Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 97 из 104

Дети слушали, открыв рот. Казалось, неожиданные слова поразили их маленькие сердца.

Когда она принялась говорить дальше, словно открылись невидимые ворота, откуда вырвались свежие, пронзительные, искренние чувства:

— Никто не знает, откуда в древности люди черпали мужество. Вам нужно обрести что-то подобное, дабы жить, думая не только о хлебе, но и о том, чем будет питаться ваша душа.

Она спросила, как их зовут, умеют ли они читать и писать (неграмотных оказалось лишь трое — те самые девочки и один мальчик), а потом сказала:

— Завтра я принесу какую-нибудь книгу, и мы ее почитаем. А когда у нас появятся бумага, чернила и перья, начнем писать.

Потом они с Коннором вернулись домой. Стало еще темнее, казалось, небо изо всех сил старалось сблизиться с землей, но дождь все не шел. Иногда наползавшие друг на друга облака образовывали просветы, и Коннору чудилось, что оттуда за ним наблюдают чьи-то внимательные глаза.

Дома Айрин сообщила Алану новости. Ему тоже было, что рассказать:

— Ко мне приходили негры. Те самые, что просили защиты у губернатора. Ты не поверишь, они считают куклуксклановцев, что разъезжают ночью по округе… привидениями, душами убитых конфедератов! Многие из них так напуганы, что по ночам берут жен и детей, покидают дома и бродят в лесу!

— Ты объяснил им, что все это чепуха?

— Тебе известно, как бывает с неграми: ты битый час им что-нибудь растолковываешь, они послушно кивают головами, а в конце повторяют то же самое, что говорили в начале! Наверное, придется помочь этим несчастным.

Айрин понимала, что это означает для Алана: сделать шаг назад, к тому, от чего он пытался бежать всю свою жизнь, — признать, что он принадлежит к черной, а не к белой половине человечества.

— Почему мы не можем жить в мире даже сейчас, когда войне пришел конец! — с горечью произнесла она.

— Есть много способов разобщить людей, а соединить — только один.

— Какой? — спросила Айрин, и ее Алан улыбнулся улыбкой, которая была предназначена только ей.

— Неужели не знаешь? Любовь.

Внезапно Айрин захотелось, чтобы он сделал что-то такое, отчего она забыла бы все слова и на какое-то время потеряла рассудок.

За окном по пыльной земле забарабанил дождь. Тени облаков накрыли долину, и стало темно.

— Я устала, — сказала Айрин и закрыла глаза.

Алан взял ее на руки и отнес в спальню. Там, в грохоте капель, барабанивших по крыше, она чувствовала его всего — упругость кожи, мягкость волос, нежность губ и великодушие сердца. Соединенные навсегда, они плыли по морю, у которого не было ни берегов, ни названия.

На следующий день она захватила из дому книгу Ричарда Хилдрета «Белый раб», которую недавно выписал Алан: ей хотелось зачитать своим ученикам некоторые отрывки.

«Если вы хотите создать себе впечатление о том, — начала Айрин, — какие страдания человек, не задумываясь, не колеблясь, не чувствуя жалости, может причинить себе подобным, если вы хотите ясно представить себе, какие муки, какая боль и жгучая ненависть могут до предела наполнить человеческое сердце, — прочтите эти записки»[24].

А через неделю она взяла с собой Розмари.

День был солнечный, но прохладный, с резким ветром: Айрин любила такую погоду, она напоминала ей Ирландию. Алан спрашивал себя, почему она не стремится рассказывать Коннору о своей родине, да и вообще проводить с ним все свободное время? Ответ напрашивался сам собой. К сожалению, он не был уверен в том, что Айрин считает этого мальчика своим сыном.

Алан старался восполнить эти пробелы своим вниманием. Купил для Коннора лошадь, научил его держаться в седле, и они вместе объезжали плантацию. Во время послеобеденного отдыха уединялся с сыном в библиотеке, где они листали книги и разговаривали.

Во время прогулок мальчик расспрашивал отца обо всем, что видел вокруг. К сожалению, Алан мог рассказать только то, о чем ему довелось прочитать: он с детства был погружен в себя и мало наблюдал за природой.

Сегодня Коннор не пошел в школу: через день после того, как Айрин привела туда Розмари, на уроки не явился ни один человек. Айрин застала в школе лишь печальную Сьюзен Стерн, единственными словами которой были:

— Я вас предупреждала.

Алан пытался утешить жену, говоря, что все равно ей было бы тяжело работать в школе и заниматься имением. Он уверял ее в том, что жизнь течет так, как и положено течь, хотя это была неправда.

Сегодня Алан и Коннор по привычке отправились гулять. Находясь рядом с отцом, мальчик чувствовал, как в те пространства его души, где прежде таились неуверенность и страх, вливаются надежда и радость. Алан всегда старался ответить на его вопросы, даже на самые трудные, а если все же не мог ничего сказать, всегда объяснял, почему.

— В приюте меня не любили потому, что я светлый, а здесь Розмари не любят за то, что она темная. Именно потому сестра Меганн хотела, чтобы вы увезли ее в Темру? — произнес Коннор.

Алан не успел ответить: какой-то человек, проходя мимо, грубо задел его плечом, хотя на пустынной дороге было достаточно места.

Алан замедлил шаг и оглянулся. Он даже не заметил, что кто-то шел навстречу: мужчина словно появился из-под земли.

На вид это был типичный белый бедняк: продавленная соломенная шляпа, завязанная под подбородком обрывком шпагата, мешковатые коричневые штаны, кое-как стянутые шнурком.

Их взгляды встретились, и глаза незнакомца от злобы превратились в узкие щелки.

— Что уставился? Я слышал, ты служил федералам? Продался янки!

— Я вас не знаю, — сказал Алан.

— Зато я отлично тебя помню и не удивлен, что ты мозолишь глаза всей округе. Большинство крупных поместий сгорело, а Темра цела, и ты живешь в ней, как белый господин!

— Кто вы? — холодно произнес Алан.

— Юджин так и не сказал нам тогда, почему хотел тебя повесить, — обронил незнакомец, изучая его взглядом, — ко теперь я понимаю, за что.

Алан догадался: это был один из приятелей Юджина, в былые времена, вероятно, считавший себя джентльменом, а теперь превратившийся в белую рвань.

Было трудно представить, сколько богатых плантаторов, лишившихся всего, что они имели, от безысходности пустили себе пулю в лоб или бежали куда глаза глядят, как это случилось с бывшим хозяином Темры. Но Алан не собирался их жалеть, потому что они никогда не жалели его.

— Я не продавался янки, я не смог бы продать себя никому после того, как столько раз продавали меня. Вместе с тем я купил бы свободу любой ценой, если б ее можно было измерить деньгами.

Он сказал это, позабыв о том, что рядом с ним стоит ребенок, и вспомнил только тогда, когда скользкий, словно змея, взгляд мужчины пробежал по лицу мальчика.

Сжимая в своей руке ручонку Коннора, Алан с новой силой ощутил, как это радостно и тревожно — иметь сына.

— Не забывай, кем ты был, — предупредил незнакомец, — не то хуже будет.

Алан вернулся домой растерянным. Меньше всего он хотел, чтобы в душе его ребенка поселились враждебность и страх.

Когда вечером ему сообщили, что во двор вошла большая группа белых мужчин, он спустился к ним, взяв заряженный револьвер. Неграм и детям было велено остаться в доме, а Айрин, вопреки уговорам, последовала за мужем.

23

Перевод А. Корсуна.

24

Перевод В. Вальдмана.