Буржуазный век

"Тем, кто проповедует против жажды наслаждения бедняков, нетрудно это делать. День-деньской сидят они на мягких креслах или у теплой печи, едят и пьют так, что стол сгибается под тяжестью яств и напитков, работают или бездельничают, смотря по желанию. Право же, боги должны прийти в восторг при виде того, как на кафедру взбирается упитанный патер, настолько толстый, что ему негде повернуться. В таких случаях все эти проповеди о жажде удовольствий и наслаждений – чистейшая ирония над жизнью, какая она есть".

Так как иные могучие причины обусловливают собой добрачное половое общение, то весь поповский гнев, разумеется, пропадает без всякой пользы.

Нет надобности распространяться здесь о том, как реагирует на добрачные половые сношения "общественное мнение" в среде мелкой буржуазии и господствующих классов, так как все необходимое уже было сказано в первой главе при анализе нравственного лицемерия.

Особого освещения заслуживает та форма добрачного полового общения, которая носит принципиальный характер и практикуется не тайно, а совершенно открыто под девизом "свободная любовь".

Добрачные половые сношения в большинстве случаев, как уже выяснено выше, непроизвольны, продиктованы необходимостью удовлетворять половую потребность, не могущую рассчитывать на удовлетворение в браке. Но они могут выражать собой также и стремление к освобождению от гнета брака. В таком случае в них может обнаруживаться и более высокое самосознание личности, желание основать свободный от всяких условностей и всяких денежных соображений союз двух душ, двух сердец, союз, при котором обе стороны отдают себе ясный отчет в том, что их связывает только искренняя любовь, что мужчина и женщина не прикованы друг к другу, когда любовь исчезнет или окажется ошибкой. Только такой союз и имеет право называться "свободной любовью".

О таких связях можно сказать, что они представляют собой, быть может, наиболее нравственный союз среди сексуального хаоса, порожденного капитализмом и вполне ему соответствующего. Так как хаос в области половых отношений – это адекватное отражение капиталистического общества, то немудрено, если нравственное лицемерие всегда клеймит именно свободную любовь как беспорядочное смешение, как проявление необузданных инстинктов, как стремление к половому общению, свободному от всяких обязательств, которое только прячется под идеализирующей маской, словом, нет ничего удивительного, если "свободная любовь" осуждалась самым бесцеремонным образом, ибо ничто так не ненавистно лицемерию, как добродетель.

Как более частое явление "свободная любовь" встречается только в буржуазный век, поскольку предполагает индивидуальную независимость, характерную для культуры большого города, то есть возможность для отдельной личности освободиться как раз в своей половой жизни из-под безжалостной диктатуры своего класса, не подвергаясь неизбежному бойкоту этого класса, от которого она легко может погибнуть. Такая эмансипация невозможна в рамках маленького города. Только разве отдельные герои способны на такой подвиг, но им приходится несказанно страдать от безжалостной диктатуры морального лицемерия: доказательством может служить свободный брак Гёте с Христиной Вульпиус, Как раз этот брак показывает, какое резкое противодействие вызывают подобные связи в рамках маленького города.

Все смотрели на Христину Вульпиус сверху вниз, ее считали просто наложницей поэта и мирились с ней лишь как с капризом Гёте. Даже Шиллер не сумел возвыситься до более независимого отношения к этой великолепной женщине. Перелистайте переписку обоих великих людей, и вы увидите, как старательно избегает Шиллер упоминаний о Христине Вульпиус. Почти никогда он не кланяется ей в своих письмах, хотя Гёте со своей стороны просит Шиллера в каждом письме передать привет его – ничем не выдающейся – жене.

Но и в более крупных городах подобные свободные браки долго оставались единичными исключениями, несмотря на восторженное их прославление такими людьми, как Гёте, Шелли, Шлегель, Рахель фон Варнгаген, Доротея Шлегель и т. д. И это понятно. Всегда наиболее возвышенные идеи разбиваются о грубую логику фактов. Эти факты в данном случае – выстраивающийся на частной собственности буржуазный общественный порядок, и в особенности бесправное положение детей, происшедших от такого так называемого свободного брака. Никакой свободный союз не может обойти или заменить собой юридических последствий буржуазного брака. А так как верховная нравственная обязанность родителей состоит в том, чтобы облегчить детям их жизненный путь, и прежде всего в том, чтобы оградить их от опасностей, коренящихся исключительно во взаимных отношениях самих родителей, опасностей, которых родители могли бы избежать, то законный брак есть неизбежная уступка существующему порядку вещей.

Поэтому только более высокая форма общественного развития сделает свободную любовь как более нравственную форму общения двух людей, достигших половой зрелости, возможностью для всех.

Совершенно неправильно видеть, как это часто делается, осуществление идеала свободной любви в любовных связях так называемой богемы. Это возражение имеет в виду как опоэтизированную Анри Мюрже в своих "Scènes de la vie de bohème" ("Сцены из жизни богемы". – Ред.) любовь богемы, так и любовные связи, прославленные в 80-х гг. преемниками этого поколения, как якобы протест против принудительного буржуазного брака. Конечно, в эпоху Мюрже, как и в 80-х гг., были свободные браки, носившие идеальный характер и заслуживающие только похвалы. Есть такие браки и в наше время. И все-таки это только редкие исключения. В большинстве случаев любовные связи богемы не более как временные, представляющие для известных слоев интеллигенции и художников самую удобную и привлекательную форму добрачного удовлетворения половой потребности. И это вполне соответствует общественному положению этих слоев. Обычно для них жизнь богемы только переходная стадия, которой можно, правда, несколько лет восхищаться, но с которой каждый надеется рано или поздно покончить. Любовные связи богемы приспособлены именно к этим особым условиям жизни.

Если подобные любовные связи всегда прославляются людьми, пока они сами их поддерживают, то это вполне естественно. Характеру молодежи как нельзя более соответствует стремление как превращать необходимость в добродетель, так и пропагандировать такие социальные формы, которые кажутся протестом против старины. Ибо молодежь хочет быть прежде всего пионером новых отношений.

Восхваляя то или другое положение вещей, люди, кроме того, повышают связанное с ним чувство счастья. Повесть Отто Юлиуса Бирбаума "Wäschemädelhistorie" ("История юной прачки". - Ред.), история связи мюнхенского студента-юриста с миловидной прачкой, может служить характерной иллюстрацией современных любовных связей богемы. Добродушный юморист Бирбаум приводит, конечно, связь своих героев к благополучному концу.

В жизни же подобные свободные браки кончаются обычно не примирительным аккордом, а гораздо чаще трагедией. Если заинтересованные продолжают свою связь, то часто она, когда-то столь веселая и беззаботная, становится для обеих сторон тяжелой пожизненной мукой: ибо он сошелся с ней только потому, что у нее было молодое тело, а она только потому, что он был так агрессивен, но молодое тело покрылось в один прекрасный день морщинами старости, а бурный юноша "остепенился". Вместе с этим исчезло и то, что когда-то сглаживало между ними классовое расстояние. Что же касается стремления развивать такую жену, то это дело в большинстве случаев нелегкое. Не следует упускать из виду, что в девяти из десяти случаев речь идет в таких любовных связях богемы о связи девушки из низшего класса с мужчиной из буржуазии или по меньшей мере из средних слоев, а не о свободных союзах между сыновьями и дочерьми буржуазии или вообще одного и того же класса.

Когда же он и она в конце концов расходятся, то последствием такого расхождения для женщины обычно бывает трагедия. Сколько женских самоубийств, сколько детоубийств, сколько новых проституток являются оборотной стороной этого "идеала". А такое расхождение рано или поздно неизбежно. Так как мир богемы для интеллигента обычно только переходный момент, о котором заранее знают, что он кончится, то мужчина – или большая их часть – становится в один прекрасный день "благоразумен". Это обычно тот день, когда он выходит в люди. Тогда он вдруг забывает и свое прошлое, и своих прежних товарищей, и свою недавнюю любовницу. В этом и заключается то, что он стал "благоразумен". Между тем как мужчина примиряется со своей весьма сносной судьбой в объятиях законной жены, дочери из хорошей, а обыкновенно также и богатой семьи, женщина, цветущей юностью которой он насладился, может говорить о счастье, если скудный остаток ее любви привлечет какого-нибудь ремесленника или рабочего.