Изломанный аршин

Ну и заключить фразой неубиенной:

«— Таковы, отчасти, мои опасения. Трепещу при мысли, что вы найдёте их вполне благоразумными».

Гордиев такой бантик из колючей проволоки. Успокойте меня, попечительная мать. Возобновите в моей памяти хотя бы одну причину, по которой самая приятная для юной красавицы участь — выйти без любви за человека без денег.

В воскресенье, 6 апреля, примерно в два пополудни, он поехал на Большую Никитскую (угол Скарятинского, напротив лавки гробовщика) — сказать «Христос воскресе!», покончить с недоразумением и полететь праздновать к Ушаковым. В полчетвёртого вышел на улицу, имея на безымянном пальце обручальное кольцо: помолвку распубликовать немедленно, венчание — до Петровского поста, то есть самое позднее — в мае. Как только готово будет приданое — нет, не недвижимость, о недвижимости — не сейчас, — а, знаете, простыни, скатерти, конфекцион, кой-какие украшения — купить-то недолго, на Кузнецком всё есть, — деньги вот-вот пришлют, ожидаем со дня на день.

Признаюсь: дойдя до этого места, я тоже, как и вы, покачал удручённо головой. Даже чуть не присвистнул от разочарования. Эх, Автор вы Автор, — подумал я, — где ваше хвалёное мастерство? а ещё считаетесь — лучший стилист. Т. е. придумано-то, конечно, здорово: после такого абзаца головоломка-лабиринт «Доставь Пушкина в Болдино» решается в три хода (потом покажу), — но это же просто ловкость рук. Это вульгарный водевильный прием — так и вижу эту мизансцену на Малом театре: комическая старуха в атласном чепце простирает издали объятия входящему в гостиную смущённому франту (публика отлично знает, отчего он смущён). — Я всю ночь не смежила глаз, — пискляво восклицает она, — я рыдала над вашим письмом! — и в левом щупальце у неё действительно оказывается конверт с приставшим к нему кровавым обломком сургуча; внутри, без сомнения, тот самый документ, над которым бедняга трудился (громко повторяя вслух каждую выводимую фразу) в предыдущем явлении; ух, и задаст же она ему — и поделом, — предвкушает зал, но не тут-то было — актриса продолжает: — Оно растопило лёд моего недоверия. Не сомневаюсь более — вы поистине любите мою Зизи. Знайте же — она ваша отныне! Вручаю вам её. Дочь моя, подойди, я вас двоих благословлю.

В кулисе, скрипя, отворяется дверь. В неё протискивается обшитая оборками огромная перина. Франт в отчаянии рвёт на себе бакенбарды. Зрители злорадно хохочут. Аплодисмент.

Ах, Автор, Автор, — укоризненно думал я, — так поступить с письмом Пушкина! и каким письмом! Он же там — от волнения, от искренности, от гениальности наконец — впадает в ясновидение. Там же всё предсказано буквально и подробно — что́ их обоих ожидает, если он женится на ней. На восемнадцатилетней бесприданнице. (Он ещё не знал, что она бесприданница.) Не читавшей не только его стихов, а вообще ничего.

§ 2. Приданое. Нечто о дефолте. Посажёный отец

Тот поразительный прогноз представлял собою цепочку уравнений с одним — с одним и тем же — неизвестным. И выглядел достоверным (и сбылся ведь) при объявленном условии, что x < или = 0. В таком виде он был даже неотразим, приобретая черты морального парадокса: какой-то абсурд, дорогая Madame, и некрасота — получается, как будто мы с вами пренебрегаем интересами вашей дочери только для того, чтобы удовлетворить мою страсть.

Однако стоило принять — или стоило дать Пушкину понять, — что не все жребии равны для бедной N., что заветный x, пусть не намного, но всё-таки определенно > 0, — и письмо теряло (на время) смысл, а ситуация получала — совершенно новый.

В математике это действие называется — подстановка. С чего, собственно, взяли вы, учащийся Пушкин, будто искомое неизвестное не может быть выражено положительным числом? в домашнем задании про это — ни слова. Возьмите-ка тряпку и сотрите ваши измышления, смелей, смелей — courage! courage! Теперь берите мел и пересчитайте всё сначала на других условиях — как знать: вдруг новый итог нас порадует больше?

Без сомнения, что-то такое и произошло в то Светлое воскресенье 1830 года: подстановка по подсказке — не обязательно умышленно неверной. Не скрыть от человека, что ему непритворно рады, что им дорожат и боятся его потерять, — с иными, mesdames, этого бывает достаточно: растаяв, кипят и, если не убавить огонь, воспламеняются.

Н. И. Гончарову не умиляли т. н. страсти мужчин, но уж фантазии девиц — не занимали вовсе; и посоветоваться с петербургской тетушкой она не могла — ввиду отсутствия мобильной, междугородной, вообще телефонной связи. Времени не было, Пушкин уплывал из рук. Старинной фамилии; высшего общества; известен государю; почти наверное не злой; ах-ах, ниже ростом! какие нежности при нашей бедности; ах-ах, ногти красит и не стрижёт! говорят — игрок; говорят — волокита; а вокруг-то ангелы без вредных привычек так и вьются, не правда ли?

Впоследствии Пушкин с Натальей этой Ивановной даже подружился ненадолго, вместе выпивали: пьющая была; когда его спрашивали: с чего это он забрал к себе её дочерей, он добродушно отвечал: а она всё пьет и с лакеями это самое.

Не совсем комическая старуха. Сорок пять лет. Незаконнорождённая иностранка (как Фет, как Герцен). Замужем за умалишённым наследником впавшего в слабоумие миллионера. Муж заперт на втором этаже; время от времени принимается выть; вырвавшись и стащив на кухне нож, бывает опасен. Три девицы под окном, и сыновей трое: чиновник, офицер и гимназист. Имение (всё ещё огромное: в разных местностях 3450 душ; отец свёкра, купец, устроитель парусинных фабрик, круто приподнялся при Екатерине на оборонном заказе) — словно отложилось: ни полушки ниоткуда; долг на нём — Пушкину столько не проиграть за всю оставшуюся жизнь: миллион (или полтора — кто же считал); реальная же наличность — из ломбарда, под заклад bijoux.

Выход-то был: ходатайствовать об учреждении опеки. Спасти остатки состояния. Но — и объявить на всю Россию: надворный советник Г. вследствие повреждения в уме разорился. Поторопитесь, господа женихи, поспешите! Конкурс на лучшее брачное предложение для его дочерей открыт!

А у Н. И. был такой же idée fixe, как у Золушкиной мачехи: чего бы это ни стоило, её дочки будут танцевать на балах во дворце. (Имелась и соответствующая idée fixe’у травма в биографии: Автор учёл всё! — но сохраним тайну; надоедает, знаете, подкручивать мелкоскоп.)

И если ей приходило в голову, что Пушкина послал ей Бог, — не так уж это и смешно.

Как посмотреть. Всё зависит от ракурса. В моём — набор фигур иной, и расстановка их, и последовательность ходов: это её, Н. И. Гончарову, подвёл к Пушкину Автор истории литературы. Под предлогом — по-прежнему настаиваю — водевильным.

Но признаю шекспировский расчёт. Шекспир тоже не брезговал антуражем водевиля: мышеловками, оброненными платками. А чтобы построить трагедию — чтобы жизнь главного героя вошла в его гибель, как ключ в скважину замка, — тоже использовал специальных персонажей: предсказуемо самовольных эгоистов.

И, кстати, у Шекспира тоже бывают эпизоды, когда декорация вдруг рассеивается, впуская текст про то, что произойдёт, если эти действующие лица сделают то, что собираются сделать. А они не пытаются даже снизить скорость; собственно, для скорости они и нужны.

Решительная поневоле. Возможно, чёрствая, — но вполне допускаю, что в ту ночь, на Пасху 1830 года, в какое-то мгновение она и сказала себе: этот человек прав — добром не кончится — он погибнет. Мало ли какие мысли мелькают, пока стоишь за всенощной. Когда у самой жизнь валится из рук. И он же не написал прямо, что тоже без гроша.

Ну и ему не сразу сообщили самое забавное. Что дедушка Гончаров, безусловно, с наслаждением подарит Таше деревеньку — да хоть две — в ближайший после дождика четверг (непреодолимые бюрократические препоны). А покамест — чтобы не так скучно было ждать — выкатит из подвалов Полотняного завода колоссальную фамильную драгоценность. Монумент. Бронза. Немецкая работа. Императрица Екатерина Великая во всей своей славе. Толкнуть, например, государству — вот и приданое. Или, наоборот, — опять же с дозволения государства (такому влиятельному человеку, как Пушкин, не откажут) — перелить. Т. е. реализовать по цене металлолома. Тысяч за сорок. Для любимой внучки не жалко. Как не больше семи рыночная цена? Вот что, ребята: заносите-ка царицу обратно в подвал, оболакивайте опять соломой. — А чего вы хотите? Маразм.