Страница 69 из 98
2 Не слыша более ни выстрела, ни шума, Опершись на ружье, я увлечен был думой. Охотники давно преследовать пошли Волчицу и волчат — и были уж вдали. Я думал о вдове красивой и суровой. Смерть мужа разделить она была б готова, Но воспитать детей повелевал ей долг, Чтобы из каждого хороший вышел волк: Чтобы не шел с людьми в их городах на стачки, Чтоб голод выносил, но чтоб не брал подачки,— Как пес, который гнать из-за куска готов Владельцев истинных из их родных лесов. 3 О! если б человек был так же духом тверд, Как званием своим «царя зверей» он горд! Бесстрашно умирать умеют звери эти; А мы — гордимся тем, что перед ними дети! Когда приходит смерть, нам трудно перенять Величие зверей — умение молчать. Волк серый! Ты погиб, но смерть твоя прекрасна. Я понял мысль твою в предсмертном взгляде ясно. Он говорил, твой взгляд: «Работай над собой И дух свой укрепляй суровою борьбой До непреклонности и твердости могучей, Которую внушил мне с детства лес дремучий. Ныть, плакать, вопиять — всё подло, всё равно. Иди бестрепетно; всех в мире ждет одно. Когда ж окрепнешь ты, всей жизни смысл проникнув,— Тогда терпи, как я, и умирай, не пикнув». <1864>
Альфред де Мюссе
153. ДЕКАБРЬСКАЯ НОЧЬ
Когда я был еще дитей, В обширной зале и пустой Сижу я вечером, все спят… Войдя неслышною стопой, Весь в черном, мальчик сел со мной, Похожий на меня, как брат. При слабом трепете огня Взглянул он грустно на меня И грустно голову склонил; Всю ночь с участием в очах, С улыбкой кроткой на устах Он от меня не отходил. Я покидал отцовский дом, И живо помню: знойным днем, Войдя в заглохший дикий сад, Увидел я в тени ракит — Весь в черном, юноша сидит, Похожий на меня, как брат. Куда идти мне — я спросил. Он тихо лиру опустил И, сняв венок из диких роз, Как друг, кивнул мне головой И холм высокий и крутой Мне указал на мой вопрос. Когда любил я в первый раз — До утра не смыкая глаз, Тоской неведомой объят, Я плакал… Вдруг передо мной — Весь в черном, призрак роковой, Похожий на меня, как брат. Он меч держал в одной руке И, как в ответ моей тоске, Другою мне на свод небес С тяжелым вздохом указал… Моим страданьем он страдал, Но, как видение, исчез. На шумном пиршестве потом Приподнял я бокал с вином, И вдруг — знакомый вижу взгляд… Смотрю: сидит в числе гостей Один, весь в черном, всех бледней, Похожий на меня, как брат. Был миртовый венец на нем И черный плащ, и под плащом Багряной мантии клочки. Со мной он чокнуться искал — И выпал из моей руки Неопорожненный бокал. Я на коленях до утра Всю ночь проплакал у одра, Где мой отец был смертью взят; И там, как вечная мечта, Сидел, весь в черном, сирота, Похожий на меня, как брат. Он был прекрасен, весь в слезах, Как ангел скорби в небесах: Лежала лира на земле; Он в багрянице был, с мечом, В груди вонзенным, и с венцом Колючих терний на челе. Как верный друг, как брат родной, Где б ни был я, везде за мной, В глухую ночь и в ясный день, Как демон на моем пути Или как ангел во плоти, Следила дружеская тень. Усталый сердцем и умом, Оставив родину и дом И весь в крови от старых ран, Пустился я в далекий путь, Чтобы найти хоть где-нибудь Самозабвения обман. Куда ни проникал мой взор: В величии громадных гор, Среди смеющихся полей, В уединении дубров, В тревоге вечной городов И в вечном ропоте морей; Везде под сводом голубым, За Горем старым и хромым На вечной привязи бродя, Где я, со всеми зауряд, И сердце утомлял и взгляд, Незримо кровью исходя; В странах, куда летел душой За вечно жаждущей мечтой И где встречал я вечно то ж, Что и бросал, стремившись вдаль, И с чем расстаться было жаль,— Других людей и ту же ложь; Везде, где, встретив то же зло, Сжимал руками я чело И, будто женщина, рыдал; Где рок безжалостной рукой С души, как шерсть с овцы тупой, Мечты последние срывал; Повсюду, где лежал мой путь И где забыться и уснуть, Хоть навсегда, я был бы рад,— Везде, как призрак роковой, Весь в черном, странник шел за мной, Похожий на меня, как брат.