Страница 11 из 151
Провозглашение императора. Миниатюры из Хлудовской псалтири IX в.
Одной из важнейших проблем, стоявших в ту пору перед императорской властью, было отношение к церкви. Ставшая большой экономической и политической силой, церковь не раз пыталась отстоять свою независимость. Правда, наиболее непокорный патриархат — Александрийский — вышел с VII в. из-под сферы власти византийского императора, но римский папа все более активно отстаивал автономию. Рим был далек, и подчинить его было трудно (хотя в VII в. императоры еще смещали и ссылали неуступчивых пап), но константинопольскую церковь императоры стремились превратить в свое покорное орудие.
Если в конце VII в. император назвал себя «рабом Христа» и впервые приказал чеканить изображение Христа на реверсе своих монет, то в VIII в. положение меняется: императоры подчеркивают не свою подчиненность богу, а свою власть над церковью. В послании к римскому
папе византийский правитель официально объявил себя «василевсом и жрецом»52, политическим и духовным владыкой своих подданных. Императоры претендуют не только на то, чтобы быть «епископами внешних дел», но присваивают себе последнее слово в богословских конфликтах.
Постепенно оформляется новая иерархия титулов, достигающая завершения к концу IX в. (см. ниже, стр. 159). Расширяется центральный государственный аппарат. По-видимому, в первой половине VIII в. была введена должность логофета дрома. На первых порах его функции были ограниченными: он был доверенным лицом императора, представлявшим государю донесения (υπομνησειςо важнейших событиях. Впоследствии логофет дрома стал одним из крупнейших чиновников: он ведал возрожденным римским cursus publicus — государственной почтой и обслуживанием послов и чиновников, разъезжающих по служебным надобностям; позднее он распоряжался системой сигнальных огней — своего рода световым телеграфом, доносившимв Константинополь весть об арабских вторжениях. Логофет также руководил сношениями с иностранными державами, выкупом пленных, приемом иноземных послов; он разбирал судебные дела, возникавшие с приезжавшими в Константинополь иностранными купцами. Наконец, функцией логофета дрома было наблюдение за состоянием империи: специальные чиновники — эпискептиты, посланные в различные части страны, должны были регулярно отправлять логофету дрома донесения53.
В то время как VII столетие принесло империи раздробление финансовых ведомств, с VIII в. предпринимаются попытки вновь восстановить их единство: ввели должность сакелария, поручив ему контроль за всеми центральными учреждениями и преимущественно за теми из них, которые были связаны со сбором налогов и выплатой государственных средств54.
Податной гнет на протяжении VIII — первой половины IX в. постепенно усиливался. Около 739 г. был введен побор, называемый дикератон, предназначавшийся специально для восстановления константинопольских стен; примерно с того же времени начали взыскивать экзафоллон. Оба эти налога составляли прибавку к денежной сумме налогов примерно в 10%55. Возрастание податей продолжалось и в третьей четверти VIII в.56С начала IX в. мы впервые слышим о капниконе — налоге, который взимался с дома или семьи. В ту пору он составлял сравнительно небольшую сумму — два милиарисия в год57; впоследствии налоговая ставка заметно выросла. Первое упоминание о капниконе связано с податным произволом: около 810 г. византийское правительство попыталось ввести обложение церковных париков, которые до того были свободны от капникона.Одновременно с этим император предпринял меры к тому, чтобы восстановить круговую поруку при уплате податей.
Фемы, которые в конце VII в. выступали как основные силы децентрализации, постепенно были преобразованы. Прежде всего они подверглись дроблению. В начале VIII в. одна из наиболее опасных для Константинополя фем — Анатолик — была разделена на две части и из нее выделилась Фракисийская фема. Образовалось несколько так называемых морских фем, прежде всего фема Кивиреотов и область Эгейского моря, затем распавшаяся на ряд более мелких фем. Не позднее 767 г. из состава Опсикия выделилась уже фема Вукелариев. В первой половине IX в. в Малой Азии появляются новые фемы: Пафлагония и Халдия на южном берегу Черного моря, а затем — Харсиан, Каппадокия и Селевкия на восточной границе империи. Одновременно права стратига ограничиваются: судебная власть в феме передается особому чиновнику, независимому от стратига; сбор налогов переходит в руки представителей логофета геникона (см. подробнее ниже, стр. 161). Фема превращается в послушный механизм государственного аппарата.
Повсюду, где империя насаждала свою власть, она вводила теперь фемный строй, но фемы, которые повсеместно создавались в VIII—IX вв., были мелкими. Уже в конце VIII в. появляются первые фемы в Греции, а в первой половине IX в. возникает фема Климатов в Крыму. Здесь особенно отчетливо проявляется новая роль фемных порядков: назначаемый из Константинополя стратиг постепенно узурпирует функции херсонских протевонтов. Фемный строй выступает как средство подавления городского сепаратизма. Самый оплот фемного строя — крестьянское ополчение — постепенно меняет свой характер. Прогрессирующая имущественная дифференциация крестьянства приводит к появлению широкого слоя земледельцев, не обладающих достаточным имуществом, чтобы приобрести коня и боевое вооружение. В византийских войсках мы все чаще можем встретить людей босых и оборванных, вооруженных простыми дубинами. В Византии происходит то же, что и во Франкском королевстве: военная служба из права становится бременем, нести которое может не каждый; сама по себе она, отрывая крестьянина от поля, нередко стимулирует его разорение.
Государство старается использовать общинные средства, чтобы бороться с надвигающейся опасностью: на соседей возлагает оно ответственность за снаряжение воина. Отныне из нескольких крестьян один отправляется в поход, другой дает ему коня, третий панцирь и меч. Вместе с тем государство наделяет воинов известными привилегиями: они освобождаются от части налогов, получают выдачи деньгами и натурой. Пройдет еще немного времени — и воины отделятся от основной массы крестьянства и превратятся в особую замкнутую группу, принадлежность к которой фиксировалась в особых списках — так называемых стратиотских каталогах.
Аграризация большинства городов сказалась, естественно, и на положении церкви: в предшествующий период епископ был прежде всего главой городской общины, державшим с помощью особых должностных лиц — периодевтов — в своем подчинении сельские приходские церкви; он принимал активное участие в политической жизни города и городской администрации, руководил городской благотворительностью. В VIII—IX вв. многие епископии, хотя и удерживают прежнее название, становятся по преимуществу центрами сельской округи. Интересы епископа все более сосредоточиваются на сельском хозяйстве.
Развитие церковной иерархии обнаруживало противоречивые тенденции. Прежде всего, в VII—IX вв. продолжает усложняться епископальная администрация: появляются новые должности, копирующие ведомства государственного аппарата. Но усиление власти епископов (и особенно митрополитов) вызывает противодействие константинопольского патриарха, пытающегося наложить руку на епископальные центры. Наконец, император стремится к активному вмешательству в церковные дела. Действие всех этих противоречивых сил проявилось всего отчетливей в спорах о положении эконома.
Этот епископальный чиновник, известный уже в V в., а может быть даже в IV в.58, ведал церковным имуществом. В 787 г. церковный собор подтвердил старое постановление, воспрещавшее епископу управлять церковью без эконома: теперь, если митрополит медлил с его назначением, патриарх получал право поставить своего человека. По-видимому, в середине IX в. император присваивает право назначать эконома Константинопольской патриархии59.