Возлюби ближнего своего

– Не бейте! Не бейте! Ради бога, не бейте. Пожалуйста, прошу! О-о!

Крики перешли в страшное клокотание и замерли. Керн поднялся.

– Что это? – бросил он в темноту.

Щелкнул выключатель, стало светло. Сосед в очках встал и подошел к третьей кровати. На ней лежал человек, весь в поту, он задыхался, его глаза дико блуждали. Сосед взял стакан, налил воды и поднес его ко рту человека.

– Выпейте! Вам приснилось. Здесь некого бояться.

Мужчина жадно пил. Кадык перекатывался по его худой шее. Потом он в изнеможении упал на подушку, глубоко вздохнул, закрыл глаза.

– Что это? – спросил Керн еще раз.

Мужчина в очках подошел к его кровати.

– Что это? Это человек, которому снится… Громкий бред. Две недели тому назад его выпустили из концлагеря. Нервы, понимаете?

– Да, – ответил Керн.

– Вы здесь живете? – спросил человек в очках.

Керн кивнул:

– Я тоже, кажется, становлюсь немного нервным. Когда он закричал первый раз, я выбежал за дверь. Думал: в отеле полиция. А потом перепутал комнаты.

– Ах, вот как…

– Извините меня, – сказал третий мужчина. – Я больше не буду спать. Извините меня.

– А, пустяки. – Человек в очках вернулся к своей кровати. – Нам не помешает, если вы немного поговорите во сне. Правда, молодой человек?

– Конечно, – подтвердил Керн.

Щелкнул выключатель, и снова стало темно. Керн вытянулся. Он долго не мог заснуть. Удивительно, как все вышло, там, в соседней комнате. Мягкая грудь под тонким покрывалом. Он все еще продолжал ее чувствовать, словно рука его изменилась от этого прикосновения.

Позднее он услышал, как мужчина, который кричал, встал и сел у окна. Его опущенная голова выделялась темным пятном на фоне светлеющего неба, словно темный монумент раба. Керн долго смотрел на нее. Потом им овладел сон.

Йозеф Штайнер легко вновь перешел границу. Он ее хорошо знал и, как старый солдат, привык делать вылазки в тыл врага. Штайнер был командиром роты и в 1915 году получил железный крест за трудную разведку, из которой вернулся, захватив пленного.

Через час он уже был вне опасности. Он отправился к вокзалу. В вагоне было мало народу. Проводник посмотрел на него:

– Уже обратно?

– Билет до Вены, – сказал Штайнер.

– Быстро же вы, – продолжал проводник.

Штайнер поднял глаза.

– Мне это знакомо, – сказал проводник, – каждый день приезжает несколько таких групп, поэтому чиновников быстро узнаешь… Какое несчастье! Вы приехали в этом же вагоне; наверно, вы уже и не помните этого.

– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.

Проводник рассмеялся.

– Скоро поймете. Идите в конец состава, на платформу. Если пойдет контролер, вы спрыгнете. Но думаю, что в такое время он не пойдет. Этим вы сэкономите деньги за проезд.

– Спасибо.

Штайнер поднялся и прошел в конец поезда. Он чувствовал лицом ветер и видел мелькающие огоньки проносившихся мимо деревушек. Он глубоко дышал и наслаждался самым крепким ароматом, который только есть на земле, – ароматом свободы. Он чувствовал кровь в своих венах и теплую силу своих мышц. Он жил. Он не был в заключении. Он жил, он вырвался из их рук.

– Возьми сигарету, браток, – сказал он проводнику, который тоже пришел в конец поезда.

– Спасибо. Но только мне сейчас нельзя курить. Служба.

– Ну, а мне можно?

– Да. – Проводник добродушно засмеялся. – В этом отношении тебе лучше, чем мне.

– Да. – Штайнер вдохнул в себя пряный аромат сигареты. – В этом отношении мне лучше.

Он отправился к пансиону, в котором его арестовала полиция. Хозяйка все еще сидела в бюро. Увидев Штайнера, она вздрогнула.

– Вы не сможете здесь больше жить, – быстро сказала она.

– Смогу. – Штайнер снял свой рюкзак.

– Господин Штайнер, это невозможно. Полиция может нагрянуть снова в любой момент. И она закроет мой пансион.

– Луизхен, – спокойно сказал Штайнер. – Самым лучшим убежищем во время войны была свежая воронка от снаряда. Почти никогда не случалось, чтобы в нее сразу попал другой. Поэтому ваша комнатушка – сейчас самая надежная в Вене.

Хозяйка в отчаянии запустила руки в свои светлые волосы.

– Вы погубите меня! – воскликнула она с пафосом.

– Как чудесно! Я всегда мечтал об этом – погубить кого-нибудь! У вас романтическая натура, Луизхен. – Штайнер огляделся. – У вас найдется еще чашка кофе? И рюмка водки?

– Кофе? И водки?

– Да, Луизхен. Я знал, что вы меня поймете! Какая вы чудесная женщина. Ну как, есть еще сливовица в стенном шкафу?

Хозяйка беспомощно посмотрела на него.

– Да, конечно, – сказала она.

– Как раз то, что нам нужно. – Штайнер достал бутылку и две рюмки. – Вы тоже выпьете?

– Я?

– Да, вы, кто же еще?

– Нет.

– Выпейте, Луизхен! Доставьте мне удовольствие. Пить одному как-то скучно. Вот… – Он наполнил рюмку и протянул ей.

Хозяйка минуту колебалась. Потом взяла рюмку.

– Хорошо, ладно! Но вы не будете здесь жить, правда?

– Только пару деньков, – сказал Штайнер успокаивающе. – Не больше, чем пару деньков. Вы принесете мне счастье. У меня есть кое-какие планы. – Он улыбнулся. – Ну, а теперь кофе, Луизхен.

– Кофе? У меня здесь нет кофе.

– Есть, детка. Вон он стоит там. Спорю, что он превосходен.

Хозяйка сердито засмеялась.

– Ох, вы какой. Кстати, меня зовут не Луиза. Меня зовут Тереза.

– Тереза! Не имя, а мечта!

Хозяйка принесла ему кофе.

– Тут еще лежат вещи старика Зелигмана, – сказала она, показывая на чемодан. – Что мне с ними делать?

– Это еврей с седой бородкой?

Хозяйка кивнула.

– Я слышала, будто он умер. Больше ничего…

– Вы слышали достаточно. С меня хватит и этого. Вы не знаете, где его дети?

– Откуда же мне знать? Ведь не буду же я еще заботиться и о них?

– Конечно, нет. – Штайнер вытащил чемодан и открыл его. Оттуда выпало несколько мотков пряжи и ниток. Под ними лежал, тщательно упакованный, пакет со шнурками. Далее – костюм, пара башмаков, книга на древнееврейском языке, немного белья, несколько картонок с роговыми пуговицами, маленький кожаный кошелечек с монетами достоинством в один шиллинг, два молитвенных ремня и белая накидка для молитвы, завернутая в шелковистую бумагу.

– Немного вещичек-то, не правда ли, Тереза? – сказал Штайнер.

– У некоторых и того меньше.

– Тоже правильно. – Штайнер осмотрел книгу на древнееврейском и заметил листочек бумаги, вложенный между внутренними стенками переплета. Он осторожно вытащил его. На нем был адрес, написанный чернилами.

– Ага! Ну, туда я загляну. – Штайнер поднялся. – Спасибо за кофе и сливовицу, Тереза. Сегодня я вернусь поздно. Лучше всего, если вы поселите меня на первом этаже, и чтобы окна выходили во двор. Тогда я смогу быстро смыться.

Хозяйка хотела еще что-то сказать, но Штайнер поднял руку.

– Нет, нет, Тереза! Если дверь окажется закрытой, я вернусь сюда со всей венской полицией. Но я уверен, что она будет открыта. Скрывать бездомных – это заповедь господа бога. За это вы получите на небесах тысячу лет величайшего блаженства. Рюкзак я оставлю здесь.

Он ушел. Он знал, что продолжать разговор бесполезно, знал он и о том удивительном влиянии, которое оказывают оставленные вещи на простых мещанок. Его рюкзак сделает за него то, что сам Штайнер не смог бы добиться. Его рюкзак сломит последнее сопротивление хозяйки одним своим молчаливым присутствием.

Штайнер отправился в кафе «Шперлер». Он хотел встретить там Черникова, русского, с которым сидел в камере. Во время ареста они договорились ждать там друг друга после полуночи в первый и второй день после освобождения Штайнера. У русских беженцев практика была на пятнадцать лет больше, чем у немцев. Черников обещал Штайнеру узнать, нельзя ли купить в Вене подложные документы.

Штайнер уселся за столик. Он хотел чего-нибудь выпить, но кельнер не обращал на него внимания. Делать заказ было здесь чем-то необычным. Большинство было без денег.