Страница 41 из 69
Лист поспешил в часовню. Там он увидел совсем иную княгиню, совершенно непохожую на вчерашнюю — истинную парижанку, говорившую на языке Гюго и Ламартина. Сегодня это была бедная набожная женщина.
В этот день княгиня представила Ференцу Манечку, своё единственное дитя. Очень скоро Майя вскарабкалась к Ференцу на колени и на безупречном французском прошептала ему на ухо:
— Оставайся у нас совсем. Я тебя очень, очень люблю. И мамочка, я знаю, тоже тебя любит.
А вечером опять новая княгиня: и тёмном платье, чёрные как вороново крыло волосы гладко зачёсаны. Очень маленькая, хрупкая, вызывающая сострадание. Она читает вслух свой дневник. Несовершеннолетней девочкой её выдали замуж за князя Витгенштейна. Горестный дневник. Тог, кто умеет читать между строк, поймёт: эта женщина готовит побег. Хочет бросить здесь всё и начать новую жизнь, даже если ей угрожает нищета.
— Может быть, я помогу вам найти путь к этой новой жизни?
— Вы единственный человек, с ном я вообще могу представить себе эту новую жизнь.
Лист поцеловал ей руку.
В тот день они не виделись больше: княгиня уехала в дальнее имение, где заболела одна крестьянка. Она здесь и врач, и медицинская сестра.
На следующий день они сноса вместе.
— Вы давно выросли из своего первого призвания — быть странствующим музыкантом, подобно тому, как ребёнок вырастает из детских платьев.
— Что же мне делать?
— Человек, создавший музыку «Патер постер», не имеет права на такие вопросы. Он должен творить. Создавать бессмертные произведения для человечества!
— Может, я и попытался бы, будь у меня дом, где я мог бы осесть и жить постоянно.
— Я слыхала, что у вас есть контракт с Веймаром.
— Это всего лишь передышка на три месяца в году. Девять по-прежнему остаются для странствий.
— Думаю, что при желании вы могли бы находиться там весь год.
— Веймар — не моя родина.
— Вы венгр?
— Да.
— Мы знаем судьбу венгров. Мы, поляки, — братья с венграми по участи. В Польше нет ни одного человека, который желал бы, чтобы Шопен возвратился на родину. Напротив! Если бы он был здесь, мы бы тайком вывезли его через границу. Назад, в Париж! Пусть говорит и поёт за нас там, где его могут слышать многие. У меня нот ни одного знакомого венгра. Вы первый, с которым свела судьба. Но я уверена, что каждый из них сказал бы то же самое, что мы говорим своему Шопену.
Вечер они провели в музыкальном салопе. Манечка очень скоро уснула. Лист продолжал играть своей единственной слушательнице. Вдруг она спросила:
— Что вы играли?
— Соната «Данте».
Княгиня задумчиво подходит к полке с книгами, берёт переплетённую в сафьян «Божественную комедию» и начинает читать из неё. По-итальянски. С таким произношением, словно она родилась где-нибудь в окрестностях Флоренции.
— Миллион мотивов этой книги не способны заставить зазвучать даже ваше волшебное фортепиано, — говорит княгиня. — Для этого нужен целый оркестр. Гигантская симфония, которая ведёт человека всё выше по лестнице переживаний в Рай, где путника встречает приветственный гимн блаженных...
— Я думаю, что когда-нибудь создам «Данте-симфонию». В концертном зале будут звучать музыка и стихи, а на огромных полотнах художники воскресят видения Данте. У меня есть друзья-художники, которые приняли бы участие в создании произведения, воздействующего одновременно на зрение, слух и душу человека.
— Не знаю человека, — поднялась княгиня, — который не пожалел бы на это денег.
Достаточно было взглянуть на лицо княгини, чтобы догадаться, кто этот человек...
Лист дал слово вернуться в её имение Воронинцы, как только он закончит своё концертное турне. На маленьком столике — письмо по-французски. Письмо Каролине Сайн-Витгенштейн:
«...Поверьте мне, Каролина, что я так же схожу с ума, как Ромео, если, конечно, это можно назвать сумасшествием… Петь для вас, любить вас и доставлять вам удовольствие; я попытаюсь сделать вашу жизнь красивой и новой. Я верю в любовь — к вам, с вами, благодаря вам. Без любви мне не нужны ни небо, ни земля. Давайте же любить друг друга, моя единственная и славная Любовь. Богом клянусь, что люди никогда не смогут разлучить тех, кого навеки соединил Господь...»
И другое, короткое — Мари.
«Знаете, у меня новость. В Киеве совершенно случайно я повстречал необычную, выдающуюся женщину... Настолько необычную, что я готов сделать любой большой крюк, чтобы только часок-другой поговорить с нею».
Лист расстаётся с Беллони. Правда, их контракт действителен до 1850 года.
— Милый Беллони, вы связали свою жизнь с моей, а я выхожу из игры...
— У меня нет никаких материальных претензий к вам, — после некоторого молчания отзывается Беллони. — С вами я провёл счастливейшие годы моей жизни. Только сердцу очень больно, что эти золотые дни прошли. Но я вижу, что ваше решение окончательно.
И вот их последний день вместе. Даже и сегодня Беллони пытается навести порядок в сложных делах маэстро. Он работает весь день. Письма выстроены по ранжиру. Наиболее важные приподняты над обычными. В отдельной кожаной папке — контракты, рядом с ней — искусно составленный календарь концертов. Беллони старается сделать прощание не очень грустным.
— Деньги только тогда наши враги, когда их нет, маэстро! — говорит он. — И деньги — хороший советчик.
Ференц обнимает маленького итальянца.
— Странно, что вы никогда не слушались собственных советов. О мой милый, скромный, бескорыстный Беллони, не разыгрывайте роль Шейлока!
Но если всё же случится так... — Беллони с трудом подбирает слова... — что вы возобновите свои славные странствия, не забудьте Беллони. Одно слово — и Беллони примчится, прилетит тотчас же!
Глава VI
СМОТРОВАЯ БАШНЯ
Барон Шобер[47], первый советник посольства Австрийской империи в великом герцогстве Саксен-Веймар, после нескольких месяцев отсутствия возвратился в Веймар. Венское правительство вызывало в столицу своего дипломатического представители, едва удалось восстановить в столице императорскую власть. Пусть даже ещё не до конца. В Венгрии ещё бушевало илами революции, а венская камарилья, едва зализав раны после восстания в столице Австрии, уже принялась плести новые политические интриги, чтобы заполучить назад потерянные Австрией в двух войнах германские земли. В этом Шобер мало чем помог своему правительству. Тем старательнее писал он дневники о Листе и теперь просто сгорал от нетерпения, желая узнать от него самые свежие сведения для своего литературного опуса.
Из этого дневника мы и узнаем теперь многое. Вот как Шобер записал рассказ великого музыканта об этих днях его жизни:
«...Получив моё письмо из Воронинцев, Шобер рассказал великой герцогине Марии Павловне о предстоящем приезде — моём и Каролины и Веймар. Герцогиня распорядилась купить для нас небольшой дворец Альтенбург. Единственным пожеланием герцогини было, чтобы хотя бы вначале беглецы соблюдали видимость, что они живут порознь: княгиня Витгенштейн — в Альтенбурге, а Лист — в гостинице.
Однако до осуществления этого плана им предстояло пережить ещё немало событий. Во-первых, Каролине пришлось поспешно бежать из России. Ей стало известно, что семейство Витгенштейнов, боясь за судьбу её многомиллионного состояния, решило упрятать княгиню в монастырь. Предлог: Каролина психически больная, но родственники якобы стыдятся отправить её в обычный дом сумасшедших и предпочитают поместить в монастырь под присмотр монашенок — сестёр милосердия.
Продав всё ценное, что могла, Каролина собиралась в дорогу. Офицер пограничной стражи, почитатель её образованности и щедрости, прислал конного нарочного с известием: «В связи с беспорядками в Европе получен приказ закрыть русскую границу. Я задержу приказ до тех пор, пока Ваше сиятельство не очутится за рубежом ».
47
Упоминаемый неоднократно Франц фон Шобер (1796—1882) в прошлом был одним из близких друзей Шуберта и либреттистом его опоры «Альфонсо и Эстрелла». На стихи Шобера — талантливого поэта-любителя — Шуберт написал 12 несён.