Страница 6 из 32
(4) Ганнибал, вторгнувшись с войском в их пределы, опустошил, насколько мог, их поля и затем, разделив свои силы на три части, двинулся к самому городу. (5) Его стена одним углом выходила на долину более ровную и открытую, чем остальные окрестности; против этого угла решил он направить осадные навесы, чтобы с их помощью подвести к стене таран.
(6) Издали действительно местность показалась достаточно удобной, но, как только надо было пустить в ход навесы, дело пошло очень неудачно. (7) Возвышалась огромных размеров башня, да и стена, ввиду ненадежности самой местности, была возведена на большую против остального ее протяжения вышину; к тому же и отборные воины оказывали наиболее деятельное сопротивление именно там, откуда всего больше грозили страх и опасность.
(8) На первых порах защитники ограничились тем, что стрельбою держали врага на известном расстоянии и не давали ему соорудить никакого мало-мальски надежного окопа; но со временем стрелы стали уже сверкать не только со стен и башен – у осаждаемых хватило духу делать вылазки против неприятельских караулов и осадных сооружений.
(9) В этих беспорядочных стычках падало обыкновенно отнюдь не меньше карфагенян, чем сагунтийцев. (10) Когда же сам Ганнибал, неосторожно приблизившийся к стене, был тяжело ранен дротиком в бедро и упал, кругом распространилось такое смятение и такая тревога, что навесы и осадные работы едва не были брошены.
8. (1) Отказавшись пока от приступа, карфагеняне несколько дней довольствовались одной осадой города, чтобы дать ране полководца зажить. В это время сражений не происходило, но с той и с другой стороны безостановочно работали над окопами и укреплениями.
(2) Поэтому, когда вновь приступили к военным действиям, борьба была еще ожесточеннее; а так как кое-где земляные работы не были возможны, осадные навесы и тараны продвинули во многих местах одновременно. На стороне пунийцев было значительное численное превосходство – (3) по достоверным сведениям, их было под оружием до полутораста тысяч, – (4) горожане же, будучи принуждены разделиться на много частей, чтобы наблюдать за всем и всюду принимать меры предосторожности, чувствовали недостаток в людях.
(5) И вот тараны ударили в стены; вскоре там и сям началось разрушение; вдруг сплошные развалины одной части укреплений обнажили город – обрушились с оглушительным треском три башни подряд и вся стена между ними. (6) Пунийцы подумали было, что их падение решило взятие города; но вместо того обе стороны бросились через пролом вперед, в битву, с такой яростью, как будто стена до тех пор служила оплотом для обеих.
(7) Вдобавок эта битва ничуть не походила на те беспорядочные стычки, какие обыкновенно происходят при осадах городов, когда выбор времени зависит от расчетов одной только стороны. Воины выстроились надлежащим образом в ряды среди развалин стен на узкой площади, отделяющей одну линию домов от другой, словно на открытом поле.
(8) Одних воодушевляла надежда, других отчаяние; пуниец думал[25], что город, собственно, уже взят и что ему остается только немного поднатужиться; сагунтийцы помнили, что стен уже не стало и что их грудь – единственный оплот беспомощной и беззащитной родины, и никто из них не отступал, чтобы оставленное ими место не было занято врагом.
(9) И чем больше было ожесточение сражающихся, чем гуще их ряды, тем больше было ран: так как промежутков не было, то каждое копье попадало или в человека, или в его щит. (10) А копьем сагунтийцев была фаларика с круглым сосновым древком; только близ железного наконечника древко было четырехгранным, как у дротика; эта часть обертывалась паклей и смазывалась смолой.
(11) Наконечник был длиною в три фута и мог вместе со щитом пронзить и человека. Но и помимо того, фаларика была ужасным оружием даже в тех случаях, когда оставалась в щите и не касалась тела: (12) среднюю ее часть зажигали, прежде чем метать, и загоревшийся огонь разрастался в силу самого движения; таким образом, воин был принужден бросать свой щит и встречать следующие удары открытою грудью.
9. (1) Исход сражения долгое время оставался неясен; вследствие этого сагунтийцы, видя неожиданный успех своего сопротивления, воспрянули духом, и пуниец, не сумевший довершить свою победу, показался им как бы уже побежденным. (2) И вот горожане внезапно поднимают крик, отгоняют врага к развалинам стен, затем, пользуясь его стесненным положением и малодушием, выбивают его оттуда и наконец в стремительном бегстве гонят до самого лагеря.
(3) Тем временем Ганнибала извещают о прибытии римского посольства. Он посылает к морю людей и велит сказать послам, что для них доступ к нему среди мечей и копий стольких необузданных племен небезопасен, сам же он в столь опасном положении не считает возможным их принять.
(4) Было, однако, ясно, что, не будучи допущены к нему, они тотчас же отправятся в Карфаген. Поэтому Ганнибал отправил к вожакам Баркидов гонцов с письмами, в которых приглашал их подготовить друзей к предстоящим событиям, чтобы противники не имели возможности сделать какие бы то ни было уступки Риму.
10. (1) По этой причине и вторая часть миссии римских послов оказалась столь же тщетной и безуспешной; вся разница состояла в том, что их все-таки приняли и выслушали. (2) Один только Ганнон выступил защитником договора, имея против себя весь сенат; (3) благодаря уважению, которым он пользовался, его речь была выслушана в глубоком молчании.
Взывая к богам, посредникам и свидетелям договоров, он заклинал сенат не возбуждать вместе с сагунтийской войной войны с Римом. (4) «Я заранее предостерегал вас, – сказал он, – не посылать к войску отродья Гамилькара. Дух этого человека не находит покоя в могиле, и его беспокойство сообщается сыну; не прекратятся покушения против договоров с римлянами, пока будет в живых хоть один наследник крови и имени Барки.
Но вы отправили к войскам юношу, пылающего страстным желанием завладеть царской властью и видящего только одно средство к тому – разжигать одну войну за другой, чтобы постоянно окружать себя оружием и легионами. Вы дали пищу пламени, вы своей рукой запалили тот пожар, в котором вам суждено погибнуть.
(5) Теперь ваши войска, вопреки договору, осаждают Сагунт; вскоре Карфаген будет осажден римскими легионами под предводительством тех самых богов, которые и в прошлую войну дали им наказать нарушителей договора. (6) Неужели вы не знаете врага, не знаете самих себя, не знаете счастья обоих народов?
Ваш бесподобный главнокомандующий не пустил в свой лагерь послов, которые от имени наших союзников пришли заступиться за наших же союзников; право народов для него, как видно, не существует. Они же, будучи изгнаны из того места, куда принято допускать даже послов врага, пришли к нам; опираясь на договор, они требуют удовлетворения. Они требуют выдачи одного только виновника, не возлагая ответственности за преступление на все наше государство.
(7) Но чем мягче и сдержаннее они начинают, тем настойчивее, боюсь я, и строже будут действовать, начавши. Подумайте об Эгатских островах и об Эрике[26], подумайте о том, что вы претерпели на суше и на море в продолжение двадцати четырех лет! (8) А вождем ведь был тогда не ваш молодчик, а его отец, сам Гамилькар, второй Марс[27], как эти люди его называют.
Но мы поплатились за то, что, вопреки договору, покусились на Тарент[28], на италийский Тарент, точно так же как теперь мы покушаемся на Сагунт. (9) Боги победили людей; вопрос о том, который народ нарушил договор, – вопрос, о котором мы много спорили, – был решен исходом войны, справедливым судьею: он дал победу тем, за кем было право. (10) К Карфагену придвигает Ганнибал теперь свои осадные навесы и башни, стены Карфагена разбивает таранами; развалины Сагунта – да будут лживы мои прорицания! – обрушатся на нас.
25
В данном случае «пуниец» – это собирательное название карфагенян.
26
В решающем бою Первой Пунической войны при Эгатских островах (у западного берега Сицилии) в 241 г. до н. э. римляне разбили флот карфагенян. Согласно заключенному после этой битвы мирному договору Гамилькар, оставляя крепость Эрик, обязывался заплатить римлянам выкуп за каждого своего солдата.
27
Упоминание римского бога войны Марса – явное указание на то, что Ганнон у Ливия говорит как римский оратор, а не как карфагенский военачальник.
28
Тарент – крупнейший из греческих городов Южной Италии, в 280 г. до н. э. пригласил для борьбы с римлянами эпирского царя Пирра. В следующем, 279 г. до н. э, римляне заключили союз против Пирра с карфагенянами. Но в 272 г. до н. э., когда Пирр покинул Италию, карфагеняне ввели флот в гавань города, явно намереваясь захватить его. Тогда командир эпирского гарнизона, находившегося в Таренте, сдал городскую крепость римлянам в обмен на возможность без боя вывести своих солдат.