Страница 209 из 228
— Поверь, мне кажется, со мной случилось бы примерно то же самое, если бы Похититель Солнц оказался внутри моей головы. И еще меня беспокоит вот что: а что, если кое-что, что было в голове самого Нагорного, попало в голову Похитителя Солнц и расстроило его рассудок?
— Тогда подумай, каково мне! — воскликнула Хоури. — Ведь эта хрень сидит и в моей голове!
— Это не так. В твоей голове Похитителя Солнц нет. — Вольева отрицательно покачала головой — жест при перегрузке в четыре g эквивалентный клиническому идиотизму. — Он сидел в тебе некоторое время, Хоури, даже достаточно долго, чтобы сокрушить то, что осталось от Мадемуазель. А затем ему пришлось уйти.
— Когда же он ушел?
— Когда Саджаки решил промыть тебе мозги. Думаю, это была моя ошибка. Я не должна была позволить ему даже включать установку для чтения мыслей. — Для человека, признающегося в своей вине, голос Вольевой звучал до странности лишенным сожаления. Вероятно, Вольева считала, что одного факта признания ошибки уже более чем достаточно. — Когда Саджаки проверил характер твоих нервных окончаний, Похититель Солнц вошел в них и достиг механизма извлечения мыслей, закодировав себя там. Отсюда у него открылась возможность выхода в любую другую систему корабля.
Паскаль и Хоури слушали Вольеву в полном молчании, пока Хоури наконец не разразилась:
— Дать Саджаки заниматься со мной этим — не самое разумное твое решение, Илиа.
— Пожалуй, — ответила та, как будто эта мысль пришла ей в голову впервые. — Мне тоже так показалось.
Когда Силвест пришел в себя — а это могло произойти несколькими десятками секунд или минут позже начала обморока, — щитки, закрывавшие ему обзор, уже исчезли, а сам он неудержимо падал в глубь шахты. Он глянул вверх и, хотя это и было в нескольких километрах над его головой, увидел на месте недавней схватки пожарище. Стены шахты были покрыты выбоинами и следами ожогов в тех местах, куда ударили энергетические шквалы. Некоторые слова еще крутились в воздухе, но большая часть их была обрублена, так что идеограммы потеряли смысл. И как бы подтверждая, что их предупреждение стало совершенно бесцельным, слова перестали быть оружием. Силвест видел, как они возвращаются в свои углубления в скалах, будто вспугнутые вороны, летящие на свои деревья.
И еще что-то было не так.
Где же Саджаки?
— Что за чертовщина? — спросил он, надеясь, что скафандр справится с идиоматической лексикой. — Где он?
— Имело место наступление на автономные оборонительные системы, — информировал его скафандр, будто сообщал о погоде сегодняшнего утра.
— Спасибо, это я уже понял, но где же Саджаки?
— Его скафандр получил серьезнейшие повреждения при отступлении. Запасные телеметрические механизмы сообщили об обширных и, возможно, непоправимых повреждениях главных и вспомогательных ракетных двигателей.
— Я спросил тебя, где он?
— Его скафандр не в состоянии ни затормозить и снизить скорость падения, ни преодолеть силу Кориолиса, прижимающую его к стене шахты. Телеметрические наблюдения показывают, что сейчас он в пятнадцати километрах от нас и все еще падает со скоростью около одного км/сек.
— Он все еще падает?
— Похоже на то. Его ракетные двигатели не работают, а задействовать для торможения кошку со шнуром он при такой скорости не может. Он будет падать, пока его падение не будет остановлено дном шахты.
— Ты хочешь сказать, что он погибнет?
— В условиях прогнозируемой конечной скорости выживание исключается всеми прогностическими моделями.
— Один шанс на миллион, — вмешался Кэлвин.
Силвест изогнулся так, чтобы получить возможность глядеть вертикально вниз. Пятнадцать километров — это в семь раз превосходит ширину шахты. Он пристально всматривался вниз, продолжая одновременно падать в эту пропасть. Ему показалось, что он увидел вспышку — раз или два — на самом пределе видимости. Подумал, а не искры ли это, когда Саджаки ударяется в процессе падения о стены. И если он и в самом деле видел эти вспышки, то они, по-видимому, делались все меньше. Больше он не видел ничего, кроме гладких стен шахты.