Страница 39 из 95
* Венера Каллипига (греч. "прекраснозадая") – мраморная статуя, изображающая женскую фигуру, в изящном повороте обнажающую зад. Ред.
Так как этот костюм произвел сенсацию, то появилось несколько гравюр, изображавших мадам Тайен в таком костюме. Но то было только началом. В эпоху Директории эта мода дошла до своего апогея, и именно об этой эпохе у нас и имеется больше всего сведений. Писатель Лакур замечает:
"Нет больше корсетов! Нет больше нижних юбок! Весь костюм состоит из рубашки – было время, когда даже отпадала и эта часть костюма, считающаяся существенной, – поверх нее надевалась или сшитая по античным образцам туника, или, еще лучше, длинная накидка из муслина или linon, газообразной материи, плотно облегавшей тело и заставлявшей явственно выступать формы – вот и все! На шее и груди, в волосах и ушах, на руках несколько камней и медальонов из разного камня и разной формы, в руке сумочка, ballantine или ridicule, привязанная к кушаку. Дамы любили казаться в интересном положении".
В таком виде дамы, как уже упомянуто, показывались даже на улице, целыми часами гуляя на удовольствие мужчинам на публичных променадах. "Какое наслаждение, – писал один уроженец Франкфурта домой из Парижа, – видеть перед собой такую грацию, на которой даже нет рубашки. Можно вполне беспрепятственно наслаждаться прелестями этих красавиц, так как они гордятся жадными взглядами, бросаемыми на них со всех сторон и вслушиваются с удовольствием в циничный разговор мужчин об их красоте". Другой современник пишет: "Так как красавицы носят ныне обыкновенно лишь рубашку, то достаточно легкого порыва ветра, чтобы рассеять всякое сомнение относительно неподдельности их прелестей". Такие случаи были для гуляющих нередки. Если мало-мальски красивая дама обнажалась таким образом на улице, то она отнюдь не стеснялась этого. Художники бесчисленное множество раз изображали подобные сцены. Долгое время они были излюбленнейшей темой иллюстраторов и карикатуристов.
Если, таким образом, дамы эпохи Директории одевались вообще более чем откровенно, то на балах нагота праздновала свой наиболее пышный триумф, так как здесь она имела своим союзником сияющий свет люстр, так что прозрачная муслиновая накидка часто походила скорее на одежду из сверкающего света.
В своем вышедшем в 1798 г. "Новом хромом бесе" писатель Шоссар так описывает бал, на котором он побывал: "Вот идет с блестящими глазами, погруженная в сладкое раздумье Феба. Я последовал за ней, упиваясь ее фигурой. Я падал на колени перед Венерой, преклонялся перед Грациями, восхищался Юноной, опьянялся ароматом роз богини Флоры. Прозрачная, как кристалл, вуаль колыхалась вокруг ее очаровательного тела. Здесь в толпе бессмертных нашел я все виды, все детали женской красоты: тут шея, белая, как лилия, там бюст Дианы, там дальше ноги богини, рожденной из пены... Сияющая красота, свежесть юности и грация соперничали друг с другом!"
Было бы, однако, совершенно неправильно видеть в этих крайностях женской моды эпохи революции только результат вызванной революцией в Париже нравственной разнузданности. В последнем случае эта мода никогда не сделалась бы интернациональной в тогдашнем смысле этого слова. А она сделалась таковой, и притом в высшей степени. Англичанки увлекались ею так же, как и почтенные немки. Даже больше. Инициаторшами этой моды, так называемой fashion of nakedness (моды наготы. - Ред.), были именно англичанки. В Лондоне эта мода встречается уже в 1794 г. Прообразом г-жи Тайен была некая леди Шарлотта Кэмбел.
В одном сообщении из Лондона, относящемся к 1799 г., говорится: "В конце минувшего года среди дам вошло в моду появляться полуголыми и выставлять напоказ скрытые прелести тела, так что значительная часть здешнего женского бомонда, которой природа не дала пышного бюста, прибегала к искусственному, сделанному из воска, дабы мода не выдала этого их недостатка".
Искусственная, возможно точно воспроизведенная грудь служила, естественно, для многих женщин необходимым реквизитом при такой моде.
Она и была изобретена в эту эпоху и всюду скоро вошла в употребление. Сначала ее делали из воска, потом из кожи телесного цвета с нарисованными прожилками. Особая пружина позволяла ей ритмически вздыматься и опускаться. Подобные шедевры, воспроизводившие иллюзию настоящего бюста, пользовались большим спросом и оплачивались очень дорого.
В Англии не только красавицы культивировали этот наготы, но и безобразные старухи щеголяли в нем...
Аналогичные данные имеются у нас и относительно Германии. В веймарском "Журнале роскоши и мод" (1795) говорится следующее об одном костюме, состоявшем только из "длинной рубашки, стянутой под грудью кушаком": "Все эти женщины, вероятно, матери или кормилицы? – спросил кто-то. "Нет, – ответил я, – это в большинстве случаев молодые девушки. Все они умеют придавать такую пышность груди, что скоро мы будем видеть грудь женщины раньше лица, спрятанного за ней". А когда потом настоящая "голая мода" вторглась и в Германию, то дамы рядились в нее в Берлине и Вене, во Франкфурте и Дрездене – словом, везде. И они заходили в этом отношении так же далеко, как в Лондоне и Париже. В одном ганноверском сообщении о модах 1801 г. говорится: "Недавно одна дама держала пари, что выйдет гулять только в одной рубашке и с шарфом вокруг шеи, причем никто не заметит, что она почти не одета, – и блестяще выиграла пари".
Подобное интернациональное единообразие лучше всего доказывает, что интересующая нас мода была вовсе не экстравагантностью, порожденной великой революцией, а коренилась в общих условиях тогдашней культуры. И потому бесплодно было и всякое моральное негодование. Это последнее не преминуло, конечно, сказаться. При помощи разнообразнейших аргументов и с самых противоположных сторон подвергалась эта мода критике как сторонниками старого режима, так и буржуазными моралистами. Моралисты заявляли, что женщина, в такой степени обнажающаяся перед мужчинами, тем самым предлагает себя каждому встречному. Это, стало быть, не что иное, как костюм публичной женщины. Врачи и филантропы указывали в свою очередь на то, что эта мода убийственно действует на здоровье. Последнее утверждение можно было в самом деле подкрепить многими случаями внезапного заболевания и скорой смерти, без всякого сомнения вызванными такой чрезмерно легкой одеждой. Но ни моральное негодование, ни голос благоразумия не могли, как уже упомянуто, отучить женщин от их фанатического увлечения даже крайностями этой моды.
В своем труде об эпохе Директории П. Лакруа замечает: "Все, что говорилось и писалось тогда против неприличного, но привлекательного, вредного для здоровья, но соблазнительного и опьянявшего мужские взоры греко-римского костюма, было бессильно что-нибудь изменить: молодым красивым женщинам эта мода позволяла царить". А в другом месте: "Несмотря на то что подобный туалет шел вразрез со стыдливостью, нельзя не признаться, что никогда не было столько очаровательных, соблазнительных женщин, как тогда. Они были олицетворением грации, элегантности, были высшим воплощением внешнего совершенства".
Этим замечанием Лакруа хочет вместе с тем объяснить решающую причину слабого успеха критики. И в самом деле, нельзя отрицать, что новая мода раскрывала женщине самые благоприятные условия для эротического воздействия на мужчину в эпоху, а которая сознательно возвращалась от неестественности старого режима к природе. Правда, то, что эпоха выставляла как природу, было на самом деле только похотливой карикатурой на нее. Это объясняется, однако, интересами классового обособления господствующих групп. "Голый костюм" был всюду костюмом господствующих классов. "Чем более знатной была дама, тем более по-гречески, тем более обнаженней одевалась она". Это так же понятно, как и то, что мелкая буржуазия не переняла эту моду или ограничивалась лишь ее наиболее приличными формами. Мелкая буржуазия и на практике составляла наиболее резкую оппозицию этой моде, осыпая насмешками и издевательствами дам, появлявшихся на улице в особо "греческом" костюме.