыгнуть и смыться. Что ты делаешь?
Львенок рылся в своей сумке. И вместо ответа показал мне медный амулет на шнурке, а потом надел его себе на шею:
— Не собираюсь прыгать откуда бы то ни было по чужой воле. Эта штука должна защитить. А у тебя есть что-нибудь?
— Кольцо от Гертруды.
— Ну и чудесно. Проведаем художника?
— Всенепременно. А после заглянем в гости к ведьме.
— Откуда ты знаешь, что в Дерфельде живет колдунья? — удивился он.
— Видел краем глаза. Мне кажется, она именно та, кем я ее считаю. Обычно люди такой профессии больше всех связаны с темной пакостью, из-за которой я не могу уже второй день выпить нормального молока.
Бургомистр без дела слонялся по центральной городской улице, слушая разговоры горожан и уныло вздыхая всякий раз, когда из здания магистрата выходил какой-нибудь чиновник. Увидев нас, душа оживилась и, подойдя, спросила:
— Узнали что-нибудь?
— Конечно, — с иронией ответил я ему. — Например, о том, что вы не все рассказали нам о художнике, который нашел тело.
— Что же я такого не рассказал? — удивленно захлопал глазами мертвый градоначальник.
— Он ближайший родственник стража, погибшего в вашем городе. Если быть точным, его брат.
— Какая ерунда! — вскричала душа. — Быть такого не может! Я бы знал.
— Никому не суждено знать все, — скучающим тоном произнес Львенок, наблюдая за тремя воробьями на карнизе.
Он искал очередные признаки присутствия нечистой силы, но птицы не собирались облегчать ему жизнь. Сидели, нахохлившись, порядком замерзшие, и плевать хотели на весь мир.
— Вас обманули! — продолжал упорствовать бургомистр.
— Святой официум? — резонно спросил я. Вот тут он заткнулся и поскучнел, промямлив:
— Художник здесь живет лет двенадцать. Почти ни с кем не общается. Про брата он ни разу не заикался.
— Он все время проводит в городе? — Львенку наскучили воробьи, и теперь он наблюдал за горожанками.
Его взгляд выбирал исключительно молодых и исключительно смазливых.
— Каждый июнь уезжал на месяц. Говорил, к родственникам.
Июнь — самое свободное время для учащихся в Арденау. Ко многим приезжают семьи. Готов поспорить, что был среди них и безымянный художник.
— Где он живет?
— Я провожу, — вызвался бургомистр, но Львенок отрицательно покачал головой:
— Лучше мы сами дойдем.
Душа не обиделась или не показала вида, что обиделась:
— Ну и чудесно, тогда успею сходить на собрание. Вам прямо, за церковью свернете на рынок, пройдете через него и окажетесь на улице Пшенной, дугой уходящей к реке. Шестой дом справа, под фазаном.
— Эта душа тебя вытащила из дилижанса? — поинтересовался Львенок, когда мы миновали телегу, возле которой ругался возница с модным франтом в коротких дутых штанах, алом плаще и высокой шляпе по последней нарарской моде.
— А кто же еще?
— Достал меня позавчера. Требовал, чтобы я передал от него послание нынешнему бургомистру, мол, тот неправильно ведет себя с углежогами и впоследствии это скажется на росте цен. Насилу отвязался.
— Некоторые и после смерти остаются куда более деятельными, чем многие живые. Вот рынок.
Несмотря на холод, середину дня и понедельник, торговая площадь была полна народу. Рынок, не умещавшийся на ней, расползся на соседние улицы, заставив их торговыми лотками и палатками.