Страница 33 из 33
И не вернись мы накануне вечером на корабль так рано, – кто знает, не пришлось бы нам застрять там надолго. Теперь же появилась надежда, что ветер взломал также лед между мысом Лаптева и островами Альмквиста. Мы поспешно развели пары и в 6½ часов вечера пошли на север вновь попытать счастья. Я твердо верил, что наступивший день принесет удачу. Погода по-прежнему была хорошей, и солнце радовало нас.
Мы так отвыкли от него, что когда Нурдал, переваливавший уголь в трюме, увидел после обеда луч солнца, упавший сквозь люк на угольную пыль, то принял его за балку, на которую преспокойно и оперся. Он был немало изумлен, полетев со всего размаха головой вниз, на обломки железа.
Определить точно, где мы находимся, становилось все более трудно. Астрономические наблюдения, произведенные в полдень, не пролили света; по этому определению мы оказались под 76°2' северной широты[154], или примерно на 8 миль южнее того места, которое у Норденшельда и Бове принято за материк. От этих карт ждать особой точности, конечно, нельзя было, тем более что во время пребывания Норденшельда в этих краях погода все время была пасмурной. Притом Норденшельд ясно отмечал, что карты эти следует считать лишь черновыми набросками.
Вот и теперь, идя на север, мы не могли отыскать островов Ховгорда. В тот момент, когда я считал, что мы должны находиться перед этими островами, к своему удивлению, почти прямо на севере я заметил высокие скалы, которые, казалось, были расположены на материке. Как же, черт возьми, все это связать? Я уже подозревал – и чем дальше, тем сильнее, – что мы наткнулись на целый архипелаг островов. Теперь вопрос как будто близился к разрешению. Но на беду, как раз в этот волнующий момент снова накатил туман вместе с дождем и снегом, пришлось предоставить разрешение загадки будущему.
Туман был густой, и к тому же наступила темная ночь, так что нельзя было различить землю на сколько-нибудь значительном расстоянии. Быть может, несколько рискованно было двигаться, но не хотелось упускать такой благоприятный случай. Слегка убавив скорость, шли всю ночь, держась под берегом, готовые повернуть, как только покажется впереди земля. Зная, что на вахте Свердруп, я забрался в койку с таким легким чувством, какого давно уже не испытывал.
В 6 часов на следующее утро (7 сентября) пришел Свердруп и разбудил меня сообщением, что прошли остров Таймыр или мыс Лаптева в 3 часа ночи и сейчас находимся в Таймырском заливе, но впереди – сплоченный лед и какой-то остров. Подойти к этому острову, пожалуй, можно было бы, так как в этом направлении как раз образовалось разводье. Но встречное течение шло так стремительно, образуя водовороты, что нам опять пришлось отступить.
После завтрака я поднялся наверх в бочку. Стояла ясная солнечная погода. Я пришел к заключению, что остров, о котором говорил Свердруп, по всей вероятности, не остров, но материк, простирающийся, однако, по сравнению с картами удивительно далеко на запад. За кормой у нас все еще лежал остров Таймыр, а наиболее восточные из островов Альмквиста или Норденшельда, озаренные солнцем, виднелись в северо-западном направлении.
Впереди поднимался низменный песчаный полуостров, который тянулся к югу до самого горизонта, сливаясь с фоном залива. Дальше виднелась узкая полоса совершенно чистой воды. С западной стороны ее, в направлении острова Таймыр, вынырнула земля. Своими возвышенностями и округленными горными вершинами она значительно отличалась от низкого восточного берега бухты. Открытая нами широкая полоса земли, вдающаяся в восточную часть Таймырского залива, получила название полуострова короля Оскара[155].
Впереди, к северу от мыса, я заметил чистую воду. Между ней и нами находилось немного льда, но «Фрам» пробился сквозь него без труда. Когда проходили против мыса, я был поражен, увидев неожиданно, что море покрыто слоем бурой заиленной воды. Этот слой, конечно, не мог обладать сколько-нибудь большой мощностью, так как кильватерная струя у нас за кормой была совершенно чистой. Я приказал бросить лот и обнаружил, как ожидал, что глубина уменьшилась: сначала 15 метров, потом 12, потом 10.
Остановились и дали задний ход. Это казалось подозрительным, тем более что вокруг во всех направлениях виднелись сидящие на мели стамухи, а стремительное течение шло на северо-восток. Медленно пошли снова вперед все время бросая лот. На наше счастье, глубина не падала ниже 10 метров, а через некоторое время стала увеличиваться, сначала 11 метров, потом 11½, потом 12, так что мы опять могли идти полным ходом. Вскоре совсем миновали мелкое место и вышли в область синей воды. Граница между бурой поверхностной водой и чистой синей была очень резкая. Совершенно ясно было, что этот поверхностный заиленный слой принесен рекой, впадающей где-нибудь южнее.
От этого мыса берег поворачивал на восток и образовывал широкую бухту, получившую название бухты Толля. Мы шли на восток и северо-восток в прибрежной полосе чистой воды. После полудня эта полоса стала очень узкой, нас совсем прижало к берегу, который снова поворачивал отсюда на север. Продвигались по этому узкому каналу вдоль берега при глубине от 10 до 15 метров, но к вечеру вынуждены были остановиться, так как лед подходил к самому берегу.
Земля здесь на всем протяжении очень напоминает Ямал. Та же низкая равнина, возвышающаяся над морем немногим больше, чем Ямал, и незаметная со сколько-нибудь значительного расстояния. Только здесь она немного более волнообразная. В двух местах я даже видел на ней в отдалении от берега несколько рядов холмов. Берег, по-видимому, везде состоящий из песка и глины, крутыми обрывами ниспадает в море.
На равнине виднелось много оленьих следов, и на следующее утро (8 сентября) я съехал на берег поохотиться. Убив одного оленя, я пошел вглубь, чтобы продолжать охоту, как вдруг поразительное открытие привлекло мое внимание настолько, что я забыл и думать об охоте. К северу от меня врезался в сушу большой фьорд. Я шел, пока хватило сил, чтобы уяснить хорошенько, что это за фьорд, но так и не увидел, где он кончается. Фьорд простирался широкой полосой, насколько хватал глаз – до синеющих далеко-далеко в глубине полуострова гор на востоке. Казалось, что эти горы спускаются к воде у самого горизонта; за ними я ничего больше не мог разглядеть – ни земли, ни гор.
Моя фантазия разыгралась, и временами я готов был вообразить, что это, быть может, пролив, который проходит поперек земли и превращает полуостров Челюскина в остров. Вероятнее же, что это просто река, которая у устья разливается в широкий лиман, подобный тем, какие мы находим у многих сибирских рек.
На глинистой равнине, по которой я бродил, всюду рассеяны крупные валуны самых разнообразных горных пород; эти валуны могли быть принесены сюда лишь мощными глетчерами ледникового периода*.
Жизни тут почти нет. Кроме оленей, мне встретились только пара снежных куропаток да несколько пуночек и куликов; видел я еще следы песца и пеструшки. Эта самая северная часть Сибири совершенно необитаема, и ничего неизвестно о том, посещалась ли она когда-либо даже кочевниками.
На равнине, далеко в глубине, я нашел, однако, кругообразный холмик из мха, который, пожалуй, можно приписать рукам человека. Возможно, что здесь и бывал какой-нибудь ненец и собирал мох для своих оленей. В таком случае это было давно, потому что мох совершенно почернел и истлел. Но, может быть, это игра природы; природа ведь весьма причудлива в своих проявлениях.
Глава пятая. Вокруг северной оконечности Старого Света
Как быстро сменяются в этой арктической стране свет и тени! На следующее утро (9 сентября) я из бочки увидел, что лед отошел от берега к северу и открылся канал, по которому можно выбраться на чистую воду и пройти дальше на север. Немедленно отдал распоряжение поднять пары. Барометр стоял необычайно низко, так низко, как еще ни разу за все время пути, – он упал до 733 миллиметров. Ветер резкими шквалами налетал с земли и стремительно несся по равнине, вихрем взметая тучи песка и пыли. Свердруп считал, что благоразумнее всего оставаться на месте.
154
Следует заметить, что это наблюдение не совсем точно, так как горизонт был ограничен землей.
155
Полуостров Оскара – далеко выдающийся в море выступ материкового берега на западной стороне Таймырского полуострова. С моря представляется невысоким, плоским и не имеющим заметных возвышенностей. Оканчивается крутым и приметным мысом Медвежий яр.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.