Буржуазный век

Во всех странах женщинам, приближавшимся к этому идеалу красоты, устраивался настоящий культ. Газеты помещали их подробнейшие описания, а, когда они показывались на улице, вокруг них сейчас же собиралась толпа восторженных зрителей. Одним из наиболее характерных примеров такого культа может служить уже упомянутая во втором томе история двух сестер Gu

"Здесь говорят только о них. Их считают красивейшими женщинами мира. Когда они появляются в парке или в вокзале (Vauxhall), вокруг них собирается огромная толпа, так что они вынуждены уйти".

Этот культ был отнюдь не платоническим. Не прошло и года – и обе сестры вышли замуж за богатых лордов.

Такую же сенсацию произвела несколькими десятилетиями позже знаменитая леди Эмма Гамильтон, впоследствии любовница адмирала Нельсона. Архенхольц так описывает ее наружность:

"Она высокого роста, хорошо сложена, ножки маленькие. У нее крепкие кости, и отличается она поразительной полнотой. У нее бюст Ариадны, тонкие черты лица, изящная форма головы и ушей. Зубы ее не совсем правильны, зато довольно белы, глаза светло-голубые, причем на одном коричневое пятно – недостаток, не портящий, однако, ее красоты и выражения лица. Брови и волосы у нее черные, цвет лица не очень нежный. Выражение лица часто меняется и интересно, ее движения в будничной жизни не грациозны, голос у нее громкий, но приятный".

Гёте также имел возможность видеть леди Гамильтон, а именно когда она находилась с мужем в Италии. Гёте восхищался преимущественно прелестью и грацией ее пластических поз – искусство, в котором она выступила впервые.

Вместе с победой революции и во Франции зарождался аналогичный идеал женской красоты. Любопытно видеть, как даже знаменитейшие художники старого режима, продолжавшие еще работать, подлаживались под этот новый женский идеал. А это доказывает, что есть нечто более мощное, чем прирожденная индивидуальность, а именно общая историческая ситуация.

Во Франции идеал женской красоты получил особый отпечаток героичности, что, впрочем, вполне совпадало с жизнью. Бесчисленное множество француженок были тогда героинями в истиннейшем смысле этого слова. Когда потом республику сменила империя, то героизм превратился в величие. Прекрасным примером может служить анонимная картина "Не забудь меня". Быть может, чище всего обнаруживается царственная линия, которой теперь отдается предпочтение, в интересной во многих отношениях статуе принцессы Боргезе работы Кановы. Женщина хотела быть богиней. Канова воспроизвел здесь поэтому не столько Паолину Боргезе как физическое явление, а скорее воплощенную в ней идею величия. Другими характерными в этом отношении примерами могут служить многие помещенные в нашей книге иллюстрации. Все это не смертные женщины, а греческие или римские богини.

Если в рамках Рококо беременная женщина производила почти комическое впечатление, так как беременность считалась несчастьем, вызванным неловкостью, то идеология французской революции объявила ее состоянием, достойным величайшего уважения. И потому тогда снова, как некогда в дни Ренессанса, беременная женщина считалась красивой и постоянно изображалась как символ. Счастливый брак изображается символически в виде нежной супружеской четы, причем муж упивается в восторге видом жены, находящейся в последнем периоде беременности.

Подобные сцены изображены целым рядом художников. К числу лучших образцов можно отнести серию картин Сент-Обена "Счастливый брак" и гравюр Шалла "Грот Гименея". Женская грудь, насыщенная молоком, считалась и во Франции очень долго, до последних дней Империи, наиболее красивой.

Совершенно логично, если женщина-мать, идеал эпохи, очень часто появляется с ребенком. Изображения, где мать и ребенок соперничают в красоте и здоровье, были до известной степени высочайшим апофеозом женщины в эту эпоху. Наглядным примером может служить относящаяся к 1799 г. гравюра Роулендсона "Мать и дитя".

Другое последствие того же специфически здорового воззрения состояло в том, что тело женщины перестало быть простым соединением груди, лона и бедер, как в эпоху старого режима (см. том II нашей "Истории нравов"). Теперь женщина снова стала единой и цельной, соединением тела, ума и души. Третьим последствием провозглашения здоровья как высшего идеала красоты было то обстоятельство, что в моду вошел и всячески прославлялся естественный цвет кожи и прежде всего розовый цвет здоровья. Женщина и мужчина не хотели более казаться старыми. Они хотели сиять свежестью. Прекратилось массовое потребление пудры. Исчез также обычай неумеренно румянить лицо, свойственный эпохе старого режима. Если же женщины продолжали еще румяниться, то они красились по крайней мере в цвет здоровья. Хотя политический переворот совершился в Германии лишь полстолетием позже, все же культура абсолютизма была уже в конце XVIII в. превзойдена и здесь. Наполеоновские войны уничтожили к тому же последние ее остатки, всюду распространяя и давая гражданское право идеям революции. Это имело своим естественным последствием, что и в Германии произошли те же перемены, как в Англии и во Франции. Здесь также восторжествовал идеал физического здоровья, идеал целесообразно» красоты. Нет более яркого примера, чем Гёте. Гёте и Шиллер знаменовали собой бюргерскую революцию, отраженную в поэзии. А какой здоровый воздух веял на этих высотах, доказывают; тысячи стихов, сорвавшихся с певучих уст Гёте. Достаточно привести одно стихотворение, посвященное им Кристель (своей жене Христине Вульпиус): "Часто я бываю в мрачном, угнетенном настроении и кровь тяжело течет в моих жилах. Но стоит мне только увидеть мою Кристель, и все опять хорошо. Я рассматриваю ее со всех сторон и не знаю, почему она мне так нравится. Когда я гляжу в ее черные плутовские глазки под черными бровями, то сердце мое так и тает. Найдется ли другая, у которой были бы такие милые губки и такие круглые милые щечки. А налюбоваться ее круглой грудью – не налюбуешься!"

Это уже язык не галантности, а самой доподлинной здоровой чувственности.

Буржуазное общество никогда до конца не отрекалось официально от первоначальной своей идеологии красоты, возникшей в Англии, а потом совершившей вместе со всеми остальными идеями Великой французской революции победное шествие по всем странам, организовавшимся на основах капиталистического производства, от идеала красоты, основным базисом которого был здоровый, гармонически развитой человек. В наши дни этот идеал чрезвычайно успешно воплотился в процветающем, особенно в Германии, культе наготы (Nacktkultur), представляющем единственное в своем роде явление. "Путем гармонического развития красоты к более высокой нравственности" – так гласит гордая программа современных апостолов этого учения.

В одной из следующих глав нам еще придется вернуться к этому движению, поэтому здесь мы ограничимся одним только упоминанием.

И все-таки: именно в этом официальном поклонении первоначальному идеалу красоты сказалось безусловное господство нравственного лицемерия. Ибо на практике преследовались совсем иные идеалы, и потому в мужчине и женщине ценились совсем иные качества. И прежде всего, естественно, в женщине. Но и в мужчине... Да это и понятно. Тенденции капитализма, развивавшегося в каком угодно другом направлении, только не в сторону усовершенствования человечества в более высоком смысле этого слова, должны были проявиться во всем.

В наш век капитализма царит купец, преимущественно фабрикант. А купец менее всего герой, во всяком случае не герой в античном смысле слова. Он отнюдь не чувствует потребности мужественно рисковать своей жизнью, еще менее, конечно, пожертвовать собой для других. Совсем напротив: он стремится жить как можно более за счет других. Он хочет нажить как можно больше денег. Его собственное я представляется ему важнейшим фактором в быстро бегущей смене явлений. Так же мало является он вершиной человеческого совершенства, ибо его способности, равно как его успехи, всецело зависят от безусловно одностороннего развития его интересов.