Красное и зеленое

Аркадий Павлович не спускал с посетителя глаз. Опять задумано какое-то тайное дело. Ильину предлагают участвовать в нем.

Он спросил:

— Мою невесту убили?

Посетитель что-то промычал, отвел глаза:

— Кажется, нет.

— А точнее?

— Бегичева пока еще жива.

Сердце Ильина забилось быстрее. Жива! Он сказал:

— Я соглашусь на сделку с вами. Мое непременное условие таково: гестапо освобождает Марию Бегичеву и переправляет ее через линию фронта. Когда я узнаю об этом из достоверных источников — начну работать.

Господин встал. Он был в растерянности.

— Я не уполномочен говорить с вами о каких-либо новых условиях. Боюсь, что ваше требование слишком… как бы сказать… смело, что ли. Никто не согласится.

— В таком случае, уважаемый, идите-ка вы к чертовой матери!

— Оставшись в одиночестве, Ильин вдруг понял, что еще не все проиграно. Маша жива. Они ее держат, как приманку. Ну что ж, поборемся!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Только наблюдения за зелеными животными. Профессор Фихтер делает правильные выводы. Записи из дневника.

Когда доктор Фихтер убедился, что Ильин и его спутница благополучно скрылись в лесах Шварцвальда, он вздохнул с облегчением. Раз нет известий, значит, опасность миновала. Разумеется, она миновала и для них с Лиззи. Только сейчас Фихтер вполне осознал, как сильно рисковал он, предоставив убежище двум беглецам из лагеря. Ведь если бы их накрыли, ни ему, ни старой Лиззи не миновать тюрьмы. Законы гитлеровского государства на этот счет были очень жестокими. Покровительство врагам считалось одним из самых тяжких преступлений.

Фихтер сказал своей верной Лиззи:

— Если их поймают, что станет с нами?

Лиззи ответила коротко:

— Меня арестуют.

— А меня?

— За что же вас, доктор Фихтер? Это только я.

Он с теплотой взглянул на служанку. Добрая, самоотверженная Лиззи… Она именно так и сделает, возьмет все на себя.

Лиззи не хотела распространяться на эту тему. Но про себя она продолжала разговор. Да, конечно, она так бы и сказала: «Это я. Вяжите меня. Я спасла двух людей и горжусь этим. Немка? Ну и что ж? А разве русские не люди? На земле все равны. Пусть господа вспомнят хотя бы евангелие. Ах, они не читают его? Тем хуже для них. Тем хуже…» Она представила себе, как ее везут в тюрьму и Фихтер трясущимися от волнения руками сует ей узелок с бутербродами. Он остается один. Нет, это просто невозможно даже представить! И она, отбросив тяжкие видения, с облегчением вздохнула:

— Хорошо, что все удачно кончилось.

Фихтер теперь один продолжал опыты с антибиотиками. Надо было завершить начатое.

Он стал регулярно посещать опустевшую лабораторию и проводить там два-три часа в день.

Занимаясь с животными, Фихтер обратил внимание на некоторые странности в поведении свинок, мышей и косуль. Они совсем игнорировали пищу. Фихтер всполошился. Может быть, корм плохой? Нет, сено свежее, мучные лепешки приятно пахнут. В чем же дело? Вдобавок ко всему животные стали очень флегматичными. Не играли, не бегали, зато много лежали и старались при этом занять уголок посветлее. Больны? Но температура нормальная, носы влажные… И особенно его смущал цвет. Это уж просто из ряда вон выходящий факт. Животные заметно позеленели. Да-да, позеленели! Даже глаза.

На память Фихтеру пришли слова Ильина, сказанные перед уходом: «Я сделал один опыт, профессор. Я не могу вам сказать о нем, но это очень важный опыт…» Уж не результат ли опыта Ильина он видит перед собой?

Шли дни. Зеленые животные оставались верны своей новой расцветке и наклонностям. Они отказались от пищи, но в то же время были, что называется, в хорошем теле.

Фихтер перетащил клетки с зелеными животными ближе к окнам и заметил, что лежать на солнце было для них основным условием жизни. Они, казалось, с удовольствием впитывали живительные солнечные лучи, переворачиваясь с боку на бок. Зелень просвечивала сквозь короткую шерсть свинок, обливала мордочки, даже нос. Глаза животных поблескивали изумрудом.

С неослабевающим интересом Фихтер продолжал вести наблюдения.

Повадки зверей день ото дня изменялись все более резко. Они стали малоподвижны, не бегали и не резвились, ходили по клеткам не спеша, часто ложились; казалось, что передвижение было для них тяжелой и ненужной обязанностью.

— Полюбуйтесь на этих милых козочек, Лиззи, — говорил Фихтер своей служанке, испытывая потребность поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями. — Они стали похожи на болотных лягушек.

— Больные, и все тут. Предоставьте им самим лечить себя. Животные это умеют лучше нас.

— Нет, милая Лиззи. Это не болезнь. Это, это… Я сам не знаю, что это такое. Вы только посмотрите. У животных отпала нужда в пище. Они ощущают постоянную сытость, голод не мучит их больше. Если так пойдет дальше, вполне возможно, что животные станут подобно растениям. Ну конечно. Так и должно быть! Они будут спокойно и бесстрастно расти, накапливать органические вещества и жить растительной жизнью.

— Разве это плохо, Фихтер? — спросила Лиззи. — Пусть себе.

— Это не просто плохо, это ужасно! Это катастрофа! Представьте себе, что зеленые животные появились на земле. Они ведь перестанут размножаться, они потеряют главное биологическое назначение — продолжать свой род… Зеленые животные не знают привязанности. Они только кажутся живыми, а в сущности они мертвы.

Но Лиззи оставалась спокойной. Она не разделяла ни взволнованности ученого, ни его опасений. Зеленые так зеленые. Бывают и желтые, когда желтуха… Ну и что? Выздоровеют — и порозовеют.

Но Фихтер уже понял, что это такое. Хлорофиллоносная кожа. Животные-растения, способные использовать свет солнца. Чудо двадцатого века. Неужели это сделал Ильин? За такой короткий срок?…

Фихтер долго думал, а не написать ли ему об интересном случае своему другу Вилли? Все-таки он биолог. Для него это будет крайне интересным.

Он уже взялся было за перо, но вспомнил портрет Вильгельма фон Ботики в одном из журналов прошлых лет. Фихтер не посчитался со временем, встал из-за стола, нашел этот журнал. Вот и портрет. Гм… Действительно, в полковничьем мундире. Ишь ты!… Мундир заставил профессора Фихтера отложить перо. Не стоит посвящать в тайну человека, носившего официальные одежды гитлеровской империи. Кроме того, ему ведь придется сказать и об авторе, о русском ученом Ильине. Нет. Пусть это останется пока тайной. Вот кончится война, тогда…

Что касается близкого окончания войны, то в этом не сомневался уже никто. Шел март 1945 года. Русские заняли Померанию, Восточную Пруссию, вторглись в центральные провинции Германии. Американские армии стояли где-то возле Страсбурга. Через леса Шварцвальда шли и бежали остатки разбитых германских воинских частей. Еще несколько ударов — и конец.

Честный Фихтер с нетерпением ждал этого конца.

Может быть, тогда он снова встретится с русским ученым Ильиным?

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вильгельм фон Ботцки придумал новый план. Болезнь Маши Бегичевой. Любезность тюремного врача. Первый зеленый человек. Ильин сдается.

— Каково ваше решение, фон Ботцки?

Этот вопрос задал представитель фирмы, в которой профессор фон Ботцки имел теперь честь работать. Вопрос касался Ильина. Надо было решать, что с ним делать.

Положение и вправду трудное. С одной стороны, зеленый препарат, действие которого уже испытано, с другой — неуступчивый, фанатически упрямый Ильин, принявший угрозу смерти со стоическим спокойствием. И эта фрейлейн, готовая чуть ли не сама сунуть голову в петлю, лишь бы облегчить положение Ильина. Что за народ!

Фон Ботцки должен сейчас же решить: или забыть о надеждах, связанных с «веществом Ариль», и согласиться на физическое уничтожение Ильина и Бегичевой, или найти какой-то новый ход и заставить его наконец выложить свою тайну. Легко сказать: забыть о надеждах! Теперь-то и помнить о них. Сняв с себя полковничий мундир, фон Ботцки тем самым как бы порывал с прошлым. Ведомство Гиммлера сейчас котировалось не слишком высоко, впереди ему грозили виселицы и гнев народный. Но будущее… Фирма — не благотворительное учреждение. Руководитель ее — человек дела. Он хотел бы заполучить Вильгельма фон Ботцки не просто как одаренного индивидуума, а с кучей ценных патентов, чтобы потом, когда все уляжется, развернуть деятельность для восстановления своей поруганной и попранной страны. Что же притащит с собой фон Ботцки? Нескольких ученых, которые спят и видят, как бы улизнуть из их ведомства. Два десятка не очень крупных открытий. И русского биолога Ильина, не желающего выдать своего изобретения.