Страница 45 из 95
Так каждая женщина превращается в эротическую поэму, дышащую огнем и пылом. Предстает ли эта поэма перед мужчиной пышно или скромно, гордо или смиренно, она говорит всегда об одном и том же: погрузиться в эти волны есть высшее блаженство, которое может найти на земле мужчина.
Если мы наряду с подобными изысканными чудесами костюма напомним об их практической цели, то это произведет почти комическое впечатление. Такую практическую цель, несомненно, преследует корсет, на который богатая дама готова истратить сотни марок, если он только способен вызвать иллюзию линий, о которых она мечтает. Если эта практическая цель играет в корсете главную роль и только маскируется кокетливо-соблазнительными украшениями, то у рубашки и кальсон она отступает далеко назад перед эротическим элементом. Обе эти части костюма на самом деле по существу не более как простые сладострастные декорации тела.
Рубашка не только обычно не имеет рукавов, когда дама надевает салонное платье, она имеет к тому же такой глубокий вырез, чтобы не пострадала пластика бюста. Так и кальсоны становятся все меньше и никогда не доходят у элегантной дамы ниже колен, разве только воздушные кружева могут еще ниспадать ниже. Кальсоны поэтому уже не играют роли при retroussé, как раньше. Впрочем, только со времени возрождения кринолина кальсоны вошли во всеобщее употребление. Из-за оттопыривающихся юбок все женщины должны были тогда носить кальсоны, которые по этой причине были видимы чаще и больше. Носили дамы кальсоны, конечно, и раньше, но - реже, особенно элегантные женщины часто от них отказывались.
Не мешает здесь указать, что кальсоны часто находились на службе официального нравственного лицемерия, причем в таких случаях они доходили до лодыжек. При таких условиях нет, конечно, никакого основания говорить о том, что рубашка и кальсоны служат защитой от холода, имеют своим назначением согревать тело, хотя дамы упорно утверждают это.
Только когда женщина становится старше и отказывается окончательно от всяких эротических удовольствий, она становится более доступна благоразумию и ее нижнее белье служит ей уже в самом деле средством согревать тело.
Хотя женское dessous и не подвержено моде в такой же степени, как видимые части женского костюма, но и оно находится в большей или меньшей степени под ее влиянием. Все более обнаруживающаяся тенденция "быть раздетой, несмотря на костюм", а также декадентское отвращение к пышным формам имели здесь решающее значение. Первым последствием влияния этой моды было упразднение нижней юбки. Так как рубашку и кальсоны нельзя было устранить, то для них стали предпочитать самые тонкие материи и такие формы, которые не придают фигуре пышности. Ныне каждая дама, отличающаяся "вкусом", носит так называемые короткие кальсоны в стиле Директории. Вместо отдельных частей нижнего костюма стали придумывать разные комбинации из них, кальсоны, соединенные с рубашкой или с юбкой. Всякие такие комбинации диктовались, конечно, всегда законом интимнейшей эротической пикантности, и упразднение нижней юбки не значило, конечно, отказаться и от ее эротического воздействия, теперь эту роль просто должны были исполнять кальсоны...
Что наше указание на эротически возбуждающее и соблазняющее значение нижних частей женского костюма – не произвольное толкование, а всеми открыто признанный факт, доказывают не только сообщения о модах и нравах элегантного общества, но и в особенности рисунки и картины XIX в. Разоблачить перед зрителем женское dessous – таково неизменное стремление всех сколько-нибудь галантных рисовальщиков и художников, от иллюстраторов в духе классицизма эпохи ампира и до Гильома.
Все они любят показать женщину в какой-нибудь пикантной ситуации: в нижней юбке, корсете, в кальсонах или рубашке. И здесь замечается постоянное стремление идти как можно дальше, все более рафинированная разрисовка подробностей.
Мы видим вместе с тем, как каждая эпоха создает целый культтой или другой интимной части нижнего женского белья. Затаенно похотливая мораль эпохи Biedermeierzeit открыла пикантность чулка и нижней юбки. Если красавица бывает неожиданно застигнута врасплох во время туалета, то она всегда в нижней юбке. Эпоха Второй империи, любившая все помпезное, открыла, кроме того, еще особую прелесть корсета и упивалась им. Конец XIX в. в свою очередь открыл очарование кальсон и не знает в этом отношении ни конца, ни границ. По его мнению, это самая пикантная ситуация, в которой только можно себе представить хорошенькую женщину. Когда галантные рисовальщики изображают женщину на улице, то они придумывают сотни счастливо-несчастных случаев, дающих возможность показать ее dessous, и притом самым пикантным образом. То вечно старые и вечно новые поводы: порыв ветра поднимает верхнее платье дамы, или дама должна пройти по грязной дороге и поэтому вынуждена высоко поднять юбки, не обращая внимания на законы приличия, или хорошенькая женщина падает с лошади, с коляски или с велосипеда, и всегда весь мир получает возможность насладиться, не стесняясь, зрелищем пикантных кружев и красочных чудес.
Очень красноречивым доказательством в пользу всеобщего спроса на созерцание красивого dessous служит театр. И прежде всего вошедшие года три тому назад в моду и с тех пор постоянно вновь встречающиеся сцены раздевания. Многочисленные театральные пьесы и обозрения не имеют иной цели, как служить эффектной рамкой для элегантной и красивой дамы, которая при всех раздевается, чтобы лечь спать или совершить пикантный интимный туалет. Таким образом, зритель может насладиться по очереди созерцанием всех женских dessous вплоть до последнего. В продолжение многих лет в этом отношении царил настоящий фанатизм. В особенности в цирке и в варьете измышлялись самые смелые возможности. Например, салонная дама садится на неоседланную лошадь и начинает постепенно разоблачаться, в то время как лошадь галопом мчится по арене: в конце концов наездница предстает перед публикой в одном только трико. Такие же трюки пускают в ход акробатки на трапеции, на канате и т. д. А из года в год переполненные места и оглушительные аплодисменты доказывают, что такие представления как нельзя более отвечают вкусам публики.
Против каждой моды всегда во все времена велась принципиальная война. Принципиальнее же всего боролись против женской моды в XIX в. Нападки мотивировались законами красоты, явно безнравственными тенденциями женской моды и в особенности указанием на вред большинства этих мод для здоровья женщины.
Если проанализировать мотивы этих принципиальных критиков моды, то придется согласиться, что они в большинстве случаев совершенно основательны. Нет более убедительных аргументов против моральных, физических и эстетических недостатков этих мод, аргументов, выдвигавшихся и все сызнова выдвигаемых. Осуждение, произнесенное нашим модам, наиболее мотивированное из всех когда-либо произносившихся в этой области. И, однако, все эти аргументы бесполезно отскакивают от большинства женщин, так что до сих пор все реформаторы моды, стремившиеся основать ее на началах гигиены и эстетики, неизменно терпели фиаско. Перед этим чудовищным фактом большинство реформаторов моды стоит беспомощно и недоуменно, не в состоянии объяснить его иначе как прирожденной будто бы и неизлечимой неразумностью женского пола.
Неразумность в данном случае всецело на стороне самих реформаторов, обращающих внимание только на одну сторону вопроса и не отдающих себе отчета в другой. Иными словами: от их взора ускользает то, что в данном случае как раз самое главное, то, что заставляет мириться со всякой тайной и открытой безнравственностью костюма, со всеми его неудобствами и муками, а именно глубокая сокровенная разумность, коренящаяся в так называемой женской неразумности, – логика не идеальной, правда, зато неустранимой конкуренции в борьбе за обладание мужчиной. От их взоров ускользает и тот факт, что вопрос о моде – это составная часть великого социального вопроса и что, следовательно, и нельзя устранить последствий, не устранив предварительно самих причин этого явления.