Страница 58 из 136
Мехмед II Фатих («Завоеватель») был одним из самых выдающихся правителей государства османов. Он сочетал непреклонную волю и проницательный ум с коварством, жестокостью и необузданным властолюбием. Для достижения своих целей он готов был применить любые средства. Сын одной из наложниц султана, он боялся за свою власть и после смерти отца прежде всего устранил возможных претендентов на престол. Он приказал убить своего девятимесячного брата Амурата и несколько других родственников. О жестокости нового султана складывали легенды. Современники рассказывали, что Мехмед II, желая разыскать похитителя дыни из своего сада, приказал распороть животы у 14 рабов. В другой раз он отрубил голову рабу, чтобы показать конвульсии шейных мускулов знаменитому итальянскому художнику Джентили Беллини, писавшему портрет султана3.
Подобно Гарун-ар-Рашиду, переодетый, он часто бродил по трущобам города, и горе было тому встречному, который узнавал султана, — его ожидала неминуемая смерть.
Вместе с тем новый правитель османов был достаточно образован, владел несколькими языками, в том числе, по-видимому, и греческим, изучал математику, увлекался астрономией и особенно философией, неплохо знал труды греческих философов и под руководством византийских ученых занимался их комментированием. Однако главной чертой характера нового властелина была страсть к завоеваниям. Придя к власти, Мехмед II поставил своей ближайшей целью уничтожение империи ромеев. Давнишняя мечта османских правителей полностью овладела гордой душой молодого султана. Мехмед II стремился не только воссоединить европейскиеи азиатские владения турок, которые разделял последний оплот византийцев — Константинополь, он хотел полностью ликвидировать остатки некогда великой империи, а великолепный город греков сделать столицей своего государства.
Для захвата Константинополя Мехмеду II, однако, необходимо было сперва упрочить свой тыл. С этой целью он, как «волк, прикрывшись шкурой ягненка»4, заключил мирные соглашения со своими соседями на Западе. Обезопасив себя с этой стороны, султан двинул войска на Восток, где державе
османов угрожал один из феодальных князьков Малой Азии — эмир Карамана. Война с караманским эмиром заняла часть 1451 и начало 1452 г. Опираясь на свое военное превосходство, Мехмед II нанес поражение правителю Карамана, а затем заключил с ним выгодный мирный договор, развязав себе руки для войны с Византией.
В этот подготовительный период к решительной схватке Мехмед II, чтобы усыпить бдительность греков, любезно принимал византийских послов и даже возобновил с Константином XI выгодное для империи соглашение.
Сигналом к открытому разрыву Мехмеда II с византийцами послужило строительство турками крепости на европейском берегу Босфора, в непосредственной близости от Константинополя. Эта крепость (Румели-Хиссар) была воздвигнута в необычайно короткий срок: в марте 1452 г. турки приступили к ее сооружению, а уже в августе того же года строительство неприступной крепости, снабженной артиллерией и сильным гарнизоном, было окончено. Несколько раньше на азиатском берегу Босфора турки возвели другую крепость (Анатоли-Хиссар). Таким образом, теперьони прочно обосновались на обоих берегах Босфора. Свободные сношения Константинополя с Черным морем были прерваны, подвоз хлеба в город из Причерноморских областей мог быть прекращен в любой момент по воле султана. Вскоре турки стали собирать со всех кораблей, проходивших через проливы, высокую пошлину и подвергать их тщательному осмотру. Решительный шаг к установлению блокады Константинополя был сделан5.
План Константинополя. Буондельмонте. 1420 г.
Византийцам было ясно, что борьба вступила в заключительную фазу. Грозная опасность заставила императора Константина начать срочную подготовку к обороне столицы — чинить стены, обвалившиеся во многих местах, вооружать защитников города, запасать продовольствие. Бегство знатных константинопольцев на Запад приняло самые широкие масштабы.
Византийское правительство не прекращало с надеждой отчаяния взывать о помощи к Западу. Но папский престол по-прежнему непременным условием поддержки ставил восстановление и действительное претворение в жизнь церковной унии. Вопреки сопротивлению православной партии в Константинополе, во главе которой стоял непримиримый фанатик монах Геннадий (Георгий Схоларий)6, Константин XI завязал новые переговоры с римским престолом.
В ноябре 1452 г. в Константинополь явился для осуществления унии легат папы Николая V (1447— 1455), грек-ренегат, перешедший в католичество, кардинал Исидор — активный проводник папской политики7. Помощь, прибывшая из Италии вместе с легатом папы, была ничтожна, тем не менее византийское правительство встретило Исидора с большим почетом. Новое соглашение об унии было подписано. 12 декабря 1452 г. в храме св. Софии кардинал Исидор в знак заключения унии торжественно отслужил мессу по католическому обряду.
Православная партия подняла народ Константинополя на открытое выступление против униатов. Толпы народа, возбуждаемые фанатичными монахами, двинулись к монастырю Пантократора, где принял схиму глава православной партии Геннадий. Схоларий не вышел к народу, но прибил к дверям кельи своего рода манифест наиболее непримиримых ортодоксов, в котором предсказывал скорую гибель Константинополя как наказание за принятие унии с католической церковью. Ответ Геннадия подлил масла в огонь народного возмущения, и толпа с криками: «Не нужно нам ни помощи латинян, ни единения с ними!» — рассыпалась по городу, угрожая расправой униатам и католикам. Хотя народное волнение мало-помалу улеглось, атмосфера недоверия и вражды между ортодоксами и латинофилами еще больше сгустилась в Константинополе накануне осады его турецкими войсками.
Раскол внутри господствующего класса Византии пагубно сказался на судьбах империи. После заключения унии подняли голову туркофилы, стремившиеся использовать религиозные распри среди населения столицы. Главой туркофилов в столице был главнокомандующий византийского флота, мегадука Лука Нотара, который, по словам современников, будучи врагом унии, бросил крылатую
фразу: «Лучше увидеть в городе царствующей турецкую чалму, чем латинскую тиару»
8
.
Мученик. Мозаика. Кахриэ-Джами. XIV в.
И эта фраза мегадуки стала пророческой. Жертва, принесенная византийским правительством, — заключение унии, и на этот раз оказалась напрасной. На Западе не было сил, которые действительно хотели бы и могли оказать Византии необходимую военную помощь. Альфонс V — король Арагона и Неаполя, который был наиболее могущественным государем среди правителей стран Средиземноморья, продолжал политику своих предшественников — норманнов, немцев и французов, владевших Южной Италией и Сицилией. Он стремился к восстановлению Латинской империи в Константинополе и мечтал о короне императора. По существу на Западе строились планы захвата ослабевшей Византии и шел спор о том, кто будет ее наследником.
Жизненно заинтересованы в спасении Византии были лишь итальянские города-республики — Генуя и Венеция, имевшие важные торговые фактории в империи, однако постоянная вражда мешала их согласованным действиям против турок. Большую энергию проявляли генуэзцы, которые пользовались покровительством последних Палеологов. Еще до начала осады Константинополя в столицу Византии, к великой рад ости ее населения, прибыл на двух галерах военный отряд из 700 генуэзцев под командованием храброго кондотьера Джованни Джустиниани, по прозвищу Лонг («Длинный»). Этим на первых порах и исчерпывалась реальная помощь Запада. Венецианская синьория, не желая спасать своего конкурента — генуэзцев, медлила с посылкой войск, и лишь позднее из Венеции прибыли два военных корабля под командованием Моросини.