Страница 14 из 95
Зимой эти беднейшие из бедных находили когда-то убежище в домах, которые тот же автор описывает следующим образом: "Раньше в этих кварталах, на старой улице de la Comadre, ныне del Ampare, стояла ночлежка, пользовавшаяся дурной славой. Посетители называли ее piltra del tio largo (домом терпимости толстого дяденьки) или "гостиницей Веревка". Мы говорили с людьми, ночевавшими в этом учреждении. В одной комнате была растянута толстая веревка, на которую посетители клали голову. Веревка исполняла также обязанности будильника. Когда "толстый дядюшка" видел, что его клиенты не хотят вставать, то он отвязывал веревку на одной стороне стены, так что спавшие падали, больно ударяясь, а он восклицал: "Вставайте же, вставайте".
Подобные "ночлежки" существовали не только в Испании, а в середине XIX в. также во многих промышленных городах Англии и Франции. Ясное представление о такой парижской ночлежке дает нам рисунок Домье, относящийся к 1840 г.
Если при нормальных условиях жизнь пролетарской массы была часто не чем иным, как медленной голодной смертью, то в периоды кризисов, неизбежных при капиталистическом способе производства, для тысяч и тысяч пролетариев голодная смерть становилась уже прямо неотвратимой и неизбежной судьбой. В продолжение десятилетий голодная смерть была обычным явлением в промышленных городах Англии. Когда в такие моменты, как это имело место в 1866 г. во время большого хлопкового кризиса, рабочие находили мужество показать демонстративно свою нужду на улице, то эта массовая трагедия входила по крайней мере как факт в сознание публики, хотя она и не понимала ее причин, и ужас охватывал всех.
4 апреля 1866 г., на другой день после демонстрации безработных и голодных пролетариев, газета "Standard" замечает:
"Ужасающее зрелище развернулось вчера на некоторых улицах столицы. Хотя тысячи безработных Истенда и не демонстрировали массами и с черными флагами, все же толпа была очень внушительна. Вспомним, какие страдания приходится переживать этой части населения. Она умирает с голоду. Таков ужасный в своей простоте факт. Их 40 тысяч. На наших глазах умирает без помощи с голоду 40 тысяч человек в одном из кварталов нашей чудесной столицы, бок о бок с чудовищнейшим накоплением богатства, когда-либо виданным! Эти тысячи врываются теперь - и в другие кварталы. Всегда полуголодные, они кричат нам в ухо о своем горе, а крик их достигает небес. Они говорят нам о своих очагах, заклейменных печатью нужды, говорят нам о том, что для них невозможно найти работу и бесполезно просить милостыню. Требования прихода довели даже местных плательщиков налога в пользу бедных до края нищеты".
В такие периоды кризисов единственным спасением от голодной смерти был для сотни тысяч работный дом (workhouse). А это "спасение", предлагаемое христианским обществом голодающей массе, состояло в куске хлеба и шести копейках в день, взамен чего приходилось, однако, или щипать паклю, или разбивать камни. О громадном наплыве в эти работные дома и об их переполнении в эпоху большого хлопкового кризиса 1866/67 г. корреспондент газеты "Morning Star" подробно сообщал в январском номере 1867 г.:
"Мне стоило больших трудов протиснуться к воротам рабочего дома в Попларе, так как его осаждала изголодавшаяся толпа. Она ожидала выдачи хлебных чеков, но время их раздачи не наступило".
О переполнении отдельных помещений работного дома говорится:
"В другом месте двора стоял небольшой рахитический деревянный дом. Когда мы открыли дверь, то увидели, что все помещение было переполнено мужчинами, теснившимися друг к другу, чтобы согреться. Они щипали паклю и спорили, кто из них способен, при наиболее скудной пище, проработать больше всех, так как выносливость для них point d'ho
Тот же сотрудник газеты описывает нам и то, что происходило в квартирах безработных. Из целого ряда описаний выбираем два наиболее ужасных:
"Потом мы посетили жену ирландца, работавшего на верфях. Исхудалые дети ухаживали за ней. Они выглядели так, как будто сами нуждались в материнском уходе. Девятнадцать недель вынужденного бездействия довели их до такого состояния.
Она заболела от недоедания и лежала одетая на матрасе, накрывшись куском ковра, так как все постельное белье было в закладе.
Рассказывая горестную историю прошедших дней, мать стонала, как будто потеряна вся надежда на лучшее будущее. Когда мы вышли из дома, к нам подбежал молодой человек, прося заглянуть к нему и сделать что-нибудь для него. Молодая женщина, двое хорошеньких ребят, куча закладных и совершенно голая комната – вот все, что он нам мог показать".
Что эта ужасающая массовая нужда, становившаяся в эпохи кризисов уделом всех слоев рабочего класса, в среде известных групп, и, конечно, прежде всего в среде рабочих, занятых в домашней промышленности, длится хронически, что нужда этих последних продолжается и ныне, несмотря на все гуманитарные фразы, в этом должно было признаться даже английское правительство. Свою предпринятую уже на рубеже XX в. анкету относительно так называемой "потогонной системы" верхняя палата вынуждена была резюмировать следующим образом:
"Едва ли возможно преувеличить это зло! Заработка низших слоев рабочих едва хватает, чтобы хоть как-нибудь просуществовать. Рабочий день так продолжителен, что жизнь рабочего превращается в одну беспрерывную каторгу, жестокую и часто вредящую здоровью. Царящие здесь гигиенические условия вредны не только для рабочего, но и для общественной жизни, в особенности в портновском ремесле, где заразные болезни так легко передаются через платье, изготовленное в пропитанных заразой мастерских. Мы делаем эти замечания в полной уверенности в их правдивости и считаем себя обязанными выразить свое удивление тем мужеством, с которым эти страдальцы переносят свою судьбу. Мы не преувеличиваем вовсе с целью вызвать сострадание к ним".
Приведенные до сих пор факты и документы, свидетельствующие о "приобретениях" рабочего класса в век промышленного переворота и индустриального развития, мы заимствовали из истории Англии потому, что, как уже упомянуто, Англия раньше других стала типической страной капитализма, а не потому вовсе, что таких явлений не было в капиталистическом развитии других стран. Передовая нация всегда показывает отставшим их собственное будущее. Фарисеям-шовинистам следовало бы поэтому быть поскромнее. Несколько фактов о положении немецких рабочих пусть подтвердят эту мысль. Мы преднамеренно возьмем примеры из новейшего времени. Статистические данные для Вены 90-х гг. истекшего столетия выяснили, что "из ста портных от болезни легких умирало 72". В одном сообщении берлинских прачек, относящемся к тому же времени, говорится:
"Одна прачка сообщает, что раньше она шила на машинке дамские жакетки, но заболела от работы. Теперь она делает петли в мужских рубашках, получая за дюжину 15 пфеннигов. В зависимости от количества заказов ее недельный заработок колеблется между 3 и 4 марками".
Бывший пастор Гере опубликовал в 1906 г. брошюру об изученных им условиях жизни и труда кустарей Рудных гор. Из нее мы узнаем следующие цифры о заработке домашних работников. Семья, занятая производством детских игрушек, состоящая из мужа, жены и в среднем двух или трех детей, зарабатывает 350, в лучшем случае 400 марок. Ткачи и прядильщики – 400 или 480 марок, гвоздари – от 450 до 500 марок. Заметим здесь в скобках, что 51 процент всего прусского населения имеет ежегодный заработок ниже 900 марок.