Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 25



Однако ночью температура вдруг упала. Вследствие этого мокрый снег, нанесенный поверх и перед входом моей пещеры, стал смерзаться. Среди ночи я проснулся. Я лежал на спине, прикрыв глаза правой рукой с повернутой наружу ладонью, как обычно спят утром, чтобы не мешал свет. Мышцы у меня затекли от неудобного положения, и я инстинктивно попытался пошевельнуться, но не был в состоянии сдвинуться с места хотя бы на дюйм, ибо буквально вмерз в сплошную ледяную глыбу. Я делал отчаянные усилия, стараясь освободиться, но без малейшего успеха, стал звать моего спутника, но он, конечно, не мог меня услышать.

Я почти оцепенел от ужаса. В своем испуге я, разумеется, подумал, что он тоже вмерз в этот мокрый снег и очутился в таком же положении, как я. Если не наступит быстрая оттепель, мы оба скоро замерзнем в наших страшных ледяных гробах.

Скоро я перестал кричать, так как мне сделалось трудно дышать. Я понял, что мне нужно сохранять спокойствие, иначе мне грозит опасность задохнуться. Не знаю – от скудного ли запаса воздуха, или по какой-либо другой причине, но я очень скоро заснул или потерял сознание. Очнувшись, я услыхал далекие, слабые звуки. Значит, спутник мой не был в плену. Единственной причиной, почему он накануне не зарылся в снег, как я, был, вероятно, полный упадок сил, вызвавший у него равнодушие ко всему.

Так или иначе, но это обстоятельство спасло нам обоим жизнь. Проснувшись один в снежной пустыне и не получая ответа на зов, он начал лихорадочно искать какие-либо следы, указывающие на мое местопребывание. Следы были ничтожные, но, к счастью, они попались ему на глаза – несколько волосков оленьего меха моего спального мешка виднелись на снегу. Он немедленно принялся отрывать меня при помощи лыжных палок и собственных рук, чтобы высвободить меня из моей тюрьмы. На это он потратил три часа.

Мы оба изрядно ослабели. Было еще темно, когда мой спутник откопал меня, но мы слишком переволновались и не в состоянии были снова заснуть. Небо прояснело настолько, что можно было идти, ориентируясь по звездам. Мы шли уже в течение двух часов, когда спутник мой, державшийся впереди, внезапно исчез. Я каким-то инстинктом понял, что он свалился с обрыва, и тот же инстинкт помог мне спастись самому: я бросился плашмя на снег. В следующий миг я услыхал его голос: «Не двигайся с места! Я упал с обрыва». Он упал с высоты около 30-ти футов, но, к счастью, на спину, так что спальный мешок смягчил удар при падении. Он отделался одним испугом. Разумеется, мы больше не пытались продолжать наш путь, пока не рассвело. Тогда мы снова пустились в наши, по-видимому, безнадежные странствования.

Мы уже четыре дня ничего не ели, а жидкий мучной суп двух первых дней не очень-то способствовал нашему питанию. Мы почти выбились из сил. Единственное, что еще спасало нас от гибели, было изобилие питьевой воды. На плоскогорье имелись бесчисленные, соединявшиеся между собою ручейками, мелкие озера, и мы старались как можно больше наполнять свои желудки водой – это ослабляло муки голода.

К вечеру мы набрели на небольшой шалаш, наполненный сеном. Вокруг него тянулись лыжные следы. Это открытие придало нам новые силы, так как указывало на близость жилья. У нас появилась надежда, что если мы будем в состоянии выдержать еще день, то достигнем какого-либо жилища. Мы прекрасно отдохнули на сене. Глубоко зарывшись в него, мы проспали всю ночь. На следующее утро я вышел осмотреть окрестности. Спутник мой до того устал и обессилел, что не мог двинуться с места, и я оставил его лежать на сене, а сам пошел по лыжным следам. Прошагав около часу, я увидел вдалеке человека. По моим соображениям, это, вероятно, был крестьянин, вышедший на утренний обход, чтобы осмотреть силки, расставленные им для куропаток. Я громко позвал его. Он испуганно оглянулся и, к великому моему огорчению, принялся удирать от меня со всех ног. Эти одинокие крестьяне в горах весьма суеверны. Отважные перед лицом настоящей опасности, они пугаются созданий собственного воображения. Несомненно, этот крестьянин в первую минуту принял меня за привидение, блуждающее на пустынном плоскогорье.

Я позвал еще раз и вложил всю душу в этот крик. Очевидно, крик хорошо выразил мое отчаяние, так как человек остановился и, помедлив немного, пошел ко мне навстречу. Я разъяснил ему наше отчаянное положение и спросил, где мы. Мне было трудно сразу понять его ответ, и, даже разобрав его, я не мог поверить своим ушам, так как оказалось, что мы находимся в каком-нибудь часе ходьбы от того крестьянского домика в Могене, откуда мы восемь дней тому назад отправились в нашу неудачную экскурсию.



Ободренный этим известием, я поспешил назад к товарищу. Оно также придало ему новые силы, и вскоре мы без особых трудностей спустились в долинку к знакомому домику. Мы постучались в дверь, и нас попросили войти. Я был удивлен оказанным приемом, пока не увидел себя в зеркале. В единственной комнатке женщины пряли, а мужчины занимались резьбою по дереву. Они приветливо посмотрели на нас, но поздоровались коротко, как с чужими, видимо ожидая от нас разъяснений. Ясно было, что они нас не узнали. В этом, как впоследствии обнаружилось, не было ничего удивительного, так как мы густо обросли бородами, глаза у нас глубоко ввалились и щеки втянулись. Вид у нас действительно был ужасный. Сначала хозяева не хотели верить, что мы те самые молодые люди, которые покинули их восемь дней тому назад. Ничто не напоминало им прежних гостей в этих двух страшных, тощих привидениях. В конце концов нам удалось убедить их, и тогда они проявили в отношении нас самую большую дружбу. Мы провели у них несколько дней и, восстановив свои силы, простились с ними с изъявлениями живейшей благодарности, после чего благополучно вернулись в Осло.

Окончание этой истории я узнал лишь год спустя. Мне рассказали, что крестьянин, владевший усадьбой Гарен, расположенной на западной стороне плоскогорья, как раз в том месте, куда мы направлялись, выйдя однажды утром из дому, обнаружил всего в нескольких метрах от своих дверей лыжные следы, шедшие с востока. Он не верил своим глазам, зная, что еще никто никогда не проходил зимою этой дорогой, и вообще это считалось невозможным. Эти следы могли быть только нашими, так как и числа как раз совпадали.

Подумайте! Сами того не подозревая, мы находились в нескольких метрах от нашей цели и пустились в обратный путь через плоскогорье, когда в каких-нибудь десяти минутах ходьбы могли найти надежное убежище на западной его стороне!

Как я уже говорил в начале моего рассказа, это приключение было преисполнено чуть ли не худшими опасностями и испытаниями, какие я когда-либо переживал в полярных странах. Оно послужило основательной тренировкой для будущего полярного исследователя. Тренировка оказалась суровее, чем самая работа, к которой она служила подготовкой, и чуть не положила конец моей жизненной карьере раньше, чем последняя успела начаться.

Глава II. В плавучие льды Южного Ледовитого океана

Отбыв воинскую повинность, я немедленно предпринял дальнейшие шаги подготовки к специальности полярного исследователя.

К этому времени я уже успел прочитать по этому предмету все книги, какие только мог раздобыть, причем меня поразила одна слабая сторона, общая большинству прежних полярных экспедиций. А именно: их начальники не всегда были судоводителями, вследствие чего в отношении навигации им почти всегда приходилось передавать управление судном в руки более опытных мореплавателей. При этом неминуемо оказывалось, что тотчас по выходе в море у экспедиции появлялось два начальника вместо одного. Это, безусловно, всегда вело к разделению ответственности между начальником экспедиции и капитаном, откуда беспрестанно возникали трения и разногласия, а следствием этого являлось ослабление дисциплины среди подчиненных участников экспедиции.