Страница 3 из 10
Девушка покраснела и заволновалась. Ей, конечно, нравился Андрусь, но ведь родители об этом ничего не знают, да и пошутила она, не подумав, ни секунды не веря в то, что молодой кузнец сможет победить опытных горнистов. Увидев, что на неё смотрят тысячи глаз, она попыталась было затеряться в толпе, но плотные ряды её не пропустили. Ганнуся нервно прикусила губки в поисках выхода. Но тут слово взял бургомистр, протянул к ней руки и пригласил взойти на помост. Девушка сомневалась, но её подтолкнули сзади, кто-то взял её под руку, подвёл к ступенькам и помог подняться. Ноги у неё подкашивались от волнения: «Господи, что скажут мои родители!» – печалилась она.
А бугромистр подвёл её к Андрусю и спросил:
– Ну что? Сдержишь своё обещание? Скрепишь свою любовь к Андрусю браком? Выйдешь за него?
Воцарилась тишина. Толпа, затаив дыхание, ждал решения. Девушка колебалась, глазами бегала по головам людей в поисках родителей. Но тишина продолжалась недолго, толпа всколыхнулась, зашумела, а из шума того вынырнуло одно слово и, превратившись в хоровое скандирование, взлетело над Рынком:
– Выходи! Выходи! Выходи! Выходи!
И тут увидела Ганнуся свою маму, вытирающую глаза платочком, но то не были слёзы горя, а вот и отец, который сначала крутил головой, как индюк, в поисках чьей-то поддержки, но наконец снял шапку и махнул ею:
– Выходи!
И Ганнуся повторила дрожащими губами:
– Выйду!
Бургомистр соединил их руки, а мелодия, исполненная горнистом Андрусем, с тех пор каждый день звучала над Львовом и наполняла души его жителей ощущением радости и гордости за свой город. А с 2011 года она звучит над ним вновь.
Затопленная церковь
Когда-то на Клепарове стояла небольшая церковь, окружённая липами и яворами. На колокольне трижды в день били в колокола, созывая людей из ближайшей округи. Но в 1695 году татары напали на Львов, случилась беда. Как раз воскресным утром, когда в церкви было много народу, орда ворвалась внутрь.
Татары вязали молодёжь, грабили хоругви и сокровищницу, крали церковное убранство. Ничто не могло их остановить – ни громкие рыдания детей, ни проклятия матерей, ни мольбы священника.
В тот самый момент, когда в церкви безумствовали разбойники, сорвался сильный вихрь, а за ним – ужасный ливень. Небо разразилось молниями. Прозвучал жуткий удар грома, и церковь вместе со всеми, кто в ней находился, начала проваливаться под землю. Бурная клокочущая вода залила пол и быстро поднималась.
Вскоре на месте, где стояла церковь, остался только мутный пруд. Потому-то и назвали его Чёрный дол. С тех пор иногда можно было услышать из глубины пруда плач и глухой звон колоколов.
Как-то в ночь на Ивана Купала над прудом проходил парень и заметил в свете луны серебряную верёвку, которая качалась на плёсе. Не долго думая, он схватил её и начал тянуть на себя. В тот же миг послышался шум колоколов и детский плач, а из чёрных глубин начал выныривать золотой крест, а за ним – золотой купол и окна, озарённые светом свечей.
Парень уже догадался, что это была церковь, провалившаяся под землю, и молил Бога, чтобы ему хватило сил её вытащить. Уже пропели первые петухи, а он продолжал, обливаясь пóтом, тянуть за шнур. Вокруг медленно светало, и силы покидали парня. И не было никого, кто бы мог помочь. Только всё громче слышался плач и молитвенное пение.
Когда же пропели третьи петухи, верёвка вырвалась у него из рук, и церковь поглотила мутная вода. Парень перекрестился на прощание, а уходя, слышал, как за спиной тяжело стонали колокола и рыдали люди.
Волчья гора
Находилась она среди холмов, где теперь начало Зелёной. Когда-то там были лесные чащи, в которых жили серны, дикие кабаны, да и волки не раз забегали почти в самый город.
Однажды двое парней с окраины, которая называлась Темричевский лан, пошли в лес за грибами и, когда уже возвращались назад, наткнулись на двух маленьких волчат, которые лежали в густом мху и скулили. Парни взяли их с собой, спрятав за пазуху, и пошли домой. Волчата беспрестанно скулили, из глубины леса доносился вой волчицы. С каждым мигом он становился всё выразительнее. Парни что было сил мчались домой.
Стоило им добраться до своих дворов, как они увидели большую волчицу, которая бежала по их следам. Всю ночь она слонялась около их домов и завывала, пока её не отогнали местные псы.
Оба волчонка на коровьем молоке росли, как на дрожжах. А через год это были уже большие волки. Они стали верными товарищами своих хозяев и часто сопровождали их во время походов в лес.
В один зимний полдень парни отправились за хворостом, а волки – за ними. Когда они взошли на холм и ступили на то место, где в прошлом году нашли маленьких волчат, из чащи внезапно выскочила волчья стая.
Парни похватали с саней топоры и побежали к раскидистому дубу на самой вершине холма. Пока домашние волки отгоняли стаю, парни быстро вскарабкались на дерево.
Тем временем волки сбежались отовсюду и окружили дерево плотным кольцом. Снова и снова они бросались на двух прирученных волков, во все стороны разлетались клочья шерсти и брызгала кровь. Но силы были неравными, и стая разорвала своих родственников.
Парни сидели на дереве и цокали зубами от мороза. Волчья стая и не думала отступать. Кто знает, чем бы это закончилось, если бы их родители не собрали соседей и не пошли с псами и рогатинами на поиски своих сыновей.
Волки, напуганные вспышками факелов, шумом и лаем псов, разбежались. Парни спаслись, а тот холм с тех пор называли Волчьей горой.
В 1648 году гору заняли казаки Хмельницкого и оттуда наступали на город. А сейчас от того холма мало что и осталось.
Цимес пикис малаховскис
Кто из старых львовян не знает, что такое «цимес пикис»! На любой вопрос: хорошая ли погода, интересное ли кино, вкусны ли пироги, понравилась ли девушка, ответ был один – «цимес пикис». Можно было ещё сказать: «люкс», «перша кляса» или «йой, яке то файне»[1], но «цимес пикис» звучало эффектней.
Никто даже не сомневался насчёт происхождения этого выражения – оно еврейское. Поскольку «цимес» означает десерт. Зато таинственное «пикис» ни один еврей, даже старозаветный, не объяснил бы.
А происходит это слово ещё из XVIII столетия, когда маршалок сейма Станислав Малаховский организовал парадную сеймовую гвардию, вооружённую пиками, и евреи назвали её «пикис Малаховскис».
Так совпало, что в начале прошлого века бургомистром Львова стал потомок маршала доктор Годимир Малаховский. Во время его правления во Львове были построены новые водокачки, перекачивающие в город очень вкусную воду из Добростанов.
Открытие новой водокачки отпраздновали очень торжественно, после чего пан бургомистр выпил первый стакан воды. А подавая следующий послу австрийского парламента доктору Эмилю Быку, громко произнёс:
– Бычья вода!
Доктор Бык выпил воду залпом, причмокнул и воскликнул:
– Цимес пикис Малаховскис!
Пан золотой, пан серебряный и слуга их медный
На месте пруда Собка, который находился в Вульке, когда-то стояла церковь. В дни больших праздников из пруда слышался гулкий звон колоколов, а ночью звучало церковное пение.
Однажды на том пруду девушка стирала рубашки, и коса её упала в воду. Девушка дёрнула головой и вдруг почувствовала, что косу что-то держит.
– Кто там прицепился? – воскликнула она.
– Это мы – колокола. Выбери кого-нибудь из нас, – прозвучало из глубины.
– Как же мне выбирать?
– Нас три: пан Золотой, пан Серебряный и слуга их Медный.
– Я сама служанка, а потому слугу и выберу.
Вода заклокотала, и на поверхность поднялся большой медный колокол.
– Неси меня в церковь, – попросил он.
– Но ведь ты такой большой, как же я тебя понесу?
1
Йой, яке то файне – первый сорт, ох, как это вкусно (гал.).