Страница 7 из 12
— Стой, стой! — сказала лиса Лариска. — У нас теперь вот заяц Коська тоже на велосипеде ездит, покоя от него нет. Не знаешь ли ты, как его поймать?
— Я всюду летаю, я все знаю! — опять затрещала сорока Софка. — Как сено косить, как воду носить, как дрова колоть, как морковку полоть, как рыбу ловить, как кашу варить...
— Да остановись ты, — потеряла терпение лиса Лариска. — Мне сено не косить, воду не носить, дров не колоть, морковку не полоть. Мне зайца Коську надо поймать.
И опять затараторила сорока:
— Лесник строит дом, щепки кругом; дощечку стащи, гвоздей поищи, не жалей труда, набей в два ряда, на тропу положи, под кустом полежи. Наедет заяц Коська на гвозди, шина у велосипеда проколется, сам он на землю свалится.
Подумала сорока Софка и добавила:
— Только это будет хулиганство.
Но лиса Лариска ее уже не слушала, домой пошла. А как солнце село и темно стало, побежала она к дому лесника и дощечку стащила, потом на село к кузнице сходила, двенадцать гвоздей и молоток украла. Утром положила дощечку на пень, стала гвозди забивать. Ну, а молоток она первый раз держала, обращаться с ним не умела — раз по гвоздю попадет, раз по лапе. А что поделать? Поскулит от боли, оближет лапу да и снова за свое.
Забила она гвозди, взяла дощечку, выбрала на повороте тропинки удобное место и положила. Сама рядом села — вот, думает, наедет заяц Коська на дощечку, шина у него проколется, плюхнется он на землю, а она его схватит и съест.
Все утро и половину дня лежала лиса Лариска — не было зайца Коськи, по другим дорогам катался. А в полдень песня послышалась:
Никогда я не боюсь
Опоздать к обеду.
Я в канаву не свалюсь,
В ямку не заеду.
Мчусь весь день, в звонок звоня,
Далеко и близко.
Не поймает волк меня
И лиса Лариска!
«Ага, — думает лиса Лариска, — опять расхвастался этот заяц Коська. Ну, недолго тебе важничать да песни петь осталось, вот сейчас шина проколется, шлепнешься ты на дорогу да прямо ко мне в лапы. Конец тебе пришел, заяц Коська, хвастунишка несчастный!»
А заяц Коська ничего не знает, мчится под горку и еще на педали нажимает, летит как ветер. И вот уже к дощечке с гвоздями подъезжает. Не утерпела лиса Лариска, на дорогу выползла, чтобы сразу на зайца кинуться.
А он едет и едет. Пролетел прямо, дощечку в землю вдавил, лисе лапу и хвост колесами переехал — и был таков.
Не лопнула шина.
Заскулила лиса Лариска от боли, пошла сороку Софку искать, чтобы обругать ее. Да где ее найдешь, если она все время летает где-нибудь? Только на третий или четвертый день встретила ее лиса, ругать стала:
— Лгунья ты и врунья, тараторка-балаболка! Говорила, что на дощечке с гвоздями шина проколется, а она не прокололась. Отдавил мне заяц Коська колесами лапу и хвост.
— А ты гвозди острым концом вниз или вверх ставила?
— Да вниз, вниз! Как забивала, так и ставила.
— Глупая ты, лиса Лариска, — затараторила сорока Софка. — Глупая, глупая, глупая! Надо было острым концом не вниз, а вверх ставить. Глупая, глупая!
И улетела на село сплетни собирать.
А заяц Коська покатал на велосипеде и барсука, и енота, и ежа Кирюху. Все очень довольны были. Хотел он еще олененка Лешку покатать, но тот сказал:
— Фу, от твоего велосипеда машинным маслом пахнет. А вот давай мы с тобой соревнование устроим — кто быстрее до озера домчится?
Заяц Коська сразу и согласился. Вскочил он на велосипед и погнал по лесной тропинке. А олененок Лешка и так бегает очень быстро, а тут еще путь выбрал прямиком по лесу. И как заяц ни старается, олененок все где-то впереди дразнится:
— Давай нажимай, крути-верти!
Обидно стало зайцу Коське, летит он и уже дороги не разбирает. Выскочил на берег, а там дубовый пень на пути. Наскочил на него заяц Коська, передним колесом и так ударился, что через лозовый куст перелетел, а велосипед в озеро — бух, и потонул.
С тех пор заяц Коська опять пешком ходит. А в озере около велосипеда щука себе дом устроила — спицы блестят, руль блестит, очень ей это нравится!
КАК МЕД ДОБЫВАЛИ
Узнала лиса Лариска, что медведь Потап мед добывает, что мед сладкий-пресладкий и от простуды лечит. Захотелось ей и самой меда попробовать. А где взять? И решила она больной прикинуться, медведя Потапа разжалобить, чтобы он ей меду дал. И вот идет она — и чихает, сидит — и чихает, лежит — и чихает. Только и слышно — апчхи, апчхи! И когда по лесу пошли разговоры, что лиса Лариска заболела, побежала она к медведю Потапу и, словно ничего не замечая, прямо ему в бок носом ткнулась — он на пне сидел, из пятки занозу вытаскивал.
— Ты что это, лиса Лариска, глаза потеряла? — заворчал медведь Потап. — Тычешься носом куда попало.
— Да заболела я! — захныкала лиса Лариска. — За перепелкой погналась, в лесную речку свалилась. Промокла, прозябла, простудилась.
— Простудилась — лежи.
— Так лежа и помереть можно, лечиться надо. Вот и помог бы ты мне, медведь Потап. Говорят, что мед от простуды есть полезно.
— Нету у меня сейчас меду. Последний вчера съел.
— Достань как-нибудь, медведь Потап. Не помирать же мне.
Почесал медведь нос, сказал:
— Есть у меня на примете дупло одно, только высоко очень. Ну, да авось справимся. Завтра утром вместе брать пойдем.
Всю ночь лисе Лариске мед снился. То будто он на четырех ногах бегает, то с крыльями и летает. Ведь она никогда меда не ела и не знала, какой он бывает.
Утром, чуть солнце проглянуло, побежала она к медведю. А тот уже встал, в ручье выкупался. Только есть ничего не стал, решил, что медом позавтракает.
— Ну, — говорит, — пошли, лиса Лариска, мед есть!
Шли они, шли и пришли к большой старой липе на самом берегу озера. В липе высоко от земли дупло, а в дупле жужжит что-то. «Ага, — думает лиса Лариска,— это мед и жужжит. Только вот достать его трудна». Но медведь Потап поточил когти об корневища, обвязал голову клетчатым платком и полез к дуплу. Лисе Лариске сказал:
— Я его сейчас отламывать буду, а ты подбирай и в кучу складывай. Потом вместе есть будем или поделим поровну.
— Ладно.
Медведь на дерево полез, а лиса Лариска внизу сидит, меда ждет и заранее облизывается, язык чуть не до плеча высунула. Да и думает при этом: «Пока там медведь с дуплом возиться будет да потом слезать, я тут и наемся меду до отвала, и еще в сторонке припрячу. Может, потом у волка Бакулы, когда он заболеет, я на мой мед целую овцу выменяю».
А медведь Потап залез на липу, запустил лапу в дупло. Раз дернул — не поддается, два дернул — не поддается. И пчелы начинают на него кидаться, хоть голова и обвязана платком, а одна укусила. Разозлился медведь да как дернет в третий раз изо всей силы! Разленилось старое дупло, обломки вниз полетели. И медведь не удержался, тоже вниз загремел, чуть лису Лариску не задавил. За ним щепки посыпались, куски меда. И рой пчел вылетел.
— Ай, и наемся я сейчас медку, — обрадовалась лиса Лариска. — Ай, и наемся!
И сунула нос в самую гущу пчелиного роя. А пчелы как стали ее жалить — кто в язык, кто в губы, кто в нос, кто в ухо. Показалось ей, что в огонь она попала. И лапами она отмахивается, и головой мотает, и хвостом болтает — ничего не помогает.
— Ой, пропадаю! — завизжала она. — Ой, спаси меня, медведь Потап!
А медведю Потапу не до лисы, самого пчелы кусают — голову-то он платком обвязал, когда к дуплу лез, да платок свалился. Пчелиный рой дружный был, все за одного, один за всех. Видит медведь, что совсем плохо дело, зарычал, что было сил:
— Спасайся кто может!
И побежал — трюх-трюх во весь дух — к берегу, а с берега кувырком в воду бултыхнулся. И лиса Лариска за ним. Не любит она воду, да дело такое, что деваться некуда.