Страница 29 из 36
– Да есть-то что будут?..
– Да и тут многим не поживишься!..
Но, на наше счастье, на темном фоне ночи вдруг отчетливо обрисовались темные массы каких-то построек. Мы входили в селение Ту-ху-лу.
Едва мы, поужинав, улеглись в наскоро постланные постели, как на пороге юрты появился дежурный казак, с тревогой в голосе заявивший: «У нас несчастье – не досчитываемся трех лошадей…»
Сна, конечно, как не бывало. Накинув на себя что подвернулось, мы тотчас же выскочили на улицу, где нашли в сборе всех наших людей. Двое из них садились уж на коней с намерением объехать окрестность. Мы выслали еще трех, но, конечно, искавшие вернулись ни с чем.
– Экая темень! Ворам самое сподручное время…
Это восклицание дало толчок нашим мыслям. Нам как-то сразу стало всем ясно, что виновниками переполоха могли быть только китайцы ближайших фанз – народ грубый, и пользующийся вообще столь же дурной репутацией, как и все прочее население китайских деревень по Бэй-лу. Но на этот раз подозрения наши не оправдались: две из пропавших у нас лошадей на следующее же утро были отысканы в долине речки Сань-дао-хэ, где они мирно паслись, разгуливая по хлебным полям; что же касается третьей, то она так и не отыскалась. Очевидно, однако, что если нам и приходилось теперь винить кого-либо в этой утрате, то только самих себя за свое непозволительное доверие к лошади: «Свыклись… теперь не отобьются от табуна!» – говорилось часто у нас, а на поверку вышло иначе…
20 июля мы продолжали двигаться по направлению к Урумчи. Это была утомительная дорога. Николай уверил нас в том, что из расспросов он ознакомился настолько с предстоящим путем, что уже не боится сбиться с него. Но, как и следовало ожидать, на первом же перекрестке он ошибся во взятом им направлении. К счастью, попались китайцы, которые тотчас же указали нам нашу ошибку. Мы свернули на целину, и, согласно их указанию, вскоре действительно вышли на арбяную дорогу, которая и довела нас до ручья Тугурик, по-китайски – Ту-ху-лу, в рамках долины которого мы имели случай еще раз полюбоваться громадой снеговых гор, примыкающих с востока к описанной выше горной группе Дос-мёген.
У речки Ту-ху-лу мы вышли на еще более торный путь, сворачивавший в ущелье. Пройдя им несколько сот метров, мы вышли на новое перепутье. Направившись по той из дорог, которая шла вдоль линии окрайних холмов, мы мало-помалу втянулись в эти последние. Становилось очевидным, что мы снова шли не туда. Николай рысью взъехал на один из пригорков и вскоре стал усиленно махать оттуда руками. Свернули к нему и очутились на какой-то еле намечавшейся тропке, которая то и дело сбивалась на нет. Николай упрямо ехал вперед, совершенно правильно расчитав, что где-нибудь мы должны будем наконец выбраться к р. Хутуби.
Мы ехали безотрадною местностью. Всхолмленная, оголенная и усыпанная черною галькою (глинистый сланец и филлит) глинисто-песчаная почва, поросшая редкими кустиками полыни и некоторыми солянками, неглубокие, но широкие и крутоярые рытвины, глинистые площади – днища высохших луж, теперь растрескавшиеся на неправильные многоугольники, изредка рыхлые солонцы и всюду серовато-белые выцветы соли – вот какие неприглядные картины, одна за другой, сменялись непрерывно пред нами. И при этом зной нестерпимый, лучи солнца, прожигавшие тело вплоть до костей…
Но за всем тем местность эта далеко не казалась безжизненной. Хуланы и антилопы каракуйрюки ходили тут многочисленными стадами, ящерицы (двух родов: Phrynocephalus и Eremias) шныряли поминутно, степные куропатки то и дело срывались из-под ног и стрелой уносились на север, а жаворонок заливался над головой, точно радуясь случаю выкупаться в золотых лучах палящего солнца; даже в бабочках весной здесь не могло быть недостатка, теперь же, конечно, нам осталось собирать только едва определимые остатки различных представителей рода Satyrus.
Пройдя вышеописанной местностью километров около тридцати, мы совершенно неожиданно для себя вышли снова в степь, по которой в северном направлении проходила большая арбяная дорога. Идя по ней, мы вскоре увидали массу зелени впереди. Встретившиеся нам тут китайцы объявили, что это и было селение Хутуби (Хотук-бай, или Хотук-бий).
Хутуби, как кажется, впервые упоминается в описании путешествия армянского царя Гантона (1254 г.), которое переиначивает название этого древнего поселения в Хутайай (Khutaiyai)[26]. Затем оно же встречается на карте северо-западных и западных владений монголов, изданной в 1331 г. (Гутаба, Gu-ta-ba). Но ни монах Чань-чунь, ни другие китайские источники о нем не упоминают, из чего, как мне кажется, следует заключить, что Хутуби никогда не играл видной роли в истории этого края.
Арбяная дорога довела нас до высокого яра, омываемого р. Хутуби, но тут, в поисках более удобного спуска, свернула на северо-запад и, вытянувшись вдоль берега, терялась в бесконечной дали. Нам не хотелось делать столь значительного обхода, и мы спустились на широкий плёс Хутуби по пешеходной тропе.
Верховья р. Хутуби нам неизвестны. От грандиозной горной цепи, известной у торгоутов под именем Богдо, отделяются по всем направлениям высокие хребты, переходящие на большом протяжении своими вершинами за линию вечного снега. Наибольшее поднятие обнаруживается между урочищем Хутуби (Хутук-бий), лежащим в верховьях реки с тем же именем, и урочищем Кара-узень, из которого вытекает р. Убрюгюн-гол, принадлежащая бассейну Алгоя. В урочище Хутуби горы понижаются, резкие контуры несколько сглаживаются, долины расширяются и обращаются в роскошные альпийские луга, которые привлекают в летние месяцы значительное число торгоутов с их многочисленными стадами.
Что в верховьях Хутуби высятся грандиозные пики, это мы видели даже отсюда; но ближайшим образом определить их высоту хотя бы по отношению к окрестным горам нам вовсе не удалось, так как только что нами пройденная холмистая местность заслоняла собой Богдосский массив.
Река Хутуби при быстрым течении несла здесь столько воды, что, разбившись даже на 8—10 протоков, в некоторых из них все еще имела глубину свыше семидесяти сантиметров; впрочем, благодаря плоским берегам этих протоков и твердому и ровному грунту их дна, переправа через реку не представляла здесь никаких затруднений.
Пройдя реку и не заходя в селение, оставшееся у нас в двух километрах ниже, мы расположились на одном из арыков, выведенном из Хутуби, под сенью двух старых ив.
На следующий день мы наконец выбрались на Бэй-лу.
Бэй-лу в 1889 г. продолжала хранить следы долголетнего запустения, на которое обрекло ее восстание притяньшаньских дунган: камыши разрослись там, где прежде были арыки, от когда-то хорошо выстроенных мостов теперь оставались одни только козлы или, в лучшем случае, полотно без перил и с ямой посередине, от многочисленных караулок – развалины или груды бесформенной глины. Полотно грунтовой дороги, когда-то приподнятое в топких и низких местах, теперь расползлось, и глубокие выбитые в нем колеи в связи с многочисленными объездами по камышам и топким солончакам ясно свидетельствовали, с какими трудностями приходится здесь ныне бороться китайской арбе. Но для нашего каравана, конечно, подобных трудностей вовсе не существовало, и мы с удовольствием приветствовали эту дорогу, как временный роздых от утомительных блужданий наавось по каменистой пустыне.
Миновав небольшое селеньице, расположенное у заброшенного импаня Юн-фу-гоу и населенное, как кажется, только дунганами, мы вышли на хрящеватое плоскогорье, скудно поросшее тамариском и служащее водоразделом двух параллельных бассейнов – Хутуби и Сань-дао-хэ. Спускаясь с него (уклон здесь до того слаб, что еле заметен), мы увидели впереди массивные стены, вскоре оказавшиеся развалинами какого-то древнего «калмыцкого» города, почему-то известного у китайцев под именем Ян-чан-цза.
26
Бретшнейдер. «Mediaeval researches from Eastern Asiatic Sources», т. II, с. 32.